Современное православие в Абхазии – кавказский вариант «Византии после Византии»

Самобытная абхазская православная традиция, возникшая в русле великой византийской культуры, стала жертвой сначала турецкой экспансии, затем русификации, а после – грузинизации. Абхазский католикосат, юрисдикция которого распространялась на территорию всей Западной Грузии, был упразднён ещё в 1814 году при вхождении Абхазии в состав Российской империи. Территория католикосата тогда целиком вошла в состав Грузинского экзархата Православной Российской Церкви. Русская церковная администрация к проповеди среди местного населения подходила формально, ограничиваясь массовыми крещениями абхазов и приёмом абхазских детей из беднейших семей в церковные интернаты. В результате православие в Абхазии стало восприниматься как «русская вера» (соответственно, чуждая коренному населению). Робкие попытки организовать национальную миссию и начать перевод богослужения на абхазский язык были прерваны революционными событиями. Как таковое абхазское православие так и не успело сложиться. 

Архимандрит Иерон. Фото: общественное достояние

Русификация сменилась грузинизацией. Идеологи воссоздания Грузинского Патриархата настаивали на своих правах на Сухумскую епархию ещё до революции. Так, в 1906 году в ходе заседания Предсоборного присутствия на вопрос протоиерея Иоанна Восторгова, почему Абхазия вместе с другими областями, прилегающими к Грузии, должна непременно войти в состав автокефальной Грузинской Церкви, епископ Кирион, будущий католикос Кирион III (Садзаглишвили), ответил: «Грузия просветила их христианством и имеет право на управление ими» (Церковные ведомости, 1906, №19, с. 33). После Февральской революции, когда Грузинская Церковь провозгласила свою автокефалию, начался затяжной конфликт по вопросу церковного статуса Абхазии. Патриарх Тихон ввиду протестов местных жителей и духовенства отказался признать юрисдикцию Грузинской Церкви над Абхазией и оставил её в подчинении Москвы. Но в 1943 году вопрос был окончательно решён в пользу Тбилиси: РПЦ официально признала и автокефалию ГПЦ, и права Грузинского Патриархата на всю территорию Грузинской СССР, включая Абхазскую АССР.

«Нужен нам священник, а потом будем решать»

Как рассказывают современные жители Абхазии, помнящие советские времена, абхазское население тогда перестало ходить в церковь, потому что считалось, что это «только для грузин». «Большинство священнослужителей в Абхазии были грузинами. Это привело к тому, что многие абхазы стали отходить от православной веры», – вспоминает секретарь Совета безопасности при президенте республики Сергей Шамба, один из тех, кто стоял у истоков возрождения православия в Абхазии. Впрочем, «грузинизация» в местном православии также забуксовала. Грузинское богослужение почти не пользовалось спросом, и к концу советской власти большинство православной паствы в Абхазии составляли местные русские и греки-понтийцы.

Вернуть абхазский народ в храмы мечтали участники местного национально-освободительного движения в конце 80-х – начале 90-х годов. План был самый общий, о канонах и «канонических территориях» не знали и не задумывались. «Ещё до начала грузино-абхазской войны мы выстраивали программу восстановления Церкви в Абхазии, – вспоминает Сергей Шамба, – абхазы традиционно считают себя православными. Нам нужен был тогда хотя бы один абхазский священник. Мы говорили об этом тогда с отцом Виссарионом (иерей Виссарион Аплиаа, нынешний глава самопровозглашённой Абхазской Православной Церкви – прим.ред.), он ещё не был священник, он был согласен, но его смущало, что нужно получать рукоположение от грузинского патриарха. Я возглавлял тогда национально-освободительное движение, мы фактически были главной идеологической и политической силой в стране. Мы с ним это обсудили, я ему сказал: езжай, рукополагайся. Нужен нам священник, – а потом будем решать. Тот план, который мы выстроили, – по этому плану он и действовал». Так в позднесоветской Абхазии появился первый священник-абхаз, рукоположённый в Грузинской Церкви.

