С разрешения автора «Стол» публикует отрывки из его дневника.
* * *
11 марта 2020 года
Это важно. Я знаю, что все очень умны и много читают. У нас есть доступ к огромному количеству информации. Мы все наркоманы новостей. Итак, коронавирус здесь. Мы в лучшей форме, чем Италия. Мы начали беспокоиться раньше, и мы более защищены в смысле социальных контактов. Я был в Италии много раз, и я знаю, как там много социальных контактов.
Мы должны относиться к этому очень серьёзно. Люди будут болеть. 10 % заболевших, скорее всего, будут госпитализированы, и многим из них понадобится уход в палатах интенсивной терапии (на самом деле это бывает необходимо с любым дыхательным вирусом, но у этого коронавируса более высокие шансы вызвать тяжёлую пневмонию). У нас есть больше больниц и палат интенсивной терапии, чем в Италии. У нас много аппаратов ИВЛ. В трудное время мы сможем создать больше пространства интенсивной терапии, и все готовы работать сверхурочно. Из минусов: у нас стареющее и нездоровое население с большим количеством хронических заболеваний плюс плохой доступ к здравоохранению и никаких ресурсов. Скорее всего, это создаст определённое напряжение на больничную систему. Но мы должны быть готовыми.
Иллюстрация autodraw.com13 марта
Пожалуйста, те, у кого есть старшие родственники, отправьте их в карантин. Это важнее, чем карантин детей. Организуйте доставку покупок, но не посещайте их, не просите их нянчить детей – особенно если ваш ребёнок или вы сами больны. Если они работают и могут взять выходной – пожалуйста, скажите им, чтобы они сделали это.
Итальянские больницы рухнули из-за притока тяжёлых пациентов старше 65 лет. Молодые люди тоже могут тяжело переносить заболевания, но их доля непропорционально ниже.
14 марта
Кое-что о социальном расстоянии. Пожалуйста, отнеситесь к этому серьёзно. Я знаю, что всем нужно видеть людей, особенно в трудные времена, но сейчас это должен быть другой тип встреч. Встречаемся только снаружи. Бары и рестораны – самое опасное место. Вирус может присутствовать в капельках воздуха некоторое время. Обмен едой – тоже плохая идея. Детские встречи – тоже плохая идея. Дети редко болеют коронавирусом, но они всё равно могут распространять вирус, так что посиделки с множеством детей – это плохая идея. Пожалуйста, будьте осторожны.
15 марта
Думаю, у нас настанут трудные времена здесь через 10–14 дней. Я бы хотел ошибаться, у нас есть шанс не достичь итальянских масштабов, но идея достичь глобальной социальной дистанции в Нью-Йорке без привлечения национальной гвардии выглядит довольно сомнительно. Всё ещё важно попытаться и сделать всё возможное для поддержания социального дистанцирования, но до тех пор, пока в это не вмешается правительство, следует ждать роста заболеваемости.
Но я всё равно полагаю, что у нас будут заполнены больницы. Каждая больница готовится сейчас, некоторые делают лучше, некоторые – хуже, но мы все стараемся выполнять наш план.
15 марта
Большинство больниц испытывает нехватку медицинских масок и дезинфекторов. Мы пытаемся сохранить маски, но это приводит к небезопасной практике и угрозе заражения персонала. Рассмотрим самый строгий карантин за две-три недели. Поставки дезинфекторов пока идут хорошо, но мы не знаем, как долго это будет продолжаться. Подумайте об этом. Рассчитайте реалистично, сколько вам нужно масок для себя и семьи, и пожертвуйте врачам остальное. Спасибо.
