Кто и как занимается интеграцией мигрантов в России?

Что получает наша страна от миграции? А во что она нам обходится?  И кто платит? Кем и как миграционные процессы регулируются? Происходит ли при этом интеграция иных культур в нашу? Каковы дальнейшие перспективы такого международного сотрудничества? Всё это очень важные вопросы.   

Говорят, государство закрывает с помощью миграции дефицит на рынке труда и несколько корректирует наши грустные демографические графики.

Что ж, рассмотрим сначала первое. Дефицит вроде бы объективный, поскольку «решает», как говорится, рынок. Не чиновники завозят нам миллионы страждущих просто по доброте душевной. Рабочую силу из-за границы привлекает бизнес: строителей – из Узбекистана и Таджикистана, швей – из Индии и Пакистана, дворников – из Киргизии, а теперь ещё и из Кении. В декабре 2023 года Владимир Путин заявил, что в стране работает около 10 млн мигрантов. Это много. И в одночасье найти столько же рабочих рук внутри страны невозможно.

Миф о том, что иностранцы трудятся за копейки и тем обрекают на скрытую безработицу наших людей, давно развенчан действительностью. Строителям из Средней Азии, например, просто не выгодно работать здесь меньше, чем за сто тысяч рублей: половину они отправляют на родину, на оставшиеся закрывают потребности в жилье и питании. Дополнительно их работодатель берёт на себя издержки по оформлению нужных разрешений и уплату разных налогов и взносов. И это, конечно, не потому, что к нему стоит очередь из россиян, готовых работать за условные 80 тысяч, а он, русофоб проклятый, им всем отказывает. Никакой очереди нет.

Фото:  Евгений Павленко / Коммерсантъ

Мигранты нужны бизнесу. Бизнес и платит. А кто и как регулирует, чтобы всё было как надо? Кто проверяет, насколько въезжающие знают язык, историю и законы принимающей их страны? Кто из здесь доучивает? Кто помогает иностранцам встраиваться в общество? Удивительно, но различные экзамены для мигрантов проводят частные фирмы, помогающие, кроме прочего, оформить иностранцам необходимые разрешения. Разные дополнительные курсы в массе, опять же, предлагают коммерческие организации, сотрудничающие с работодателями. Если те решат, что их работникам неплохо было бы подучить язык и поближе познакомиться с местной культурой – они заплатят, а нет – значит, нет.

А государство? А оно стоит над всем этим как бы грозным цербером, осуществляя учёт, контроль и надзор. Но цербер, во-первых, не очень-то активен и резв, потому что он бюрократ, а во-вторых, он совсем не про интеграцию. Вопросы социальной и культурной адаптации мигрантов отданы на откуп субъектам РФ, а финансирование – соответственно – местным бюджетам. А там уж по остаточному принципу отчитаются о поддержке двух-трёх НКО и проведении одного мероприятия раз в квартал, да и хватит.

Сейчас как будто бы обещают перемены. Анонсируют создание единого госоператора «Работа в России» – компании, которая будет заниматься наймом мигрантов, мониторингом их занятости, контролем, решением социально-правовых вопросов. Ещё говорят о необходимости создания цифровых профилей на иностранцев. Но это всё пока опять про бюрократию, про технические моменты. Ведомства, которое бы комплексно занималось конкретно адаптацией иностранцев, в России нет. И отдельной статьи расходов в бюджете, кажется, нет.

И в этом плане, конечно, очень интересно, а как в таких условиях можно всерьёз думать о вторичной выгоде миграции – в смысле улучшения с её помощью демографии. Об этом говорят официально – с расчётами, выкладками. Вот, дескать, если мигрантами, получающими гражданство России, добавлять к нации по 400 тысяч человек ежегодно, то очень даже может быть неплохо. Но что ж хорошего, если не заниматься – опять же! – интеграцией?

Ладно, дети, рождённые в России от иностранцев, получают шанс встроиться в общество благодаря тому, что с младенчества они в новой среде. В детском саду, в школе хочешь не хочешь, а заговоришь и начнёшь воспринимать культуру. Для детей работают понятные схемы: чем раньше ты оказываешься в новых условиях, чем меньше в окружении похожих на тебя, тем быстрее адаптируешься. Детская психика весьма пластична, и всем хочется дружить и играть со сверстниками. Сегодня, правда, и с этим есть проблемы. Анклавизация, против которой никто на госуровне тоже ничего не предпринимает, приводит к тому, что в иных школах «новых россиян» становится больше, чем «старых». Но всё же процесс адаптации хоть как-то идёт. А кто и как позаботится о том, чтоб в новое общество встроились мамы и папы этих детей?

Фото: Александр Миридонов / Коммерсантъ

Интеграция – это безусловно вопрос денег. Но и не только. Деньги-то власть готова тратить в виде детских пособий. Но вот организовать что-то полезное и вовлечь в это – уже сложнее. Можно открыть тысячи вечерних школ, но как замотивировать пойти в них человека, отпахавшего 12 часов на стройке или 14 часов в такси? А как зазвать туда женщину-домохозяйку, у которой четверо детей, младшим из которых год и три? Очевидно, школы такие должны работать в странах, откуда прибывают мигранты. И они там даже есть. Но подход к обучению формальный, а контролировать отсюда процесс почти невозможно.

И вот мы приходим к «неожиданной» мысли: оказывается, миграционная политика – это трудно и дорого. Что же делать? Одно из двух: либо закрывать проект вовсе вместе с границами и имеющиеся скудные ресурсы направлять на борьбу со всё же проникающими в страну нелегалами, либо таки создавать условия для новых граждан и временных рабочих и платить, платить, платить. Скажут, что тогда это совсем невыгодно. Но ведь выгода – это не та ситуация, когда платишь поменьше, а получаешь побольше, а та, при которой ты платишь столько, сколько стоит то, что тебе нужно, а получаешь то, что сам произвести не можешь. Вот на этот вопрос нам и нужно ответить определённо: можем мы сегодня обойтись без мигрантов или нет? Если нет, то сэкономить точно не выйдет.