Открытка с изображением Нового Афона. Фото: общественное достояние

Роковую роль в местной церковной жизни сыграла грузино-абхазская война 1992–93 годов. Кровавый межэтнический конфликт привёл к тому, что Грузинская Православная Церковь, в юрисдикцию которой входит сегодня Абхазия, прекратила здесь своё существование. Формально Абхазия – каноническая территория ГПЦ, и все поместные Православные Церкви, включая Русскую, это признают. Почётный титул «митрополита Цхум-Абхазского» носит сам патриарх Грузии, Илия II. Но доступа к своей абхазской пастве ни он, ни духовенство ГПЦ не имеют. Раны войны до сих пор не зажили. Жители Абхазии – практически в каждой семье погибшие – не скрывают, что не могут простить священноначалию Грузинской Церкви того, что тридцать с лишним лет назад оно поддержало карательные действия грузинской армии. Да и просьб о прощении с грузинской стороны не звучало.

«За все годы, прошедшие с окончания войны, со стороны ГПЦ не было даже попыток восстановить связь с абхазской паствой, – говорит советник президента Республики Абхазия по религиозным вопросам, кандидат исторических наук Резо Кация. – Покидая Абхазию, грузинские священнослужители забрали с собой все значимые иконы и практически все антиминсы, словно не планируя вернуться назад в обозримом будущем (по другой версии, тоже распространённой в Абхазии, все грузинские антиминсы намеренно убрал после окончания войны иерей Виссарион Аплиа, – прим.авт.). Оно и понятно. К сожалению, ни один представитель Грузинской Церкви не высказался тогда против, как они определяют, “братоубийственной войны”. Более того, грузинские священнослужители поддержали все карательные действия армии, благословляя солдат на войну...» По словам Резо Николаевича, с тех пор ничего не забылось: «Ничего не забыто. И сейчас, если даже кто-то из архиереев заговорит о покаянии и примирении (хотя нет никаких признаков того, что кто-то собирается это делать), абхазы вряд ли поверят». Руководитель государственной службы статистики Кабинета министров республики Кама Гогия отмечает, что сегодня большинство абхазов против возвращения грузинского духовенства в страну:  «Грузинская Церковь ушла из Абхазии и хода назад для неё уже нет. После всего, что было, грузинские батюшки, что, опять сюда приедут и будут снова нас благословлять? Это невозможно».

Руководитель государственной службы статистики Кабинета министров республики Кама Гогия. Фото: km-ra.org

После бегства всего грузинского духовенства из Абхазии в стране осталось всего четыре православных священника. Трое были русского происхождения: протоиерей Пётр Самсонов (настоятель Успенского храма в селе Лыхны под г. Гудаута, ум. в 2012 г.), протоиерей Пётр Харченко (впоследствии иеромонах Павел, он же иеросхимонах Паисий; настоятель Покровского храма в г. Гагра, ум. в 2021 г.) и игумен Виталий (Голубь; служил в Сухумском кафедральном соборе). Также был один священник-абхаз, иерей Виссарион Аплиаа (1947 г.р., бывший прихожанин Успенского храма в с. Лыхны, рукоположён во диакона в 1990 г., во иерея – в 1991 г., во время войны служил в Покровском храме г. Гудаута). Епископа в Абхазии не было. Это означало, что новых священников рукополагать некому, и в будущем Церковь в стране обречена на исчезновение.

Иерей Виссарион Аплиаа. Фото: Leonrid / Wikipedia

Как позже объяснял иерей Виссарион, он и его окружение «действовали не по канонам, а по ситуации». «Нам ничего не оставалось делать, как обратиться в Москву, – вспоминает Резо Кация. – Я поехал тогда вместе с отцом Виссарионом к патриарху Алексию. Патриарх очень тепло нас принял. Он сказал, что не может рукоположить для Абхазии епископа, так как его обвинят во вторжении на чужую каноническую территорию, но добавил: “чем смогу, помогу”. Святейший выдал нам антиминсы, иконы и различную богослужебную утварь и сказал, что готов принимать наших молодых людей в семинарию и рукополагать их в священники лично. Так началось возрождение православия в Абхазии».

«Каноническая самодеятельность»

Сложности в местной церковной жизни накапливались постепенно, нарастали, как снежный ком. Главной проблемой было отсутствие связи со священноначалием. Православные в Абхазии выживали как могли. Сначала речь шла лишь о временном послевоенном положении. В 1997 году вновь образованный епархиальный совет во главе с отцом Виссарионом провозгласил, что Сухумо-Абхазская епархия ввиду невозможности поддержания связей со своим грузинским архиереем из-за грузино-абхазского конфликта более не подчиняется Грузинской Православной Церкви и переходит на самоуправление. Тогда всем казалось, что вот-вот решится вопрос с дипломатическим признанием Абхазии, а вслед за этим и церковный вопрос. Но в начале 2000-х стало понятно, что абхазская «серая зона» – это надолго.