17 марта
Немного новостей с полей сражений. Пациенты поступают, пока что у нас единицы тяжёлых, но много среднетяжёлых и лёгких пациентов с высоким подозрением. К счастью, койки с изоляцией есть. Боюсь, ненадолго, и придётся в больнице делать ковидные отделения. По моим ощущениям, больше пациентов в Бронксе и на севере Манхэттена, чем в Мидтауне и Бруклине, что в целом логично. Основная проблема – защита персонала. Не хватает масок всех видов, защиты глаз, биокостюмов. И это практически повсеместно. Персонал напуган, многие сказываются больными, и у меня всё больше опасений, что скоро нам не будет хватать персонала.
18 марта
Мы пока живём первую неделю в условиях средней изоляции, в Италии уже несколько недель жёсткий карантин, Китай начинает отказываться от карантина. Какие-то ограничения есть во всех странах. Это новая реальность. Нам всем очень будет не хватать тёплого лампового «доковидного» (я патентую это прилагательное) мира. Но это не повод сходить с ума. Большинство из нас переживёт это, и, в отличие от Второй мировой войны, большинство семей не будет затронуто жертвами. Но при этом ментальное напряжение в обществе уже очевидно.
Молодые люди с лёгкой формой или подозрением на инфекцию, а то и просто здоровые люди, страшно тяжело переносят именно ментальное давление. Лёгкое физиологическое течение сопровождается бессонницей, манией, поглощением огромного количества информации по теме. Это очень серьёзно. Это может случиться с каждым и, скорее всего, не пройдёт бесследно для душевного здоровья. Найдите какую-то отдушину: любимые книги, игры, фильмы, индивидуальный спорт. Медитация, в конце концов. Не думайте об этом целыми днями, не читайте новости о вирусе. Когда случится что-то хорошее – вам наверняка сообщат. Удачи всем, я обратно – в наш «заповедник».
Иллюстрация autodraw.com20 марта
Энный день эпидемии. В Бруклине полёт нормальный. Из интересных нововведений: переняв шереметьевский опыт, поставили на входе в больницу женщин в масках и с термометрами. Градусники догадались им выдать бесконтактные, но бесконтактный градусник не значит бесконтактное измерение температуры. Возможно, у меня получилось увернуться глазом от аристократично выставленного мизинца державшей термометр руки, но на сто процентов уверен я не был, так что сразу промыл глаз антисептиком, которого пока в избытке. Глаз послезился минуту и прошёл. Руки, которые я мою семьдесят три тысячи раз в день, тоже особо не шелушатся и страшными язвами не покрылись. Разбавляют, догадался Штирлиц.
Другая интересная инновация: у больницы поставили палатку, в которой тестируют всё желающее население на «корону». «Теперь ты ещё полдня за ним бегать будешь, чтобы фотографию отдать сообщить результаты». Очередь выстроилась приличная, на полтора квартала. С социальной изоляцией явно было не очень. Смысл новаторской палатки пока что не разглашается, но народ радовался встречи с соседями, улыбался. Разгадав в нас с Хосе сотрудников, проходящий мимо чувак спросил, стоит ли ему провериться? Выспросив вежливо о его самочувствии, мы с Хосе дружно отсоветовали, порекомендовали мыть руки и держаться от людей подальше.
– Отлично, – потрясая сумкой с нарисованным пистолетом сказал чувак, – я как раз иду в на тренировку в тир, не думаю, что там будет многолюдно.
Внутри больницы всё не так весело. Тяжёлые пациенты поступают каждый день, появились и молодые. Пока все с сопутствующими патологиями и не в ужасном состоянии. Перегруза нет, но в основном из-за того, что отказались от любого элективного бизнеса. Всё пошло на борьбу с «короной». Клиники работают, но люди не ходят: видимо, страшно. Каждый пациент с подозрением отправляется в изоляцию с разноцветными наклейками. Розовая – аэрозольные, оранжевая – капельные и зелёная – контактные предосторожности. Конечно, бывало, что в одном пациенте собрались подозрения на туберкулёз, грипп и какую-нибудь малочувствительную к антибиотиками бактерию, но такое встречается крайне редко. Теперь палат с этим «светофором» почти половина. Новые случаи ковида при этом часто ухудшаются в общих палатах, так как диагноз не заподозрили в размытой картине множества с трудом контролируемых хронических бед.
