В сборнике – двадцать рассказов. Время действия – от условных девяностых до сегодняшнего дня, а персонажи – девушки, женщины, взрослеющие, одинокие и бесприютные. Анна Шипилова интересуется не только женскими судьбами, так, в рассказе «Социальное государство» речь идет о мальчике, которого отдала в интернат занятая мать. В рассказе «Домой» юная влюбленная пара – Ася и Рустам – не в силах преодолеть разделяющие их этнокультурные барьеры.
Анна Шипилова не эксплуатирует мистику и мифологических помощниц, как это, например, делает Евгения Некрасова, которая униженных и оскорбленных героинь то с кикиморой подружит, то молодильными яблоками накормит. Шипилова не бросается в сказку, умело используя вполне реальные детали жуткой повседневности так, что на выходе получается триллер. Герои обитают в довольно герметичном мире, откуда выбраться невозможно. Это окраинная реальность со старыми гаражами, промзонами, неработающими заводами и ржавой водой из-под крана. И все эти штрихи автор подмечает как симптомы серьезного социального недуга, из которого страдают все персонажи. Это беспощадная проза и к герою, и к читателю, а обыденность повествования, только усиливает эффект катастрофы.
Прозаик Анна Шипилова. Фото: из личного архиваНаталия Мещанинова, Оксана Васякина – молодые современные писательницы, работающие в жанре исповедальной прозы, – понемногу приготовили читателя к сюжетам, о которых принято молчать: к обсуждению личной травмы. Анна Шипилова дала возможность быть услышанными тем, кто не смог бы о себе сказать ни слова и постоять за себя. Она выступает проводником, ныряя в бездну, где живут ее герои, не способные говорить о себе самостоятельно. Шипилова их не идеализирует, не рыдает у них на плече и не заставляет этим заниматься читателя. Но, записывая их имена и факты судеб, она выступает как хроникер, подтверждающий факт существования этих людей, до которых кому-то наконец есть дело. Автор собирает свой гербарий цветов зла без смакования, насмешек исподволь, будто подглядывает в неплотно закрытую дверь или вслушивается в разговор попутчиков в поезде. Тех самых простых людей, чья жизнь вроде бы и далека от того, чтобы о ней писали, кроме как в криминальной сводке или некрологе.
О своем первом сборнике Анна Шипилова рассказала «Столу», объяснив, почему без любви невозможно писать о боли и насилии.
– Анна, ваши персонажи – главным образом – женщины, девушки. Несчастные, одинокие, нелюбимые с покалеченными судьбами – от домашнего насилия до потери мужа. Как искали героинь, чем они зацепили?
– Мои героини – это и я сама, и мое окружение – мои подруги, соседки, родственницы, одноклассницы и одногруппницы, знакомые. Я брала истории из жизни и художественно обрабатывала их. Первые рассказы в сборнике я писала о девочках и женщинах, а когда насилие начало распространяться в масштабах страны, мира, как пожар, я стала писать о том, что происходит с нами здесь и сейчас, и в моих текстах появились новые герои – мальчики и мужчины. Я поняла, что на самом деле не важно, кто подвергается насилию – мужчины или женщины, и где — дома или на улице, или в окопе, главное то, что его не должно быть.
– Женщины в рассказах не производят впечатление героинь – это скорее жертвы. Сочувствовать им сложно. А какие чувства герои у вас вызывают?
– Я люблю своих героев и героинь – без любви, у меня бы не получилось написать эти рассказы. И конечно же, я им сочувствую, мне кажется, эмпатия – это сейчас главное человеческое качество, которое нужно развивать. Без эмпатии и любви мы – человечество – довольно быстро поубиваем друг друга, сейчас есть для этого все технические возможности. Когда я писала о моих героинях из бедных, неблагополучных семей, я не писала о них с позиции наблюдателя или исследователя, как о муравьях под лупой или подопытных мышах. Я писала о них как режиссер-документалист – сидела рядом с ними на полу, стирала кровь с их лица, но при этом понимала, что их истории могут изменить что-то в обществе, когда я их расскажу, и поэтому вцепившись мертвой хваткой, продолжала «снимать» это «кино».
Фото: Tiago Bandeira / Unsplash– Как вы понимаете, что найденная история – это именно сюжет для текста?
– Когда я понимаю, что в истории есть конфликт, который меня волнует. Например, знакомый рассказал мне о том, что его отец со всеми друзьями и новой женой сгорел в своем дачном доме, в котором они праздновали новоселье. Причиной пожара был уголек, который выпал из камина. Я несколько лет думала о ней, крутила в голове. А потом я прочла статью о том, что женщин, которые сидят в СИЗО, колониях и тюрьмах никто не ждет. От них отказываются родные, их дети попадают в детдома, мужья разводятся с ними и снова женятся, даже несмотря на то, что женщины могли взять на себя их вину. Тем временем мужчин в колониях ждут жены, к ним ездят на свидания, многие женщины специально ищут себе сидящих мужчин, переписываются с ними и даже выходят за них замуж. Так сложился сюжет рассказа «На живую нитку» – из историй женщин, которые выходят после окончания срока в никуда, и истории о сгоревшем доме. Осталось только добавить деталей, придумать характеры героев и докрутить конфликт.