Так в Абхазии началась эра «канонической самодеятельности». В 2004 году отец Виссарион провёл через епархиальный совет внутреннюю реформу епархии и ввёл в ней новый устав, согласно которому его собственные полномочия приблизились к епископским (в частности, отныне он мог назначать и перемещать клириков). Самого себя он стал с тех пор называть «управляющим Абхазской Православной Церковью» или же просто – «главой Абхазской Православной Церкви». В 2008 году новое религиозное объединение даже было зарегистрировано в местных органах юстиции. Впрочем, ни одна из поместных Церквей мира так её и не признаёт. А это означает, что в качестве православной Церкви она не существует.

Именно «игры в епископа» со стороны отца Виссариона, по мнению его критиков, привели к углублению абхазского церковного кризиса и долгим годам «церковного двоевластия» в стране. Ученик и воспитанник Аплиа, архимандрит Дорофей (Дбар), получивший образование сначала в Московской духовной академии, а затем на теологическом факультете в Фессалониках, открыто заявил о том, что действия отца Виссариона с точки зрения канонов – это обыкновенное «самоуправство». В 2012 году по предложению отца Дорофея в Новом Афоне было собрано «церковно-народное собрание», на которое пригласили всё местное духовенство и церковную общественность. Предполагалось, что собрание составит обращение к предстоятелям мировых Православных Церквей с просьбой о решении абхазского церковного вопроса «каноническим путём» и о поставлении епископа для Абхазии. Отец Виссарион отказался от участия в собрании, объявив его в свою очередь «неканоническим сборищем». Так в маленькой республике вместо одной неканонической церковной структуры появилось две – «Абхазская Православная Церковь» иерея Виссариона и «Священная митрополия Абхазии» архимандрита Дорофея. Соответственно возникло два проекта развития православия в стране (подробнее см. «Религиозно-политическая ситуация в Абхазии»).

Архимандрит Дорофей (Дбар). Фото: Константин Грецов

За годы абхазской «полу-независимости» тема будущего абхазского православия превратилась в сложную политическую игру с многоходовыми комбинациями. История с церковно-народным собранием 2012 года, последующим запрещением в служении отца Дорофея и лишением его сана в РПЦ в 2023 году до сих пор сотрясает абхазское общество. 

Иерей Виссарион, добившийся в конечном итоге, чтобы его ученика в Русской Церкви лишили сана за непослушание учителю, по-прежнему убеждён в своей правоте. «Православная вера в том, чтобы быть послушным, а не противостоять», – утверждает он. В то же время в руководстве республики полагают, что подобные жёсткие канонические меры только навредили церковной жизни в Абхазии. «Несмотря на то, что Дорофея отлучили (лишили сана – прим.авт.), люди всё равно ведь к нему ходят. Он им нравится, они видят его деятельность, он молодой, многим помогает. Люди считают, что то, что его отлучили, – это козни какие-то», – говорит секретарь Совета безопасности Сергей Шамба. По словам Шамба, «Виссарион может говорить всё что угодно, но и у Дорофея есть своя правда». «На мой взгляд, его ошибкой в поисках путей решения проблем православия в Абхазии было обращение в Константинополь, – говорит советник президента РА по делам религии Резо Кация. – Я ему говорил, что надо исходить из реальности. Не совершай действий, которые могут быть расценены как русофобские. Однако он поступил по своему разумению».