Странным образом вирус действует примерно так же, как в одном эпизоде «Симпсонов» действовал антибиотик на организм Монти Бернса: множество различных патологий, живущих в гармонии и симбиозе друг с другом, неожиданно подверглись атаке извне и понеслись снежным комом в неконтролируемом пике. Очень неприятно.
20 марта
День эпидемии n+1, информация по двум больницам среднего размера в разных районах города. Особо ничего не изменилось. Каждый день поступает 2–3 тяжёлых пациента. Все с достаточно типичной картинкой: одышка, падение кислорода. Разброс по возрасту у тяжёлых пациентов широкий, появились молодые пациенты, пациенты постарше без особых хронических проблем. Течение у них пока стабильное, шока нет, отказа органов тоже. Те органы, что не работали до инфекции, улучшаться от неё не планируют. В Бронксе эпидемия постарше, чем в Бруклине, пока все пациенты с нормальным анамнезом живы и стабильны. Кого-то экстубировали, кто-то обошёлся без вентилятора. Но, похоже, что те, кому понадобилась искусственная вентиляция лёгких, нуждаются в ней минимум 8–10 дней.
Из интересных наблюдений – факт, что температура – редкость в начале болезни. Многие пациенты маялись с малоспецифичными симптомами 3–4 дня, прежде чем начали испытывать недомогание, достаточно заметное для обращения в больницу.
Немного по организации для тех, кто работает в больницах. Пока количество тяжёлых больных увеличивается медленно, имеет смысл задуматься над тем, как накапливать запасы защитных средств. Маски высокого уровня защиты должны быть на вес золота, запираться и выдаваться только тем, кто будет иметь дело с пациентами. Остальной персонал должен ходить в обычных хирургических масках, так как, скорее всего, с вирусом они уже сталкивались.
Иллюстрация autodraw.comНужен протокол и для карантина персонала. У нас всё пока, к сожалению, только обсуждается, а ситуация потихоньку ухудшается. Так как пациенты проводят времени в реанимациях довольно много, в какой-то момент койки закончатся.
Как-то всё достаточно безрадостно, даже препираться с женщинами с градусниками, дежурящими у входа в больницу, стало неинтересно.
Сегодня впервые интубировал в строительной маске поверх остального снаряжения. Пациент оказался не слишком подозрительным на ковид, но хоть присутствующим стало на минутку веселее. Страшнее всего, что остановилась любая нековидная медицинская жизнь. Не очень понятно, сколько будет побочных жертв среди пациентов, которые, не заболев этим вирусом или не заболев его тяжёлой формой, не смогут получить нужной помощи.
21 марта
Вот ведь штука, проснулся знаменитым. Пока выходные, накалякаю каких-то правил, что ли. Я планирую писать о жизни изнутри во время эпидемии. Я не представляю, что произойдёт, получится ли писать часто или нет. Точно так же, как и все, я знаю очень мало про этот вирус.
Я не готов давать личные советы. Какие-то общие рекомендации – пожалуйста: если знаю, поделюсь, но я не верю в чат-медицину, не готов принимать решения и что-то советовать таким образом. Ну как-то так.
23 марта
Погода явно помогать не собирается. Ледяной ливень с ветром и плюс два. В метро объявление: ездить только по жизненной или профессиональной необходимости и находиться друг от друга минимум в двух метрах. Имело бы смысл в связи с этим увеличить площадь вагонов, но сделать это забыли. Народу было немного, но найти участок свободный на два метра в любом направлении оказалось задачей невыполнимой. По профессиональной необходимости ехали я и, судя по костюму, медсестра. У остального десятка пассажиров необходимость, видимо, была жизненная. Огромный дядька со всеми показателями сложной интубации кричал приятелю, сидевшему через проход, о его надеждах на возобновление баскетбольного сезона к лету. Дистанцию в два метра он компенсировал невероятной громкости безостановочным потоком слов.
