1. ЮНЕСКО и генерал от педагогии
Сравнительно недавно в беспорядочных блужданиях по волнам интернета мне случилось прочесть следующее: «В 1997 году издательство ЮНЕСКО выпустило в четырёх томах статьи о ста выдающихся педагогах мира, которые оставили свой след в образовательной мысли. Из российских и советских мыслителей там названы Константин Ушинский, Лев Толстой, Лев Выготский, Павел Блонский – и, конечно же, феноменальный Антон Макаренко, новатор и экспериментатор воспитания».
Я ничего не могу сказать о Выготском, Блонском и Макаренко – советская эпоха меня интересует мало. Ушинский и Толстой – подрывные элементы; с Толстым это было официально признано, а если кого-то задела моя характеристика Ушинского, я прошу ознакомиться со статьёй, где я подробно аргументирую эту позицию.
Но интересно не то, как воспринимает русскую педагогику ЮНЕСКО (думаю, они скорее со слуха и отталкиваясь от нашего внутреннего контекста, – несколько мыслей, которые должны тут последовать, я пропущу за их очевидностью и предложу читателю подумать их самостоятельно). Занятнее столкнуться с развёрнутым восприятием старой русской школы нашими современниками. Я беру на себя обязательство со временем представить читателям доклад о том, что знают и думают о царской школе представленные в интернете широкие народные массы; уверяю, это будет – воспользуемся удачным выражением одного мультперсонажа – «душераздирающее зрелище». Сейчас возьмём другой аспект и посмотрим, что представляет собой дореволюционное образование в глазах генерала от педагогии. Увидеть такой взгляд в весьма подробном изложении нам позволила следующая статья: Хуторской Андрей Викторович. «Педагогический потенциал истории. От Руси к России». Она была опубликована в журнале «Народное образование» (2018 год, № 1–2, с. 143–169) и представляет собой аннотированный список выдающихся русских педагогов.
Повторим: автор этого материала – весьма высокопоставленная фигура, и воззрения, исходя из которых составлялся список влиятельных фигур воспитателей от Гостомысла до Шойгу, имеют официальный характер. Он член-корреспондент РАО и директор Института образования человека, доктор педагогических наук. Разумеется, как и любой исторический материал с таким глобальным подходом, этот сопровождается упрёками обществу в лени и отсутствии любопытства («Предложите современному учителю назвать хотя бы 30 знаменитых русских педагогов и их вклад в педагогику. Не многие учителя, да и вузовские преподаватели, методисты смогут это сделать») и нравоучительными сентенциями о важности исторического опыта («национальная педагогика – опора страны. Если её не знать и не применять, то нам будут всегда предлагать “иноземные решения”, за которые придётся платить своими деньгами, временем и усилиями. А система образования при этом будет строиться „на песке“, а не на прочном отечественном фундаменте. Такова участь „иванов, не помнящих родства“»). Список включает около 150 имён, он разделён на следующие части: «Педагоги Древней Руси», «Педагоги Российской империи», «Педагоги советского государства и эмиграции» и «Педагоги современной России». Два последних раздела мы не затрагиваем (за исключением некоторых переходных фигур), сосредоточимся на первых двух.
2. Кто в списке есть…
Каковы критерии отбора? Автор пишет: «Приоритет при отборе отдан наиболее древним педагогическим деятелям. Психологи, методисты в список педагогов не включены. Данный список открытый, но вполне достаточный для того, чтобы начать осознавать и строить фундамент отечественного образования». Реплики вроде «Русские педагоги – те, благодаря которым русский народ и Россия именно такие, какие они есть» позволяют включать в список лиц, не имеющих ни к школе, ни к педагогике никакого отношения: автор, как мы увидим, сильно злоупотребляет этой опцией. Сначала – немного статистики, что покажет, как автору видятся пропорции. Первый раздел открывается тремя именами, не имеющими к России никакого отношения, – это св. Григорий Назианзин и свв. Кирилл и Мефодий. Их мы учитывать не будем. Наряду с этим два богатыря, один князь (Владимир Мономах) и один боярин (Фёдор Ртищев), 10 духовных лиц, включая протопопа Аввакума, первопечатник Иван Фёдоров и лица (их пятеро), действительно имевшие отношение к образованию в XVII веке: Епифаний Славинецкий, Карион Истомин, братья Лихуды и Сильвестр Медведев.