«Если смотреть, за что его извергли из сана, – никто у нас здесь не видит, за что. Ему в РПЦ предлагали покаяться перед Виссарионом. Но он говорит, я не понимаю, в чём каяться, и его можно понять. Нельзя было так обращаться с человеком», – отмечает собеседник автора в администрации президента РА. И эта позиция в Абхазии преобладающая. По словам Сергея Шамба, среди причин, спровоцировавших абхазскую церковную трагедию, – кавказский менталитет. Дело в том, что практика публичного покаяния перед начальством чужда абхазскому обществу. По сути отец Виссарион потребовал от своего ученика самоуничтожения: «У нас таких ситуаций больше не было, чтобы от кого-то требовали, чтобы он каялся. Вообще люди советовали Дорофею не делать этого. Он боялся потерять лицо. Это не только абхазский, но и вообще кавказский характер». По словам Шамба, к тому же «сторонники Дорофея, которые идейные, которые за независимую Абхазскую Церковь, не поняли бы, если бы он вернулся в состав “Абхазской Православной Церкви” Виссариона». Сам отец Дорофей признаёт, что в том числе и по этой причине он не смог изменить своей позиции: «Для людей имеет огромное значение то, что моя позиция стабильна. Люди верят в то, что я говорю, потому что они видят, что я всегда говорю одно и то же вне зависимости от какой-то коньюнктуры. Что я не меняю своей позиции. Если бы я испугался, сдался, скрылся, мне бы перестали доверять».

Организаторы церковно-народного собрания из числа единомышленников отца Дорофея убеждены, что развёрнутая православными активистами из России  жестокая информационная кампания против священника была неоправданной. «В РПЦ с подачи противников отца Дорофея это собрание было ошибочно интерпретировано как бунт. Нас тогда обвинили в русофобии, нашли в нас каких-то “натовцев”. Слава Богу, это не так. Но негативный фон от этих обвинений в какой-то мере до сих пор у нас сохраняется», – говорит Давид Пилия. По словам Давида Чичевича, обвинение ново-афонских священников в стремлении к расколу и в русофобии – верх некомпетентности: «То, что в Новом Афоне засели какие-то раскольники, люди прозападной ориентации, русофобы – это абсолютно не так. Просто кто-то пытается навесить на них такие ярлыки. Как они могут быть русофобами, когда они получили образование в Москве, в МДА? В Абхазии нет даже почвы для русофобии. Либеральные западные ценности основная масса нашего населения абсолютно не воспринимает. В Абхазии очень хорошо относятся к России. Все считают, что нам было бы комфортнее жить с русскими, нежели с грузинами. Все видят, что Россия нас защищает. Что русские всегда находят общий язык».

Давид Пилия. Фото: с личной страницы в соц.сетях

Вследствие затяжного конфликта между учителем и учеником проект «независимой Абхазской Церкви» к настоящему моменту стал для общества не объединяющим, а разъединяющим. Разницу в проектах иерея Виссариона и архимандрита Дорофея подчас не улавливает даже их окружение. По словам Сергея Шамба, «основная часть последователей Дорофея и Виссариона ориентирована только на личности. И лишь небольшая часть исходит из каких-то идейных соображений». По существу, полагает С. Шамба, «Виссарион выступает за вхождение Абхазии в Русскую Церковь, а Дорофей – за независимую Абхазскую Церковь». Но на практике  «их последователи не понимают всех этих деталей». «Понятно, что отец Виссарион вынужден лавировать, – отмечает источник автора в кабинете министров республики. –  Он сам был бы рад быть в составе РПЦ. Но если он прямо об этом заявит, то в Абхазии люди его не поймут. Тогда все его последователи скажут, что Дорофей прав, и перейдут к Дорофею. Слово “автономия” – это вообще “красная тряпка” для местного населения. Поэтому он, как и Дорофей, внутри Абхазии озвучивает идею возрождения Абхазского католикосата. И получается, что у него мысли скачут. Где-то он говорит за вхождение в РПЦ, где-то – за независимую Церковь. В зависимости от аудитории».

Все собеседники автора статьи в ходе личных бесед в мае 2024 года констатировали: от бесконечных конфликтов по церковному вопросу абхазское общество невероятно устало. «В последние пять-шесть лет обсуждение этого вопроса по существу у нас остановилось. Чувствуется апатия. У многих уже руки опускаются», – говорит Давид Пилия. В условиях затяжного конфликта между сторонниками «промосковского» и «проконстантинопольского» пути верующие, политики и общественные деятели всё чаще задумываются о поиске третьего, альтернативного, маршрута. Точнее, о возвращении в «исходную точку», то есть в Грузинскую Православную Церковь.