Придя в больницу, я в очередной раз осознал, как сложно передвигаться, ничего не трогая. Дорога в мой офис, оказывается, полна ручек, которые можно только повернуть. Куча дверей, отделяющих эти географические точки, открывается в обоих направлениях, по дороге и туда, и обратно какие-то двери надо тянуть на себя. Дорога в туалет превращается в нетривиальную спецоперацию.
Ковид теперь занимает где-то половину коек больницы и две трети коек в реанимации. Разброс возрастов, кто-то очень тяжёлый, кто-то медленно улучшается. Вентиляторов хватает, но проблема с изоляционными койками. Маски пока есть, все под замком. Тесты продолжают валандаться непонятно где. В больницах, прикупивших себе машинки для ПЦР, возврат очень быстрый, но у нас, к сожалению, такой машинки нет, так что ждём днями. Аритмий пока не было, чудесных излечений тоже, так что к концу недели будут заполнены все койки.
Как-то так. Я не буду докладывать о течении болезни у пациентов, это закрытая информация. Новых каких-то советов у меня нет. Пока всё мало отличается от самых плохих сценариев.
26 марта
В голове последние часа три вертится «Оптимизм» и «Моё лицо» из репертуара «Гражданской Обороны».
В вагоне теперь не больше семи-восьми человек. Наконец-то изоляция. Довольно асоциальная. Усталые бедно одетые люди мрачно перемещаются из Бронкса и верхнего Манхэттена в Бруклин. Зачем?
Иллюстрация autodraw.comИногда проходят нищие. У меня не осталось однодолларовых купюр, теперь я всегда подаю. Изредка попадаются одетые в хирургическую форму врачи или медсестры. Обычно выглядят они сильно замученными, и мне кажется, что я могу различить мельтешащие ковидинки на их одежде.
На улице неуютно, но интересно. Центр Бруклина обычно кишит людьми. Теперь за восемь минут похода от метро до больницы встречается от силы десяток человек. Раскрасневшийся здоровенный мужик кричит что-то в телефон по-русски, в другой руке у него четыре рулона туалетной бумаги. Дежавю. Пара чуваков в спецовках с надписью «Даунтаун Бруклин» и мётлами громко разговаривают о каком-то мазафакере. Мимо проходит хасид с тремя детьми. Девочка постарше держит за руку мальчика лет пяти, за которого держится трёхлетка. Все очень симпатичные, у отца напряжённое лицо. Я очень надеюсь, что они не были на недавних свадьбах и бармицвах.
Пара молодых людей в многоразовых масках н95. Хочется толкнуть их плечом и затеять драку. Перехожу Флэтбуш-авеню на красный свет. Где-то на горизонте виднеется несколько машин. И это в 4.30 вечера на одной из главных магистралей Бруклина.
В больнице продолжается битва с переменным успехом. Открываются новые палаты для ковида. Такое ощущение, что мы излечили вообще всё. Куда-то делись септические шоки и желудочно-кишечные кровотечения. Команды быстрого реагирования, готовые атаковать любую тромбоэмболию лёгочной артерии, пылятся без дела, и в администрации думают, куда бы применить их узкоспециализированные навыки. Даже вечный контингент пьяной травмы и белой горячки куда-то исчез, захватив с собой неистощимый запас героиновых передозировок.
Во время выписки, где в небольшой комнате вынуждены общаться десяток докторов, юмор становится всё мрачнее.
26 марта
Пока без изменений, мы в порядке, припасы есть, коек стало больше. Ничего больше хорошего и не скажешь. Даже пациентов с умеренным течением гнусный вирус умудряется достать каким-то опосредованным способом и уменьшить их шансы на выздоровление.