Автор не верит критике Н.Ф. Каптерева (Годичный акт в Московской Духовной академии 1 октября 1889 года. О греко-латинских школах в Москве в XVII веке до открытия Славяно-Греко-Латинской Академии. Речь, произнесённая на публичном акте Московской духовной академии 1 октября 1889 года экстраординарным профессором Н. Каптеревым. М., 1889) и полагает училище при Андреевском монастыре и школу Спасского монастыря реально существовавшими. Включая школы, которых не было, он упускает выдающиеся фигуры и реальные школы: ничего не говорит о Типографском училище и его создателе иеромонахе Тимофее, а также игнорирует автора авторитетнейшей грамматики Мелетия Смотрицкого, как и вообще всю западно-русскую традицию: в список не попал и создатель Киевской духовной академии (используем позднейшее название) Пётр Могила. Фёдор Поликарпович Поликарпов-Орлов, преподаватель, писатель и переводчик, справщик, а затем директор Московского печатного двора и Синодальной типографии, выдающийся издатель учебной литературы, также ускользает от его внимания. Можно было бы включить – если уж князья и монархи попадают в список – и царя Бориса Фёдоровича, который впервые задумался о создании школы высшего типа и отправил нескольких учеников на Запад. Итак, по периоду до XVII века включительно мы имеем трёх деятелей, не связанных с Россией, 10 духовных лиц (несомненно имевших отношение к просвещению – больше ли, чем другие, не знаем), двух богатырей, двух князей и бояр и шесть несомненно образовательных деятелей – всего 23 (21 статья, свв. Кирилл и Мефодий и братья Лихуды идут по двое). Автору нельзя предъявить обвинение в смещении пропорций: с одной стороны, «школьная» эпоха наступила в России довольно поздно, с другой – мало мы обо всём этом знаем; но несколько важных пропусков, особенно в педагогической области, отметить стоит (даже если не настаивать на требовании учитывать и Западную Русь).
Перейдём к империи. Здесь – двое венценосцев (Пётр и Екатерина – оба заслуженно, и, возможно, в деятельности прочих не так акцентирован педагогический аспект, хотя заслуги перед просвещением – и немалые – есть у всех), всего один церковный деятель – Феофан Прокопович. Неутомимого просветителя митр. Платона (Левшина) нужно было вспомнить, не говоря уже о митр. Филарете (Дроздове). Можно было бы сказать, что это позиция, но, скорее всего, нет: создатели русского церковного просвещения эпохи империи не лежат на поверхности, и требуется усилие, чтобы их отыскать, но можем ли мы требовать такого усилия? Далее идут пятеро организаторов просвещения: четверо высокопоставленных – И.И. Бецкой, Ф.И. Янкович де Мириево, кн. Е.Р. Дашкова, гр. С.С. Уваров (единственный из министров просвещения) и, наконец, один от имени общества – Н.И. Новиков.