На фоне внутриполитических процессов в Грузии и наметившегося грузино-российского сближения всё больше людей солидаризируется с позицией наместника Ново-Афонского монастыря, клирика ГПЦ иеродиакона Давида (Сарсания). А именно бесперспективность дальнейшего существования как «Абхазской Православной Церкви», так и «Священной Митрополии Абхазии», переговоры руководства республики с ГПЦ при посредничестве РПЦ, но без Константинопольского патриархата и воссоздание Абхазской церкви в качестве автономии в рамках Грузинского Патриархата. «Необходимо прекратить жить в иллюзии существования Абхазской Церкви, будь то под руководством отца Виссариона или кого-то ещё.  Пора садиться за стол переговоров с той Церковью, которая несёт каноническую ответственность за нашу епархию, то есть с Грузинской. И, конечно, в качестве посредника должна выступить Русская Церковь. Потому, что она имеет прямое отношение к нашей ситуации и потому, что клирики РПЦ сейчас, пусть и без соответствующего канонического благословения, совершают богослужения и ведут пастырскую деятельность на территории Абхазии», – заявил он в интервью российскому изданию НГ-Религии в мае 2024 года. Главное, полагает отец Давид, это «прекратить заниматься мифотворчеством» и рассуждать о перекройке границ канонических территорий.

Византия на Кавказе

Тридцать лет ожидания – немного с точки зрения вечности. Но много с точки зрения людей. В отсутствие епископа православные Абхазии живут по принципу «спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Выстраивают местную церковную жизнь так, как умеют. В Абхазии выросло уже целое поколение верующих христиан, которое не знает архиерейских богослужений и не вполне понимает, что такое церковная власть.

В плане приходских порядков всё регулируется по принципу стихийного самоуправления. Если в Сухумском кафедральном соборе во всём стремятся копировать московские традиции, то служители Нового Афона – определённо «грекофилы». Причём их представления о «греческом» и «византийском» заметно отличаются от московских. Если в Москве «византийщиной» называют обилие золота и напыщенную церемониальность,  то для современной Абхазии Византия – это синоним простоты и строгости форм. Священнослужители в простых облачениях без «софринского золота». Посреди собора – скамейки для всех желающих. Вместо металлических подсвечников – ящики с песком. Хора нет, поёт один диакон. Священник, архимандрит Дорофей, постоянно переходит с одного языка на другой: с абхазского – на церковнославянский, затем – на русский. Отдельные фразы – на греческом. Проповедь – два раза подряд: сначала основной, длинный вариант для абхазской части прихода, потом – чуть короче – для русских прихожан и паломников.

Как церковный историк, отец Дорофей именно раннюю Византию считает «настоящей». «В отношении византийской культуры – мы должны сохранять её общие контуры, но избавляться от наследия средневековой Византии с её чрезмерной пышностью, с избытком золота и регалий», – полагает он. «Греческое облачение – не только очень красивое, но и очень практичное. Русская фелонь, на мой взгляд, очень неудобная. Её постоянно нужно поддерживать, чтобы она не свисала», – признаётся отец Дорофей. По его словам, священнослужители в Новом Афоне не меняют облачения по цветам  в зависимости от праздников, как в Русской Церкви: «Мы стараемся одеваться просто. Всё, что есть на мне, десять лет назад было привезено мной из Греции. У меня всего два облачения, одно – условно праздничное, и второе – для любого случая». Наперсный крест отец Дорофей, по его словам, одевает только на престольные праздники: «Здесь я тоже следую греческой традиции, где принято, что в повседневной жизни священнику не нужно как-то выделяться и “выпячивать себя”».

Наместник Ново-Афонского монастыря иеродиакон Давид, который поёт за каждым богослужением, также признаётся: «В плане музыкальной культуры, я – византофил». Отец Давид накладывает русские и абхазские переводы богослужебных текстов, подготовленные отцом Дорофеем, на древние византийские мелодии. Так получаются оригинальные абхазские церковные песнопения. Наместник сам пишет музыку и сам же исполняет её. «Это моё откровение, я его передаю своему народу», – говорит он. «Мы не занимаемся литургическими экспериментами, мы стремимся адаптировать церковную традицию к устоявшимся традициям нашего народа, – подчёркивает отец Давид. – Прежде всего, это касается языка богослужения. В храмах Ново-Афонского монастыря мы чередуем абхазский и русский язык в богослужении. У нас многонациональная паства, и наша цель в том, чтобы все прихожане понимали богослужение. Конечно же, для нас, абхазов, и для тех, кто приезжает к нам в монастырь из разных городов Абхазии, имеет большое значение молитва на родном языке».