Метро сегодня почти битком, на улицах полно народа. Солнышко с удовольствием растопило дистанцию. В Нью-Йорке случаев заражения в день уже больше, чем в Италии. Мы явно любим бегать по полю с чужими граблями.
Ждём армию и военное положение.
27 марта
Ныряешь в марево ковидной зоны прёмного отделения. До этого заматываешься как можешь в защитное барахло. Огромные фильтры ревут, гоняя воздух. Я полный профан в технике, но когда что-то так ревёт, сомнительно, что оно выполняет свою функцию. Дышу очень неглубоко, но сразу хочется зевать.
Пациенту 74, диабет, ожирение, давление, астма. Курильщик. Сдирает маску, вырывается из рук двух докторов. Когда он срывает маску, насыщение кислородом падает до 70.
Прибегает интубационная команда. Они жалуются, что у них почти не осталась защитного оборудования. Отдаём своё. По плану у них есть всё, что требуется для безопасного интубирования. Анестезиолог – отличный мужик. Часто болтали с ним в кафетерии. Полный жизнерадостный итальянец лет 55. Мне становится неуютно. Видно, что его никто не учил пользоваться защитным барахлом. Один из докторов замечает порванную перчатку. Анестезиолог матерится, меняет перчатки, снимает маску и очки. Наконец облачается и интубирует. Кажется, он потёр глаза. Уходя, он говорит своим бруклинско-итальянским: «Эмигрировали в великую страну, эээ...». Соглашаюсь и иду мыть хлором свой одноразовый защитный костюм. Хорошо, что возле моего офиса есть небольшой открытый переход между зданиями с чудесным видом на центр Бруклина.
Звоню семье пациента сообщить про ухудшение, разговариваю с дочкой, узнаю, что мама тоже с температурой. Советую тестировать, стараюсь делать вид, что всё нормально, но она всё понимает. Плачет. Обещает подумать об отказе от сердечно-лёгочной реанимации у папы.
Следующий пациент полегче, но всё равно требует вентиляции. Получаем для него разрешение на тоцилизумаб, приедет утром. Самое страшное, что многие пациенты в полном сознании. Кто-то молится, пока мы готовим коктейль забвения для интубации.
В городе становится хуже. На улице слишком хорошо, гуляния. Вечеринки на набережных и пляжах. Кто-то поджог поезд или станцию метро, погиб машинист, есть раненые. После этого интервалы между поездами стали много дольше, народу в вагонах сразу стало масса. В магазине возле нашего дома обнаружили инфекцию у одного из сотрудников. Магазин закрыт. Люди подходят, толпятся у дверей, читают объявления, судачат.
В соседнем магазине хоть что-то хорошее. Пускают только десять покупателей единовременно. У кассы отметки на расстоянии два метра. Зато неподалеку работает «Макдональдс». Только на вынос, но зато близлежащая пиццерия заполнена народом.
30 марта
Иллюстрация autodraw.comВ реанимации 32 пациента, 27 – с ковидом, 23 – на вентиляторах, три беременных. Нет улучшающихся. Обычно наша реанимация на тот же состав лечащих врачей заполнена 16–18 пациентами. В тяжёлый гриппозный сезон их иногда 22–24.
Утренняя пересменка затянулась из-за звонка директора. Хорошо хоть без видео, моя мимика была слишком выразительна. Слышимость была ужасной, так как все были в масках разного калибра, директор перебивал, переспрашивал, иногда терял нить, но в целом почти не мешал. Немного поругался, услышав, что в одном из отделений нашли очень пожилого человека без пульса ночью. Попытки вернуть пульс оказались напрасными. Вечером директор приедет помогать, что реально ценно, хотя, видя его в маске набекрень, лезущего на ковидные редуты, мне всегда тревожно.