– О чем лично вам хочется читать и говорить?
– Сейчас я читаю документальный роман Азар Нафиси «Читая “Лолиту” в Тегеране». Он об Иране, исламской революции, и о том, как женщины лишились прав, им запретили выходить на улицы без хиджаба, гулять не в сопровождении мужа, отца или брата, и даже просто смеяться на улице, или есть яблоки – иначе мужчины могли воспринять это как провокацию. Когда в Иране началась война (с Ираком) женщинам велели ложиться спать в одежде, чтобы если в дом попадет бомба, «непристойный» вид мертвого тела не смущал мужчин, которые будут разбирать завалы. Я читаю об Иране 70-80-х годов – как смещается фокус с внутренних проблем на внешние, как ищется и придумывается внутренний враг, как во всем обвиняется некий коллективный «Запад», «западные» и «европейские» ценности объявляются главной проблемой, как в университетах запрещают читать европейскую и американскую литературу, объявляя ее «развращающей», и думаю о России и настоящем времени. Книга была написана в конце 90-х, мы знаем, что происходит в Иране сейчас, и как до сих пор там убивают женщин за то, что они снимают хиджабы. С одной стороны, это не вселяет надежду, а с другой стороны – мы живем в другой стране, у нас другая религия и история, возможно, и наше будущее будет другим.
– Складывается впечатление, что тотальный ад, в котором живут герои, вечен, это как бы такое предопределенное зло, передающееся по наследству. А возможно ли из него выбраться?
– Наша основная стратегия как общества – молчать и не высовываться, как я пишу в одном из рассказов. Это наша историческая память и травма – молчи, и тебя не посадят, молчи, и тебя не расстреляют, молчи, и у тебя не конфискуют имущество. С другой стороны – мне с самого детства говорили, что если тебя схватили на улице, затаскивают в машину или уводят во дворы, надо кричать, отбиваться, царапаться, кусаться и убегать. Надо защищаться, звать на помощь. Если видишь, как кого-то убивают, насилуют, насильно ведут куда-то, кричи, защищай, зови на помощь, вызывай полицию. Наверное, это я и пытаюсь сейчас делать с помощью своих текстов – я заступаюсь. Ведь это важно – сегодня ты не заступишься за другого, завтра не заступятся за тебя. Да, это опасно, я прекрасно знаю это по себе, но синяки сойдут, кости срастутся, раны заживут, а чувство собственного достоинства останется.
– В рассказах нет счастливых людей, хотя встречаются любящие. Почему так?
– Без любви вообще ничего не получилось бы – я думаю, не собрался бы ни один сюжет. Даже в самой безвыходной и страшной ситуации я старалась дать моим героям надежду на выход – в любви к детям, к родным, в сочувствии к незнакомым людям, в которых ты вдруг видишь себя. Мне кажется, этот тот «ключ», которым можно вскрыть все мои тексты.
Фото: Eric Ward / Unsplash– Мужчины – отцы, возлюбленные, одноклассники – предают женщин, истязают, бросают, убивают или умирают сами. По текстам получается, будто мужчина – априори монстр, губящий женщин. Что вы думаете об этом?
– Да, герои-мужчины в моих рассказах основные «творцы» насилия – это правда жизни, но в целом я вижу проблему не в мужчинах, а в обществе, и в градусе ненависти в нем. Мужчины привыкли решать все проблемы и вопросы силой, в отличие от женщин, которые гораздо лучше умеют коммуницировать и договариваться. Если мы достигнем гендерного равноправия во всех сферах, то и градус насилия снизится. Тем не менее я описывала и любящих и заботящихся о своих семьях мужчинах – дедушках, отцах, братьях, мужьях и партнерах. Мы много обсуждали это с моим редактором Аркадием Тесленко, если бы не он, мужчин-антигероев в моих рассказах было бы больше.
– Вы очень прямо говорите о том, о чем многие привыкли молчать: аборты, домашнее насилие, социальное неравенство, школьная травля, чат «Вдовы героев». О чем было трудно говорить? И насколько писанные истории личные?
– Было трудно писать и об абортах, и о травле, и о бедности, и о смерти близких – ведь даже если история не твоя, все равно как писатель ты пропускаешь ее через себя. Сборник вышел два месяца назад, за это время я успела получить отзывы читателей о том, что они плакали над некоторыми рассказами. Знали бы они, как я плакала, пока писала. В рассказах очень много моего личного опыта, но если бы я не замешала эти тексты на своей собственной крови, они бы не получились. Я старалась писать максимально открыто, прямо и искренне о том, что меня волнует. Я думаю, что молчание опасно. Если мы молчим о проблемах, то никогда их не решим.