Дальше начинаются сложности. Семерых можно отнести к группе теоретиков просвещения: как наставники они не работали или это не самая важная сторона их деятельности, но писали педагогические сочинения, в том числе по истории педагогики (И.Т. Посошков, В.Н. Татищев, И.П. Пнин, Л.Н. Модзалевский, П.Ф. Каптерев, В.П. Вахтеров, В.В. Розанов). Можно выделить группу преподавателей среднего звена – теоретиков или авторов учебных пособий, она невелика (Л.Ф. Магницкий, Н.Г. Курганов, А.Ф. Бестужев), значительно более многочисленна группа профессоров с дополнительными заслугами, теоретическими и организаторскими, таких девять: М.В. Ломоносов как автор педагогических сочинений, но не как реальный руководитель петербургской академической гимназии, Н.Н. Поповский, А.А. Барсов, Н.И. Лобачевский, С.П. Шевырев, Н.И. Пирогов, Т.Н. Грановский, Д.И. Менделеев, П.Ф. Лесгафт. Двое фигурируют – наряду с прочими заслугами – как наставники наследника престола – М.М. Сперанский и В.А. Жуковский. Автор, по-видимому, просто не знает ни о роли Сперанского в создании Царскосельского лицея, ни об указе от 6 августа 1809 года об экзаменах на чин коллежского асессора. Равным образом совершенно в тени для него скромная деятельность будущего творца «Свода законов» на поприще духовного образования. Если бы он это знал, то, скорее всего, это упомянул бы, и Сперанский попал в нашей классификации в другую рубрику. Пятеро фигур – педагоги с первоклассной репутацией, с важной и теоретической, и практической стороной, а один по совместительству великий писатель (К.Д. Ушинский, В.И. Водовозов, В.Я. Стоюнин, Л.Н. Толстой, С.А. Рачинский), примыкают двое деятелей народной школы меньшего масштаба – Н.А. Корф и Н.Ф. Бунаков. Причислим их к предыдущей группе; тогда она составит 7 человек. Всего 37.
Но наряду с этим есть ещё одна многочисленная группа, присутствие которой в списке вызывает недоумение, поскольку её заслуги перед школой по крайней мере сомнительны. Открывает её известный вольнодумец, «свинья из стада Эпикурова» Д.С. Аничков. О нём сказано: «Объяснял происхождение религии страхом человека перед силами природы. В работе „Слово о …понятиях человеческих“ поставил вопросы нравственного, умственного и физического воспитания». Дальше идёт Ф.В. Кречетов. Приведём список его заслуг перед отечественным просвещением полностью: «Выступал за ограничение самодержавия, равноправие граждан, свободу слова, всемерное распространение знаний в народе. В 1786 г. начал издавать журнал „Не всё и не ничего“, запрещённый цензурой. В 1793 г. арестован и приговорён к бессрочному одиночному заключению в Петропавловской, а затем Шлиссельбургской крепости. Освобождён по амнистии в 1801 г., дальнейшая судьба неизвестна». Сопоставимы заслуги на поприще просвещения приятного поэта И.Ф. Богдановича («Переводил сочинения Вольтера, Ж.-Ж. Руссо, Д. Дидро и др. Издатель журнала „Невинное упражнение“, газеты „Санкт-Петербургские ведомости“. Автор сборников стихов, лирических комедий, драматических сочинений, стилизованных под русские народные сказки»). Не меньше и у А.Н. Радищева. Он «просветитель революционного направления. Считал, что воспитание человека должно быть политическим, направленным на развитие человека, готового к переустройству общества на основе идеалов справедливости. Требовал полноценного образования для всех россиян, независимо от сословия, ставил задачу формирования „сынов Отечества“, русских патриотов, граждан». Дальше идут Н.М. Карамзин (человек несомненно выдающийся, но – да простит нам его тень – критика инициированного Сперанским императорского указа не делает ему чести и далеко не составляет его главной заслуги). «В работах „История государства Российского“, „Записки о древней и новой России“ Карамзин осветил множество малоизвестных страниц русской истории, последовательно проводил мысль о преемственности в культуре и образовании, о необходимости либеральных реформ». Такое резюме вызывает невольное подозрение: а заглядывал ли автор в «Записки…»? А.С. Хомяков, И.В. Киреевский, В.Г. Белинский (его заслуги велики: наряду с учебником русской грамматики «в центре педагогических размышлений – личность как индивидуальное целостное единство психических свойств человека. В противовес сословно-профессиональному обучению выдвигал идеи общечеловеческого воспитания, которое реализуется через “родные, национальные явления”. Считал, что учить детей следует с шести лет. Первейшая задача образования – привить детям любовь к Родине, её природе, языку, истории. Важнейшими учебными предметами считал гуманитарные науки, способствующие “очеловечиванию” людей»). Затем следуют А.И. Герцен, Н.П. Огарев, Н.Г. Чернышевский, Н.Ф. Фёдоров (он не только философ – «преподавал историю и географию в уездных училищах»), Н.А. Добролюбов и В.С. Соловьёв. Это самая многочисленная группа – 14 из 51, отведённых периоду империи (если взять не выделенную автором переходную эпоху, то к ней будет причислен и К.Э. Циолковский, который считал, что «уроки должны развлекать»). Ещё из переходной эпохи – К.Н. Вентцель (отвергал старую школу и основал Дом свободного ребёнка, 1906–1907), В.М. Бехтерев (он попал бы в группу профессоров с дополнительными заслугами), М.И. Демков (историк педагогики, был бы в одной группе с Модзалевским) и В.И. Вернадский (фигура выдающаяся, но только не в школьной области). Все эти лица отнесены к советскому периоду.