По дороге в отделение наблюдал ссору флеботомиста и медсестры из-за пластиковых накидок. Их мало, и в основном они не у тех, кому реально нужны. Есть врачи, которые приспособили под накидки мешки для мусора. Мы теперь ничего не выбрасываем. В пакетики из-под накидок кладут телефоны. Тогда не надо постоянно мыть, можно один раз в конце смены.
Одна из беременных пациенток улучшилась для перевода, а две другие дышали сами, так что мы даже приободрились. Как выяснилось, зря. Приободряться с ковидом довольно бессмысленно. Просто падать каждый раз больнее. Сигнал тревоги, команда быстрого реагирования в отделение А. Один взгляд – нужно звонить великим интубаторам. Они появляются быстро, но тут же раздаётся второй сигнал – в отделении тремя этажами выше. Там ситуация такая же, но второй команды у нас нет. Интубируем сами, но не успеваем. Остановка сердца, пациентка возвращается на 15 минут и останавливается снова. Это жена пациента, который умер ночью, их дочка в другой больнице, но вроде в относительном порядке. Вспоминаю весёлые семейные пикники с толпами народа в чудесном парке, куда выходят окна нашего блока интенсивной терапии.
До вечера мы потеряли ещё нескольких пациентов. Исходы пока все ожидаемые – по соотношению возраста, сопутствующих состояний и прочих факторов. Попытка убедить семьи отказываться от реанимации и пожалеть родных и врачей успехом не увенчались. Ограничиваем время реанимации и количество людей в палате. Наверное, это поможет кому-то не заболеть. Но и молодые, и более здоровые пациенты мучаются и довольно плохо улучшаются. Завтра встреча комитета по этике с дискуссией отказа в праве на сердечно-лёгочную реанимацию.
Команды снабжения проваливаются. Видимо, тылы разбомбили. Или разворовали. Нет нескольких необходимых лекарств, почти закончился ингаляционный «простациклин», который помогает при гипоксемии. Устанавливаю рационализацию: у пациентов, шансы которых близки к нулю, мы эти процедуры просто не начинаем. Когда следующая поставка – неизвестно.
К вечеру удалось разобрать завалы, перевязать раненых. Поступило даже пара пациентов без ковида (пока?). В нашем основном БИТе на 18 коек сейчас лежит один пациент без него. Молодой чувак, который умудрился где-то подцепить грипп. Полечил он его передозировкой множества субстанций. Среди лекарств была большая дозы снотворных и анксиолитиков, так что проспал он четыре дня. Проснулся, бедняга, в другом мире.
30 марта
У Довлатова было: «Любое унижение начальства – для меня праздник». Я много пишу о том, что у нас ничего не хватает. И это правда, хотя мы реально готовились. Но масштабов этого не представлял никто. Да и сейчас верится с трудом. Многим в медицинском сообществе представлялось, что всё это азиатские дела. Некоторые основания не обращать внимания на паникёров у меня тоже были. Я пережил в Нью-Йорке пару ураганов и эпидемий (ха-ха!) Эболы и таинственной Зики, которые впечатлительных горожан ввергали в невроз и панику. Ураганы были настоящие, и один из них ударил по городу очень чувствительно. Но всё равно размеры паники и невроза в Нью-Йорке чаще не соответствуют реальности угрозы.
Иллюстрация autodraw.comМой ковидоскептицизм продолжался почти до конца февраля. Я смотрел на статистику из Южной Кореи и Китая и видел, что – да, новая болячка поопасней гриппа, но поражает много меньше народа. Чёткой информации о мерах, принимаемых в Корее и Китае, не было, но на теплоходе («Diamond Princess» – ред.) особой изоляции в начале не ввели, а заболело не так много. Да и контингент там обычно престарелый и больной. Мне не раз попадались пациенты с этих круизов, и я был впечатлён количеством там медицинских ресурсов. Смертность в стандартном круизе тоже не нулевая.
