Воспоминания о славянстве

Полторы тысячи лет назад славянские племена начали свою экспансию. На западе потеснили германцев, поселившись на Эльбе, которую назвали Лабой. На юге они проникли далеко на Балканы, где ассимилировали древние балканские народы. И по сей день южные славяне внешне больше похожи на греков и албанцев, но говорят на языках, которые близки западным и восточным славянам

Фото: Александр Кряжев / РИА Новости

Фото: Александр Кряжев / РИА Новости

На востоке славяне заселили поймы рек на равнине, которую позже назовут Русской: «…славяне, придя, сели по Днепру и назвались полянами, а другие – древлянами, потому что сели в лесах, а другие сели между Припятью и Двиною и назвались дреговичами, иные сели по Двине и назвались полочанами, по речке, впадающей в Двину, именуемой Полота, от неё и прозвались полочане. Те же славяне, которые сели около озера Ильмень, назывались своим именем и построили город, и назвали его Новгородом. А другие сели по Десне, и по Сейму, и по Суле и назвались северянами. И так распространился славянский народ, а по его имени и грамота назвалась славянской» («Повесть временных лет»).

С течением лет славянское единство было утрачено. Иногда правители славянских государств ещё апеллировали к памяти о былом единстве, особенно если нужно было сплотиться против общего врага. Так, в XIII веке чешский король Оттокар II в своём «Манифесте к полякам» призывал «сохранять верность языковому и кровному родству чехов и поляков, чтобы «наконец заткнуть немецкую ненасытную пасть» (цит. по: Курт Хюбнер, «Нация: от забвения к возрождению»).  

На Руси о былом славянском единстве вспоминали нечасто. Неслучайно книга Мавро Орбини «Славянское царство» была частично переведена на русский язык только через сто лет, при Петре Великом, но не получила распространения. Её читатели просто не заметили.

Книга Мавро Орбини «Славянское царство». Фото: общественное достояние
Книга Мавро Орбини «Славянское царство». Фото: общественное достояние

Положение дел резко изменилось в XIX веке. И сначала не в России, а именно у западных славян. Чешский народ находился под угрозой ассимиляции немцами. В городах Богемии и Моравии преобладали немцы, немецкая культура и немецкий язык. Власть принадлежала немецкой династии Габсбургов. Подъём чешской культуры, начало национального возрождения во второй половине XVIII – XIX веках помогли возродить и идею о славянском единстве. Вместе с другими славянскими народами проще бороться за свои политические права. Общеславянскую культуру легче противопоставить немецкой и венгерской, чем только чешскую или словацкую. Именно в чешской Праге в 1848 году состоялся первый Славянский съезд (Общеславянский конгресс). На него собрались делегаты многих славянских народов: чехи, словаки, хорваты, сербы, словенцы, русины. Русских представлял революционер Михаил Бакунин. Здесь же, в Чехии, в 1862 году возникнет спортивное, но политизированное и даже военизированное движение «Сокол». Его отделения появятся во многих славянских землях, а идеология будет сочетать чешский национализм с панславизмом.

Идеи славянского единства и панславизма широко распространились среди западных и южных славян. В Россию они пришли чуть позже, хотя в 1850 году Тютчев писал:

И своды древние Софии

В возобновлённой Византии

Вновь осенит Христов алтарь.

Пади пред ним, о царь России, –

И встань как всеславянский царь! 

Московские славянофилы, кроме Погодина и, возможно, Хомякова, относились к панславизму осторожно. Стержнем славянофильской идеи было православие, а многие славянские народы исповедовали католичество, к которому тогда в России относились с предубеждением. «В панславизм мы не верим и считаем его невозможным», – утверждал молодой Иван Аксаков в 1849 году. По его словам, «католицизм Богемии и Польши составляет элемент враждебный, чуждый». Кроме того, «большая часть славянских племён уже заражена влиянием пустого западного либерализма, который противен духу русского народа и никогда к нему привиться не может». Наконец, Ивана Аксакова более всего занимает не славянство, а Русь, а его брата Константина Аксакова «даже упрекают в совершеннейшем равнодушии ко всем славянам, кроме России, и то даже не всей, а собственно Великороссии» (цит. по: Анджей Валицкий. «В кругу консервативных утопий»).

Иван Аксаков. Фото: Андрей Деньер / Wikipedia
Иван Аксаков. Фото: Андрей Деньер / Wikipedia

Но пройдет 12 лет. Константин Аксаков умрёт от скоротечного туберкулеза, а Иван радикально пересмотрит свои взгляды на славянство. В 1860 году он совершит поездку по славянским землям Восточной Европы. Его приятно удивит, что даже хорваты-католики настроены русофильски. На дружеских попойках в честь московского гостя беспрерывно звучало: «Живео Рус», «Живео Москва». 

Аксаков записал одну из русофильских песен, которую исполняли в его честь. 

Москва, свята Москва!

<…>

Славянство те чека,

Да ты всем нам будешь

Медина и Мекка.

В России славянофильские издания не имели спроса. В славянских же землях интерес к ним был огромным. Аксаков писал, что с номером славянофильской газеты «Парус» он мог беспрепятственно путешествовать по всей Хорватии, а слова «уредник (редактор) “Паруса”» служили ему лучшей визитной карточкой.

