Эта очередь стала действительно историческим событием, и не только потому, что в тот день в Москве был установлен мировой рекорд (который с большой вероятностью никогда не будет побит): в первый день «Макдоналдс» на Пушке обслужил более 30 тысяч посетителей.
Фото: pixabayЭта очередь стала неким символом, известным не только в России. Например, занятие в турецкой киношколе наш преподаватель, культуролог из Измирского университета начал с описания нашей очереди как примера того, что в современном мире «идеи, образ жизни продаются лучше товаров». Все посмотрели на меня – единственного человека из России, современника великих событий: «Это правда? Может, вы стояли, потому, что нечего было есть?». Ну нет же, очередь за едой – это совсем другое, мы-то знаем.
Те, кто стоял 31 января 1990 года три-четыре часа на морозе, мёрзли, конечно, не за тем, чтобы поесть картошки фри (хоть было интересно). Они стремились к порталу в новую жизнь, где за едой больше не придётся стоять в очередях, где тебе за три рубля будут улыбаться официанты, где булочки будут всегда мягкими, а пирожок – хрустящим, где будет всё, как у нормальных людей во всём цивилизованном мире. Это была очередь в светлое будущее. Недаром многие вспоминали там, как они стояли вот так же когда-то в Мавзолей.
Светлана Ольгина, москвичка, 46 лет: «Вечером 31 января 1990 года к нам домой пришёл ухажёр моей старшей сестры – знакомиться с родителями будущей невесты. Им он принёс шампанское и конфеты, а мне – флажок из «Макдоналдса». Он рассказал, что туда сейчас не попасть, очень много людей, но у него там блат – знакомый охранник, поэтому он попал без очереди. Он описывал как мог вкус молочного коктейля и показал коробочку от биг-мака. Мне показалось, что от него даже пахло как-то особенно, «по-заграничному».
Надо сказать, что тогда я испытывала двойственные чувства: с одной стороны, повезло, раз у нас теперь есть блат в «Макдоналдсе» – я решила воспользоваться положением и попросить ухажёра провести и меня как-нибудь без очереди. С другой стороны, я поняла, что мне уже не побывать никогда в легендарном кафе “Лира”. Богемные родители моих друзей рассказывали, как в 60-х годах они ходили туда пить коктейли и слушать запрещённую музыку, и мы мечтали. Ушла, как теперь говорят, эпоха. Теперь на этом месте весёлый американский клоун предлагает невиданную еду. Впрочем, одно не изменилось: попасть туда можно только по блату».
Кстати, очереди «на Пушке» стояли ещё довольно долго, но, попадая внутрь, все клиенты оказывались равны, будто макдоналдская картошка-фри: будь ты в норковой шапке или в спортивном «петушке», всем одинаково улыбались, кричали: «Свободная касса», давали одинаковый поднос и клали в гамбургеры абсолютно одинаковые котлеты.
Фото: pixabayМало того, поговаривали, что такая же демократия царит и по ту сторону кассы: якобы каждый работник «Макдоналдса» может подняться от уборщика до директора, если он будет прилежно трудиться, соблюдать правила и собирать изо дня в день плюсики в КЛН – контрольный лист наблюдений.
Вместе с заморской едой к нам пришла совершенно новая система трудовых взаимоотношений, которая вообще исключает человеческий фактор. Это у нас-то, где абсолютно везде, даже в самых строгих структурах, всё держалось на личных взаимоотношениях. И это казалось невозможным даже больше, чем приветливый работник общепита.
Позже, в 2003 году, в еженедельнике «Большой город» вышел материал, наделавший много шума: «Оксана № 175, или Правда о ресторане “Макдоналдс”». По заданию редакции корреспондент издания Оксана Прилепина устроилась на работу в «Макдоналдс» и описала свой опыт. Это было похоже на антиутопию про тоталитарное общество: «То, что я сейчас скажу, вы должны знать наизусть, – говорила Елена Лучкова, ассистент директора, – а потому лучше записывайте. Главный принцип нашей работы – ККЧД. (Пауза.) Первая «ка» – качество, вторая – культура обслуживания. Это так приятно, когда с посетителем здороваешься и прощаешься! «Че» – чистота, «дэ» – доступность. (Длинная пауза.). A теперь повторим. «Ка»?!