Я понимал, что эти пациенты у нас будут, но не думал, что их будет столько. Подозреваю, что администрации большинства больниц думали примерно так же. То есть был план добавочных коек, закупок каких-то лекарств и оборудования, сворачивания плановых операций и прочего. Но масштабы этого представить было невозможно.
В постах я шучу, употребляю военную лексику, говорю о тылах и снабжении, но это правда. Блок интенсивной терапии – это постоянное сражение против распадающегося из-за болезни организма. Это очень дорогие сражения, требующие большого количества ресурсов. В общем, факт того, что заканчиваются лекарства, к сожалению, не удивителен. Много лет мы жили с количеством критических пациентов «икс», которым требовалось ресурсов «игрек». Неожиданно «икс» полетел вверх по экспоненте, и догонять его приходится в реальном времени.
Самое страшное, что я мог представить в своей жизни, – недостаток аппаратов ИВЛ. Отказывать задыхающимся людям в кислороде не хочет никто. Повторяю, пока они есть, их срочно делают, их собирают с миру по нитке. Разговоры о вентиляции двух, трёх и больше пациентов идут не от хорошей жизни. У двух здоровых людей одного возраста, размера и пола примерно одинаковая функция лёгких. У пациентов с поражением лёгких это не так. Точно оценить уровень поражения невозможно. Так что мы к этому готовимся, но надеемся, что не доведётся.
31 марта
После «кровавого воскресенья» мы смогли как-то вернуться в новую норму. Коек реанимационных осталось совсем мало, идут разговоры о переоборудовании пространств под ковидные блоки интенсивной терапии, как в Италии. Несколько успехов у молодых пациентов, добыли очередную дозу «ремдесивира», ждём доставки сегодня. Теперь его дают только для детей и беременных, так как слишком много запросов. Надежды на него какие-то немыслимые, а мы даже не знаем, действительно ли он работает. Результаты исследования – в конце апреля.
Первые успехи, физиотерапия и прогулка пока по комнате у молодой женщины, снятой с ИВЛ. После этого день уже не выглядит таким страшным. Некоторые пациенты соглашаются лежать на животе. Это помогает – как минимум, задерживает необходимость вентиляции.
Немного про этот вирус. Мой друг Дэвид как-то сказал, что реанимация – это терапия на кокаине. С ковидом у нас сейчас реанимация на кокаине и стероидах. Тяжёлое течение у пациента с ковидом, как река с порогами высокой сложности. Только мы даже без байдарок в плане работающей проверенной терапии. Вирус прямо или за счёт иммунного ответа может поражать почти все органы. При этом большинство пациентов в полном сознании, и их очень сложно заставить спать. Заставить спать не потому, что это удобно врачам или медсестрам, а потому, что если они не спят, терпеть такую вентиляцию страшно неприятно, и пациенты начинают с ней бороться, иногда выдёргивают трубки и катетеры, которые приходится возвращать на место экстренно и с риском для персонала. Первыми у нас заканчиваются капельницы с седативами, пациенты просыпаются, борются с вентилятором, медсёстрам приходится облачаться, находить по сусекам запасы. Фармакологи придумывают схемы, способные хоть как-то продлить действие лекарств. Пользуемся почечной недостаточностью. Раньше это было причиной не давать определённые седативные препараты, так как удлинялся период действия. Теперь это плюс. Выведение пациентов с вентиляции также набивает массу шишек, а каждая ошибка и необходимость возврата – риск для многих.
Иллюстрация autodraw.comОгромное спасибо за поддержку. Я не успеваю отвечать всем, простите. Но я действительно это ценю. Я получаю предложения помощи от незнакомых людей, они находят возможность послать защитное оборудование в больницу, другие врачи тоже это видят. И это невероятно здорово. Спасибо. И спасибо за ежедневные аплодисменты в семь вечера. Это необычное ощущения, когда слышишь трещотки, аплодисменты, лай собак и, выглянув в окно, видишь почти пустые улицы.
