– Очень жалко его. У меня сильное сострадание к нему. С тех пор, как в 90-е мы прочитали книгу Юрия Карабчиевского «Воскресение Маяковского», его фигура освободилась от советской шелухи и стала восприниматься скорее трагически, произошло открытие другого Маяковского.
– А каким было ваше первое впечатление от встречи с Маяковским?
– Очень характерное именно для встречи с таким поэтом, как Маяковский. Это было в подростковом возрасте. В эти годы человек переживает становление своего «я». Часто это происходит конфликтно, и подростку бывают созвучны поэты, которые тоже как будто всю жизнь переживают подобную подростковую встречу с миром и самоопределение в нём. Помню, я очень любила стихотворение «Послушайте! Ведь, если звезды зажигают – значит, это кому-нибудь нужно?».
– Потом интерес пропал?
– Да. В советское время, когда Маяковского активно изучали как революционного поэта, его стихи остались незаметными для меня. Я его не запомнила, не полюбила. Интересно, что, когда я узнала другого Маяковского и написала сочинение об этом, мне поставили низкую отметку именно потому, что это был не «правильный» Маяковский – не тот, которого нам преподносили на уроках. Я любила «Облако в штанах».
Будет любовь или нет?
Какая –
большая или крошечная?
Маяковский в 1910 году– Есть ли любимые строчки?
– Таких, какие сразу приходят на ум из стихов Блока или Пушкина, нет. Но есть строчки, которые я воспринимаю как сильные, обладающие какой-то энергией. Сейчас уже они мне не близки. Помню, когда я работала учителем в школе, в своей молодости, я открывала дверь в класс ногой (тогда это можно было себе позволить), входила в класс, вставала на учительский стол и читала ученикам стихотворение «Нате!».
Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я – бесценных слов мот и транжир.
Это производило очень сильное впечатление в совокупности действий – сильный эффект. Его поэзия – явление очень сильной энергии. Только какой её источник? Не из всякого источника можно человеку черпать энергию.
Силу его ранней поэзии я и сейчас чувствую, но сейчас он мне более интересен как феномен антропологической катастрофы XX века, как человек яркого самобытного таланта, который пытался встроиться в новую революционную действительность, а потом и в советскую систему. Поскольку он был искренним человеком и искал своё место в новом мире не ради кормушки или славы, то сегодня за этим интересно и важно наблюдать. Поэтому послереволюционного Маяковского я иногда пересматриваю.
– Какая, по-вашему, главная тема в его поэзии? Почему он вошёл в литературу?
– Главная тема Маяковского – это сам Маяковский. В том же «Облаке»:
Мир огрóмив мощью голоса,
иду – красивый,
двадцатидвухлетний.
Он очень любил писать произведения, в которых главным героем был он сам: «Владимир Маяковский», «Я сам»... В этом и его бунт против мира, и попытка в этом мире себя обрести.
Сборник стихов Маяковского «Я!»В чём ценность Маяковского и футуризма, одним из самых ярких и мощных представителей которого он безусловно был? При всей сложности моего отношения к этому авангардному течению в русской поэзии нельзя не признать, что в футуристах была и энергия, и сила, и стремление к обновлению художественного творчества в его корневых основах. В своих манифестах они писали, что ими движет побуждение к изобретательству, к поиску новых форм.
Но я глубоко убеждена, что форма не первична, она рождается из смысла, а когда акцент ставится на производстве новых форм, то в этом есть что-то от магии. Их и ценят за то, что они привлекли внимание к самой фактуре слова. В одном из своих манифестов Маяковский говорит, что слово – это сама цель поэзии. Так и сказано: слово против содержания, слово против языка, слово против ритма, слово против размера и так далее. Слово мыслится в первую очередь как форма, как некоторая материальная оболочка. Часто Владимира Маяковского сопоставляют с Малевичем, который заново открывает образ формы в живописи, или с Кандинским. Таково искусство авангарда, которое отказывается от человека, от смысла, от содержания – это характерное знамение времени. Последствия этого, конечно, трагичны и для искусства, и для эпохи, и для человека.
Тело В. Маяковского. 14 апреля 1930 года. Фото: Wikimedia Commons– Но в Маяковском была чуткость и даже любовь к чужим дарам тоже. Он с восторгам относился к дару молодого Бориса Пастернака, про строки Андрея Белого «Голосил низким басом. В небеса запустил ананасом» он написал что-то вроде: «Вот это да! Я бы так не смог».
