«Микрофон включен. Читает М.Г. Петрова» – выставка, посвящённая Марии Григорьевне Петровой, народной артистке РСФСР, актрисе, режиссёру и диктору Ленинградского радио, открылась в школе № 683 Приморского района Петербурга. В этой школе уже два десятка лет работает музейно-педагогический комплекс «Отражение», где и развёрнута созданная по всем правилам музейного дела экспозиция. Выставку удалось открыть благодаря инициативе руководителя музея Василия Иванова, который стал её куратором.
Голос Марии Петровой известен нескольким поколениям ленинградцев и не только: народная артистка РСФСР проработала на радио 56 лет, записывала радиоспектакли и «Сказки по телефону», сыграла тысячи ролей в радиотеатре. Она получала мешки писем с благодарностями от слушателей разных поколений. Но в эпоху радио мало кто знал легендарную актрису в лицо, а выставки, посвящённой именно её жизни и творчеству, до сей поры не было. Эта – первая.
Более четырёхсот подлинных экспонатов – писем, афиш, предметов из личного архива, живописи и графики – предоставила внучка Марии Григорьевны Петровой художник Татьяна Баронова, а также несколько старых афиш и пионерский костюм актрисы-травести передал на выставку Театр юного зрителя им. Брянцева.
Дочка путиловского рабочего, плавильщика в мартеновском цехе Григория Дмитриевича Петрова Маша Петрова – девочка с Нарвской заставы – стала актрисой ТЮЗа под руководством Брянцева в 1930-м году. А до этого вопреки воле отца выбрала актёрский путь, поступив в Техникум сценических искусств (впоследствии ставший Ленинградским театральным институтом) к Леониду Сергеевичу Вивьену. В семье строго сказали, что помогать не будут, даже на трамвай не дадут, чтобы до учёбы доехать. Маша подрабатывала, не боялась никакого труда и училась.
«Когда Мария Григорьевна поступала в ТЮЗ к Брянцеву, на эту вакансию был конкурс, из четырёх актрис выбрали Петрову, – рассказывает Татьяна Баронова. – А в 1930 году её приглашают в Радиотеатр на Мойке, днём она работала там, а вечером успешно играла на сцене ТЮЗа, а потом, в апреле 1934-го, и вовсе ушла в штат Радиокомитета».
Молодая прелестная актриса согласилась на предложение режиссёра радиотеатра Юрия Калганова, не побоялась оставить сцену, где уже сыграла пятнадцать ролей, сосредоточившись на новом тогда направлении радиотеатра: она была уверена, что её аудитория не станет меньше, а возможности будут гораздо шире. Её голосом говорили тысячи героев – от Гекльберри Финна до Маугли, от слепого музыканта Петруся до Бибигона, от Дюймовочки с Русалочкой до Тимура и Чука и Гека… Её голос был совершенно уникальным – таким, что она даже письма получала с наивными вопросами: «Кто вы – дяденька или тётенька, девочка или мальчик?». Лев Мархасев в своей книге о Ленинградском радио «Белки в колесе» посвятил Марии Григорьевне немало проникновенных строк. Он начал слушать её ещё ребёнком до войны, а потом и работал с ней вместе на улице Ракова, ныне Итальянской, 27 – в Доме Радио.
Мархасев писал: «От других травести Петрову отличали естественность и органичность. Калганов всё чаще и чаще занимал её в своих радиоспектаклях. Причём вскоре выяснилось, что она успешно справляется с ролями, которые ей в ТЮЗе не поручали: маленькая, худенькая, очень подвижная и стремительная, она там была обречена вечно оставаться травести. А здесь, на радио, перед ней открывались куда более обширные горизонты: играть не только мальчишек и девчонок, но и девушек, и взрослых женщин, и даже старух…».
Для каждого ленинградца той поры годы войны и блокады стали особыми, переломными годами в жизни. Мария Петрова не была исключением. О том, что началась война, Мария узнала не из речи Молотова. В то воскресенье она с коллегами на машине уехала за город. В пути с одной из встречных машин им закричали: “Война, война!». Они развернулись и рванули назад, в Ленинград, к Радиокомитету…
Татьяна Баронова вспоминает по рассказам бабушки, что с 24 июня Мария Григорьевна должна была начать читать у микрофона радиотеатра повесть Льва Кассиля «Великое противостояние», даже печатная радиопрограмма была подготовлена с её фотографией: «И вот потом бабушка видела, как эту бумажную программу разрезали на полоски и наклеивали крест-накрест на стёкла, чтобы они не вылетали от взрывов. И от портрета оставалась на полоске часть лица, ухо, прядь волос…». Вся сетка вещания поменялась, Мария читала у микрофона военную публицистику – Тихонова, Эренбурга, Симонова, сообщения военных корреспондентов, письма с фронта, сводки Совинформбюро. Она ездила на окопы, она стала политруком Радиокомитета, дежурила в Доме радио, дежурила на крыше во время воздушных тревог. В архиве Татьяны Бароновой хранится блокнотик-ежедневник, куда Петрова записывала то, что должна сделать за сутки. С 6 утра и до 12 ночи дежурство в Доме радио, подготовка текстов, чтение у микрофона и так далее – расписанный поминутно блокадный день… У неё дважды воровали карточки – там же, в Доме радио, где бок о бок жили и умирали её коллеги. Она никого не винила, переносила голод стойко. Она даже нашла в себе силы отказаться от буханки хлеба, которую тогда протянула ей Ольга Берггольц – её соратница у микрофона, её «блокадная подружка».