3. И кого в списке нет…
Теперь переходим к самому интересному: кто не попал в список. Автор совершенно не видит и не принимает в расчёт среднюю школу. Основатель первой московской гимназии пастор Э. Глюк, создатель академических гимназий при Императорском Московском университете И.М. Шаден, выдающийся руководитель Казанской гимназии Ю.И. фон Каниц, основатель Благородного пансиона при Императорском Московском университете М.М. Херасков, его знаменитый многолетний руководитель А.А. Прокопович-Антонский, директора Царскосельского лицея В.Ф. Малиновский и Е.А. Энгельгардт, создатель Ришельевского лицея аббат Д.-Ш. Николль, из более поздней эпохи – основатели знаменитых частных гимназий К. Май, Л.И. Поливанов, С.Н. Фишер… Это только самые знаменитые, фигуры первого ряда. Неудивительно, что в список не попал выдающийся руководитель Сухопутного кадетского корпуса гр. Ф.Е. Ангальт, но как автор упустил тоже подиректорствовавшего там М.И. Кутузова? Если ты на двух страницах неблагонамеренной книжки потребуешь просвещать народ – директор Института образования человека и член-корреспондент РАО откроет тебе доступ в число выдающихся российских педагогов. Но если ты создашь образцовое среднеучебное заведение, будешь много лет преподавать в нём, напишешь много первоклассных пособий – не смей рассчитывать ни на что. Впрочем, организаторам тоже не везёт: министр в список попал только один, и что тогда говорить о попечителях округов? Приведём двух самых заметных – М.Н. Муравьева и гр. С.Г. Строганова в Москве. Муравьев должен был попасть в список и как воспитатель велиеого князя Александра Павловича, и в этом же качестве – Ф.-С. Лагарп; оба они имеют прямое отношение к образовательным реформам начала XIX века; но и этого не произошло. Разумеется, семейства меценатов – Демидовых, Безбородко – также не представлены. Отсутствие консервативных теоретиков и создателей прекрасного лицея М.Н. Каткова и П.М. Леонтьева можно объяснить тенденциозностью; но почему не попал тогда в список их оппонент А.П. Щапов, автор первой концепции всеобуча на русской почве? Написавший в юности воспитательный трактат Белинский вошёл в список. Хорошо, пусть будет; в конце концов, его концепция русской литературы повлияла на школу. Но повлияла она через хрестоматию его последователя А.Д. Галахова, а его в списке тоже нет.
Таким образом, мы в формировании списка наиболее значимых для автора фигур сталкиваемся с двумя тенденциями: с одной стороны, это несомненный крен в сторону освободительного движения, отчасти оттенённый – скорее, чем уравновешенный, – фигурами видных славянофилов (интересно, если бы автор не отнёс по недоразумению Карамзина, убеждавшего монарха, что самодержавие – палладиум России, к числу либералов, попал ли бы историограф в список?), с другой – самое невинное незнакомство с русской образовательной историей. Упрёк, который автор предъявляет обществу, с тем большим основанием относится к нему самому: представления о школе, которыми он руководствовался, отражают столь печальное положение дел, указывают на необходимость столь масштабной просветительской работы даже не в обществе в целом, а в профессиональном сообществе, что приходится с горечью констатировать: ситуация tabula rasa была бы предпочтительнее.