Аксакову понравилась и Сербия: отсутствие там резких имущественных контрастов, сословного деления, социальный мир, народный характер власти. В Черногории он видел князя Данило, который, сидя в простой рубашке на камне или на пне, вершил суд. Будто во времена Ярослава Мудрого.

Поездка заметно повлияла на взгляды Ивана Сергеевича Аксакова, который стал до конца жизни горячим сторонником славянского единства и одним из главных пропагандистов панславизма. В России начнут появляться благотворительные славянские комитеты, которые подготовят общественное мнение к освободительной войне 1877–1878 годов.

Россия с XV века была независимым государством, но к панславизму русских побудили обратиться другие обстоятельства. Крымская война, сплочение против России почти всех стран Европы показали, что европейцы Россию своей не считают. Появилась потребность найти новых союзников, притом союзников искренних. Таких и увидели в славянах.

Порт Балаклавы в 1855 году. Фото: Roger Fenton / Wikipedia
Порт Балаклавы в 1855 году. Фото: Roger Fenton / Wikipedia

На рубеже 1860–1870-х Николай Данилевский печатает свою книгу «Россия и Европа». Он уверен, что русский народ не одинок в этом мире. Вместе с другими славянскими народами русские составляют особый культурно-исторический тип. Впереди создание Всеславянского союза со столицей в освобождённом от турок Царьграде. 

В 1876-м русские добровольцы во главе с генералом Черняевым сражались за Сербию против турок. В 1877-м Россия начинает освободительную войну на Балканах. Россию подозревали в том, что она преследует свои интересы (будто в этом есть что-то дурное). На самом же деле русские солдаты пролили немало крови на Балканах не во имя России, а во имя балканских славян. Русские подарили государственность болгарскому народу. Способствовали независимости Сербии и Черногории, да к тому же ещё и неславянской Румынии. Но политических или экономических выгод Россия от этого не получила. В разгар войны Фёдор Михайлович Достоевский оставил в «Дневнике писателя» слова, которые считаются пророческими. Он писал, что не стоит ждать благодарности от освобождённых славян – её не будет. Хуже того, «не будет у России, и никогда ещё не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобождёнными!» (Ф.М. Достоевский. Дневник писателя. Ноябрь 1877 года). 

Достоевский прав лишь отчасти, хотя он глубоко знал не столько славянские страны (их он как раз не изучал специально), сколько свойства человеческой психики, самой природы человека. 

В Болгарии русским посвящено более 400 памятников. Даже во время мировых войн, когда Болгария становилась на сторону Германии, и позже, в годы коммунистической власти, в Болгарии не переименовывали улицы, названные в честь русских генералов и царя-освободителя Александра II. В Болгарии есть сёла, названные в честь генералов Драгомирова, Скобелева, Тотлебена, в честь дипломата графа Игнатьева, в честь Ивана Аксакова.

Однако национальные интересы болгар, сербов, хорватов, чехов, словаков в конечном счёте оказались важнее древнего, но так и не возрождённого в полной мере славянского единства. Не прошло и 10 лет после освобождения, как не только славянские, но и православные Сербия и Болгария начали воевать друг с другом (война 1885 года). Македонию много лет будут делить сербские и болгарские четники, причём сербы станут для болгар противником более грозным, чем турки. 

Для России увлечение панславизмом тоже будет недолгим, и затронет оно только часть интеллигенции. «Тот, кто представлял себе, что в России в народе широко распространено такое же понимание славянства, как у нас, был очень разочарован, меня же самого более всего в этом смысле поразил ответ, который я получил на попытку растолковать, что я чех:

Так вы православный или поляк?» – писал Вацлав Найрбт, участник движения «Сокол» (цит. по: Сергей Солоух. Предисловие к «Дневнику полковника Швеца»).

Да и сами чехи позабудут о панславизме после Первой мировой, когда Чехословакия станет независимым государством. 

Во время 2-й Балканской войны (1913 год) Сербия в союзе с Грецией, Румынией и даже Турцией выступит против Болгарии и отнимет у неё большую часть той самой Македонии. Неудивительно, что в годы Первой мировой Сербия и Болгария снова окажутся врагами. Сербия на стороне Антанты, Болгария – на стороне Германии, Австро-Венгрии и… Турции. В России возмущались, негодовали. Начальник Генштаба генерал Алексеев был уверен, что болгары не посмеют поднять против русских оружие. Поэтому послал на фронт против болгар только немногочисленный корпус генерала Зайончковского. Но болгары пошли воевать за Добруджу, историческую область, которую они считали колыбелью своей государственности. И готовы были смести со своего пути кого угодно. В русской армии тогда сражался молодой писатель Валентин Катаев. Ему запомнилась страшная старуха, оставшаяся в заброшенной болгарской деревне: «Она смотрела с ненавистью нам вслед и посылала проклятья на своём непонятном языке» (Валентин Катаев. «Юношеский роман»).

Вот так… Даже язык показался непонятным. 

Славянское единство – не миф, а воспоминание о далёком прошлом. Очень далёком.

 

Читайте также