Среди экспонатов выставки – подлинные предметы быта, сохранившиеся в семье. Игрушечная обезьянка Жаконя – из блокадного прошлого Марии Григорьевны. И оттуда же – портреты, небольшие этюды маслом и наброски карандашом. На всех изображена молодая женщина со светлыми волосами, убранными в косу, с нежным и в то же время чётко очерченным лицом, яркими глазами. Такой видел Марию Петрову художник Ярослав Николаев. Их соединило на всю жизнь блокадное время.
Татьяна Баронова рассказывает, что дед сначала услышал голос бабушки, который ни с каким другим голосом спутать было невозможно. Голос раздавался из городских репродукторов. А художник Ярослав Николаев шёл по проспекту 25-го Октября, который все равно все называли Невским: художник только выписался из стационара в Астории, где творческих людей поддерживали, чтобы они не умерли от дистрофии. Шёл и услышал среди блокадного города голос, читавший известнейшее в тридцатые годы стихотворение Льва Квитко в переводе Сергея Михалкова «Анна-Ванна, наш отряд хочет видеть поросят…». Ярослав решил, что непременно отыщет эту актрису с таким необычным голосом. И нашёл. К тому времени – а это был уже 1942 год – Петрова нет только читала у микрофона, но и играла на сцене Городского (Блокадного) театра. И вот за кулисы театра, разместившегося на проспекте 25-го Октября, где ныне Театр комедии, Ярослав Николаев пришёл знакомиться с Марией Петровой. Она тогда была занята в пьесе Константина Симонова «Русские люди»: играла разведчицу Валю Анощенко.
Татьяна Баронова вспоминает со слов бабушки, как произошло знакомство за кулисами Ярослава и Марии: «Бабушка говорила, что дед был «длинный, худой, вся душа в шарфе», сразу сказал, что художник и что хочет рисовать её портрет, а она ответила, что она артистка, очень занята и вообще у неё очень подвижное лицо». Но позировать она согласилась. Ходила на сеансы из Радиокомитета на Герцена, 38 – в Союз художников, читала во время сеанса вслух Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба». Однажды очень переживала, что не успела голову вымыть, поэтому позировать будет исключительно в белой шапочке. И теперь на выставке в школьном музее мы видим этот портрет в белой шапочке и картину «Пурга» – олицетворение блокады.
Поженились Мария и Ярослав 12 мая 1943 года. «Пошли в ЗАГС на Васильевском и расписались, – Татьяна Баронова продолжает рассказ о семейной истории. – День был холодный, в ЗАГСЕ сидела закутанная регистраторша, а бабушка с дедом были веселы, пешком пошли в Союз художников, даже не обращали внимания на воздушную тревогу, за что были оштрафованы милиционером». В Союзе художников молодожёнов ждали друзья. Мария увидела, что накрыт стол, а на тарелках – какие-то невиданные с довоенных дней яства: рыба, икра, фрукты, зелень. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это рисунки на бумажных тарелках, а угощение к свадебному столу – сэкономленный художниками хлеб, и ещё они водки раздобыли.
В книге «Белки в колесе» Лев Мархасев вспоминает эту пару, прожившую вместе 35 лет: «Высокий, сухопарый, сутулый, с умным лицом и ироническим взглядом за стёклами очков, он рядом с невысокой Марией Григорьевной всегда смотрелся этаким добрым, весёлым Кощеем, а временами напоминал хорошо выбритого Дон Кихота… При всей его независимости и даже язвительности он был под заметным влиянием жены, обожал её и гордился ею. А она поддразнивала его. С годами властность и твёрдость, которые всегда были в её характере, конечно, усиливались, а он всё пытался смягчать. А она ему выговаривала «по-радийному»: «Опять ты все микшируешь?». А между тем среди художников он слыл человеком резким, саркастическим и бескомпромиссным». При жизни у него не было ни одной персональной выставки, а его талант раскрылся именно в блокаду. Несколько лет назад в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме состоялась выставка «Блокада. Новый взгляд», где наряду с историей художника, архитектора, дизайнера и фотографа Бориса Смирнова, его фотосерией блокадных железных кроватей, были представлены живопись и графика Ярослава Николаева военных лет, что для многих стало открытием. А ныне в Центральном выставочном зале «Манеж» на масштабной выставке о блокадном Ленинграде имя Николаева стоит в одном ряду с именами Глебовой, Траугота, Рубанчика, Пахомова и других художников периода блокады.
После войны Мария Григорьевна продолжала невероятно много работать, жила работой, тщательно готовилась к каждой роли, переписывала своим чётким почерком от руки, расставляла акценты.
«Бабушка приходила к нам с сестрой в садик и школу – в концертном платье, с чемоданчиком, она производила на всех просто неизгладимое впечатление, когда устраивала такие концерты, – вспоминает Татьяна. – А в трамвае я ей говорила: “Бабушка, только молчи!”, ведь стоило ей хоть слово произнести, её тут же узнавали по голосу: ой как мы вас любим, мы на вашем голосе выросли».
Афиши, письма, открытки от слушателей. Ей писали дети и взрослые. Из Радиокомитета нельзя было выносить корреспонденцию, поэтому она некоторые письма переписывала себе в тетрадь.
«Милая дорогая Мария Григорьевна, извините, что я вас беспокою. Очень, очень давно собираюсь вам написать, а никак не удаётся… Мне 27 мая будет 65 лет, живу вместе с сестрой, муж умер, сын погиб на фронте, у сестры из-за тяжёлой работы туберкулёз, вы подумайте – в 57 лет чахотка… Как я люблю вас слушать по радио, ваш мальчишеский голос, я Сперантову тоже люблю, но вас больше…».
Возможно, выставка в школьном музее станет постоянно экспозицией, посвящённой легендарной Марии Григорьевне Петровой, народной артистке России.