Мы произнесли хором: «Качество!». И так далее по тексту.
– Второй наш принцип, – продолжала ассистент директора, после того как мы усвоили первый, – ККК (ка-ка-ка): контакт, кооперация, координация. Это означает, что мы всегда должны помогать друг другу на любом участке работы. Итак, повторим. «Ка!»…
Оксана Прилепина, журналист, который поменял профессию, вспоминает свои ощущения: «Когда я, человек, привыкший думать и поступать свободно, попала в эту систему, сначала испытала шок и отвращение, а потом решила, что так нельзя: до тех пор, пока я не пойму этих людей, до тех пор, пока мне не понравится это, я не могу уйти. Моя трансформация и попытка вникнуть были довольно драматическими. Когда я попала на работу в «Макдоналдс», первое, что со мной сделали, – это отобрали моё имя и дали вместо него номер. Затем у меня отобрали родной язык: мне дали шаблонные фразы, которые я могу произносить, и по-русски они звучали чудовищно. Я не могла называть предметы привычными русскими словами: швабра была обязательно «мапом», а мусорный мешок – «гарбич». Это надо было заучить и говорить только так.
Фото: pixabayЯ была поставлена на так называемую «станцию картошки-фри», мне выделили две или три фразы, которые я имею право говорить, всё остальное нельзя. У меня отобрали волю к словам: я должна была думать то, что мне велели думать.
У меня отобрали право знать, где моя семья. Когда я попала в «Макдоналдс», мне сказали: «Теперь твоя семья здесь».
На «брейках» кормили едой из «Макдоналдса», но давали не то, что ты хочешь, а строго по списку. И, думаю, тут дело не в том, что компания таким образом экономила. Мне казалось, что это как раз вопрос посягательств на мою волю, на мой внутренний мир.
Я пыталась быть довольно искренней, и бывало, что я забывала, что я журналист, и всерьёз рассуждала, как я буду здесь строить свою жизнь. Я пыталась разговаривать с разными людьми во время обеденного перерыва. На меня смотрели, как на ненормальную: между собой разговаривать, выплёскивать эмоции здесь не принято.
В ту пору текучка была огромная. Не просто так там были поощрения за то, что кого-то привёл, не просто так настолько формальное отношение. В этом есть смысл – и коммерческий, и даже человеческий: невозможно через себя пропустить такой поток. Но я пыталась понять тех, кто остался, что их здесь держит, а это были времена, когда устроиться в Москве официантом можно было легко. Они не выглядели роботами и не были несчастными, они действительно относились к «Макдоналдсу» как к семье.
Потом я поняла, что остаются те, кто пришёл за стабильностью, за понятными правилами: сделал всё, что требуется, – получи деньги. Ну – да, слегка с перегибами, но человек к этому может привыкнуть. За тебя всё продумали, прочувствовали, дали тебе слова, – я поняла со временем, что многие люди и не хотят свободы: это трудно, это больно всерьёз думать о своём месте в мире, поиск – огромный труд.
Несмотря на то что я испытала полную неприязнь, я всё равно эту систему приветствую. Она во многом оказалась полезной. Наш неформальный подход – со взятками, панибратством и прочим – нужно было ломать формальной системой с общими критериями. Сейчас я думаю: чем жизнь разнообразнее, тем лучше.
Проблема наша была ещё в том, что мы от ждали от «Макдоналдса» чего-то священного. Он был не просто смыслом, а светом, который проведёт нас в счастливое будущее. И это была глупая идея, потому что вообще не надо возлагать на системы, какие бы они ни были, слишком большие надежды. А сама система не виновата… Это как ругать интернет».