По мнению наместника, «восточно-ориентированная» форма богослужения и церковного пения больше соответствует абхазскому менталитету нежели европеизированная русская или грузинская певческие традиции. «Дело в том, что в Абхазии нет развитой хоровой культуры в отличие от Грузии и России. Нет партесного церковного пения», – поясняет отец Давид. По его словам, византийскую певческую традицию он освоил в начале 2000-х, когда жил на Афоне в монастыре святого Павла и учился этой традиции у старца-игумена Парфения (Мурелатоса): «После утреннего богослужения в 4-30 утра я приходил к старцу в келью и он лично обучал меня пению!  С тех пор я стараюсь петь на богослужении в соответствии с 8-главной византийской традицией». «Это монашеское пение, оно более мужественное в сравнении с современной русской партесной традицией. Оно не настолько чувственно, не настолько душевное, а более строгое и аскетично-духовное», – подчёркивает он. По словам наместника, афонская монашеская богослужебная традиция вообще импонирует ему своей «логичностью»: «В афонском богослужении всё имеет свою ясную логику в отличие от других современных традиций, где логика не всегда просматривается. У монахов-афонцев присутствует логическая последовательность в богослужении, это осознанная часть жизни, посвящённая Богу». 

Архитектура Ново-Афонского монастыря с его ново-византийским стилем тоже говорит в пользу того, что абхазскому православию близки византийские формы, полагает отец Давид: «Когда мы смотрим на монастырь, мы видим в нём близкую нам архитектурную традицию. Хотя и русское, и русские мотивы здесь явно проглядываются. Русский стиль для меня – это храм Покрова-на-Нерли и Троицкий собор в Троице-Сергиевой Лавре. Но Византия в Абхазии оставила свой культурный след и он нам родной уже полторы тысячи лет». По мнению наместника, именно в понимании этого факта состояло величие отцов-основателей Нового Афона: «Те, кто создавал этот монастырь, были умнее и опытнее нас. Хотя монастырь строили русские по национальности люди, это были умнейшие и талантливейшие люди. Это видно по тому, как монастырь идеально подошёл к местному ландшафту. Отец Иерон (Васильев) (строитель и первый наместник монастыря – прим.ред.) был родом из крестьян Курской губернии, но именно он прочувствовал симфонию красоты абхазского ландшафта и архитектурного стиля. Он видел согласованность леса, гор и неба, моря и понимал, что любой архитектурный памятник должен подчёркивать эту гармонию, а не входить в диссонанс с ней».

Мнение отца Давида подтверждают жители Абхазии. «Нам ближе византийская церковная культура. У неё более простые, строгие формы, – отмечает известный абхазский общественный деятель, член Общественной палаты РА Давид Пилия. – Наша церковная традиция противится многому из того, что принято в русской традиции. Нам не нравится, когда в убранстве храма слишком много золота, когда священники носят слишком пышные облачения. Мы считаем, что это принижает простого человека и делает Бога слишком далёким, недосягаемым. Богато одетый человек с крестом в руках, а напротив него – его бедная полуголодная паства? Мы считаем, что так не годится!».

Впрочем, есть и несогласные. Так, по словам иерея Виссариона Аплиа, в Новом Афоне одеваются и служат «не по-православному». Популярность Ново-Афонского монастыря и тот факт, что именно там сформировался самый большой православный приход в стране, с точки зрения главы «Абхазской Православной Церкви» явление негативное: «Наше общество находится под воздействием лукавых сил, поэтому оно принимает это всё». В отличие от ново-афонских священнослужителей и их прихожан отец Виссарион категорически против всех «греческих» мотивов и считает, что абхазскую церковную жизнь нужно привести в чёткое соответствие с московской: «Мы не были и никогда не будем в Константинополе и в Греческой Церкви! Абхазская Церковь – она есть. Восстанавливать её мы будем только с московским патриархом».

Кому нужна Церковь в Абхазии?

При всей озабоченности жителей Абхазии «церковной темой» они на удивление толерантны в вопросах собственно религии. В сравнении с Москвой в Абхазии не нужно «остерегаться говорить о святом», каждый может иметь своё мнение. Воцерковлённых людей не много, оборотная сторона этого явления – низкий уровень религиозной культуры. «У нас к религии относятся спокойно. Фанатиков религиозных у нас нет. Тут есть другая сторона проблемы: некоторые не могут сами себе ответить на вопрос, мусульмане они или христиане», – отмечает Давид Пилия.

Фото: Константин Грецов

«Подавляющее большинство православных людей в Абхазии верят в Бога, но они не так чтобы очень религиозны. Они все обычаи соблюдают и языческие, и православные. Я сам на традиционные наши обряды езжу в своё родовое село, откуда мои предки родом. И когда мы там собираемся, мы совершаем все эти обряды, хотя мы знаем, что они не православные... И отец Виссарион тоже приезжает туда ко мне, как мой друг, и во всём участвует», – рассказывает Сергей Шамба.

Секретарь Совета безопасности Абхазии. Фото: agu.site

По словам собеседников автора, идея государственной религии и государственной Церкви не соответствует абхазскому менталитету. «Религия у нас считается личным делом каждого. В школе, в государственных учреждениях не принято говорить о религии», – говорит руководитель госслужбы статистики Кама Гогия. По словам Камы Алексеевны, абхазское общество критически воспринимает любое принуждение в религиозных вопросах. Когда в 2023 году в РПЦ лишили сана архимандрита Дорофея (Дбара) и в сети стали распространяться соответствующие объявления от русского священноначалия, в Абхазии их просто проигнорировали: «Как это кто-то из Русской Церкви будет нам указывать, в какой приход ходить, в какой не ходить? Так нельзя разговаривать с людьми. Люди сами должны решать и имеют право выбирать, где им молиться».

Архимандрит Дорофей (Дбар), имеющий опыт жизни в Греции, также категорически против введения «государственной религии» в своей стране: «В сравнении с Грецией в Абхазии никогда не будет особого статуса духовенства в обществе. Государственная Церковь, государственные зарплаты для священников, уроки православия в школах – я считаю, что всё это Абхазии не нужно».  «В отличие от Грузии в Абхазии православие не является частью национальной идеи и основой национальной идентичности, – отмечает отец Дорофей. –  У нас вера – это вопрос личного выбора, а не вопрос национальности. Поэтому у нас нет такого активного подавление других этносов в церковной жизни, как это мы наблюдаем в Грузии. Абхазы, русские, греки, армяне у нас мирно уживаются».

При этом тема отделения Абхазской Церкви от Грузинской в обществе актуальна. Для многих православных людей вопрос о том, нужна ли Абхазии самостоятельная Церковь,  не стоит по определению. «Если у нас государство отдельное, самостоятельное, то и Церковь должна быть отдельная и самостоятельная», – говорит Кама Гогия. Советник президента республики по религиозным вопросам Резо Кация также полагает, что вопрос Церкви и вопрос суверенитета Абхазии взаимосвязаны: «Недопустимо, чтобы умами людей в стране владела структура враждебного на сегодняшний день государства. Абхазская Церковь, как институт, нужна местному обществу для того, чтобы внутренние вопросы нашей церковной жизни решались здесь, в Сухуме, а не где-нибудь в другом месте».

В то же время годы безвременья и «канонической самодеятельности» углубили многие старые противоречия и породили новые специфические проблемы в плане отношения общества к религии. «И я задаюсь вопросом: кому сегодня нужна Церковь в Абхазии? Для кого она?» – рассуждает иеродиакон Давид (Сарсания). «Хотя абхазский народ считает себя христианским, нужно признать, что у нас довольно примитивная форма религиозного сознания, – говорит наместник монастыря. – Абхазскому народу чуждо философское понимание христианства. У нас, к сожалению, нет пласта христианской культуры, который формировал бы у нас христианское мировоззрение. Многие народы Кавказа, считающие себя православными, в таком же положении». По словам отца Давида, для многих прихожан абхазских храмов православие – это, прежде всего, обряд, а не жизнь. «Поэтому, например, взаимопомощь в современном абхазском обществе построена не на христианском милосердии, а на родоплеменных отношениях», – говорит наместник.

Иеродиакон Давид (Сарсания). Фото: Константин Грецов

«Абхазское православие» на современном этапе – это скорее план, нереализованная мечта, полагает отец Давид. Строить современную Абхазскую Церковь, ориентируясь на великое прошлое, при этом также бессмысленно. Потому что великий Абхазский католикосат был слишком давно, а то, что было в период Российской империи, «не даёт нам примеров полноценной интеграции абхазов в православную культуру». История Ново-Афонского монастыря, по словам отца Давида, в этом плане очень показательна, ведь монастырь во времена Российской империи «оставался, если можно так выразиться,  русским “проектом” в Абхазии». Известно, например, что до революции при монастыре функционировала школа-интернат для мальчиков-абхазов, призванная содействовать воцерковлению абхазского населения и появлению абхазской православной элиты. Но этого так и не произошло. Возможно, потому, что монахи не ставили себе такой цели. «Абхазы были “виновный народ” (имеется в виду период с 1877 по 1907 год, когда абхазский народ вследствие серии восстаний и бунтов рассматривался царским правительством в качестве “виновного населения”, запрет на подобное наименование был введён специальным указом Николая II 1907 году, – прим.ред.), возможно, поэтому с абхазскими детьми можно было особенно не церемониться. Однако же абхазские  родители отдавали своих детей в церковные школы просто от безысходности, от бедности и “лишь бы грамоту выучил”», – рассказывает отец Давид. В результате ни один из выпускников этой школы не стал православным священником-абхазом, большинство  порвали с Церковью, а некоторые (Нестор Лакоба, Иван Вардания, Алексей Агрба) даже влились в революционное движение и в дальнейшем боролись с православием в Абхазии.

Фото: Константин Грецов

К слову, именно то обстоятельство, что абхазы до революции были далеки от православия, по мнению наместника, спасло Ново-Афонский монастырь от разрушения в советские годы. Местные жители просто переоборудовали здания монастыря под совхоз и турбазу, при этом храмовые росписи по эскизам Васнецова и Нестерова их никак не беспокоили: «Абхазы не замазывали росписи на стенах монастыря отчасти потому, что они в принципе не особо и хотели что-то лишнее делать.... А отчасти потому, что они не видели здесь никакого вызова против себя. Они не считали это своим, это ни о чём им не говорило в отличие от безбожников в России, для которых это был вызов и выраженная классовая ненависть».

Духовник московского Высоко-Петровского монастыря игумен Пётр Пиголь, в 1995–96 годах в качестве представителя братии русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне руководивший восстановлением Ново-Афонского монастыря в Абхазии, хорошо знаком с абхазским церковным вопросом. По мнению отца Петра, современная Абхазия не готова к появлению собственной Церкви: «Ну какая может быть сегодня отдельная Абхазская Церковь? Это всё следствие недостаточной зрелости духовной, из-за непонимания природы Церкви... Хотя отец Виссарион иногда правильные фразы говорит. Но некоторые вещи, которые он говорит, они принципиально ошибочные. И об этом, мне кажется, со временем он сам догадается... Чем быстрее они все придут к осознанию того, что во Христе нет разделения по каким-то национальностям, что все едины во Христе и что из этого и надо исходить, тем будет лучше. А все национальные особенности  они должны быть, но это внешнее».

Подлинное восстановление церковной жизни в Абхазии, полагает отец Пётр, – вопрос будущего: «Пока не смирятся перед Богом и не будут делать то, что хочет Господь, и то, о чём ходатайствуют сегодня те подвижники, которые там подвизались... Пока не осознают, что есть единая Церковь Христова, что нет Церкви Иерусалимской, Константинопольской, Сербской, Русской, Украинской, какой-то ещё, а есть Церковь Христова в России, в Греции, в Абхазии... О какой Абхазской Церкви можно говорить? Что это такое? Может быть только единая Церковь Христова в Абхазии. И она ничем не отличается от Церкви Христовой в любом другом месте. Важно единство во Христе, мы этого не осознаём, а потом думаем, почему у нас всё там не сложилось... Потому что на первое место выходит какое-то этническое начало. А потом уже о Христе вспоминаем. И получается, что человеческие отношения на первое место выходят, а правда Божия и дело Божие остаются в стороне. И иногда попираются. То есть люди занимаются не делами Божьми, а делами человеческими. Вот это исконная их проблема, и она в настоящее время просто увеличилась. Не знаю, насколько они сейчас это осознают...».