– Да, конечно-конечно. У него безусловно очень яркий и сильный поэтический дар, о котором и свидетельствует эта отзывчивость к дару другого! Любопытно и в каком-то смысле закономерно, что он ставит свой талант на служение революции. Как известно, он связан с революционерами ещё с тех пор, когда семья жила в Грузии, до смерти отца в 1906 году.
Семья Маяковских в Кутаиси, 1905 год. В. Маяковский сидит в центреС 1908 года Маяковский в РСДРП, 3 ареста, 11 месяцев «Бутырки». В революцию его влекло. Но когда он становится собственно певцом этой революционной стихии, то на какой-то краткий момент его дар соединяется с событиями, происходящими в стране, а потом Маяковский оказывается не у дел, на смену революционной стихии приходит советская государственная система, которой совсем не нужен бунтующий подросток. В конце концов это столкновение и приводит к трагическим последствиям.
Его стихи говорят об искренних чувствах и надеждах: «Левый марш», «Я себя под Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше», «Через четыре года здесь будет город-сад» – что это? Были писатели, которые держали нос по ветру и стали писать так, как того требовала эпоха. Маяковского трудно обвинить в конъюнктуре: он думал, делал и писал искренне.
– В чём причина его самоубийства, трагедия его жизни и творчества?
– Писали, что основной причиной гибели был конфликт с властью, которой поэт пытался послужить. Ленин нелестно высказывался о поэзии Владимира Маяковского, она ему жутко не нравилась. Он не хотел, чтобы такие люди, как Маяковский, были голосом революции, и относился к поэту, как писал Горький, раздражённо: «выдумывает какие-то кривые слова, и всё у него не то, по-моему, – не то и мало понятно. Рассыпано всё, трудно читать».
Предсмертное письмо Владимира Маяковского. Фото: Wikimedia CommonsТем не менее Советская власть терпела поэта и хотела использовать его как свой рупор, но Маяковский всё время выбивался, не оправдывал ожиданий коммунистической идеологической машины и вскоре стал неугодным.
Так, знаменитая выставка 1930 года, посвящённая 20-летию творчества поэта, к которой он готовился, мечтая подвести итоги и засвидетельствовать о своей значимости в новом мире, потрясла Маяковского. На выставку никто из приглашённого высшего политического руководства не пришёл! Это было сигналом: ваше время истекло. К этому добавилась развивающаяся личная драма. Но если говорить о духовных корнях добровольного ухода Маяковского из жизни, то это связано с духами русской революции, которым он пытался служить. Когда такой сильный дар, жаждущий непрестанного обновления, служит демоническим стихиям, вырвавшимся из недр мировой жизни, и приобщается не Божьим, разрушительным энергиям, то они сначала питают человека и вдохновляют, используют бесноватого, а затем набрасываются на него же и уничтожают.
Фотография Владимира Маяковского и Лили Брик , сделанная в 1918 году, которая в 1960-х годах появилась в отретушированном виде в официальных советских изданиях– Я вспоминаю Михаила Булгакова. Он начал писать в советский период, но его часто называют русским писателем. Владимир Маяковский начал писать до революции. Он советский или русский поэт?
– Сложный вопрос. Я бы не хотела его называть советским поэтом, хотя «Товарища Нетте, парохода и человека» или «краснокожую паспортину» нельзя вычеркнуть из его жизни. Маяковский как бы дал голос советской идеологии. Но не хотелось бы к нему приклеивать эту роль, потому что он значительно больше, чем советский поэт, он этим не исчерпывается. Но если говорить «русский поэт», то тоже нужны оговорки, потому что он считал себя отчасти грузином, знал грузинский язык. С другой стороны, в русском человеке есть анархическое начало, русский бунт. Если считать, что Владимир Маяковский выразил стихию русского бунта, то его можно назвать русским поэтом. Но в пророческую традицию русской поэзии, призывающей «милость к падшим», Маяковский не вписывается.
Дом, где родился В. Маяковский (Багдати, Грузия). Фото: Ясухиро Кодзима– Надо ли изучать творчество Маяковского, читать его стихи?
– Владимир Маяковский – явление значительное, яркое, которое определило судьбы нашей поэзии и культуры. Изучать его, безусловно, нужно, потому что без понимания логики жизни и творчества ключевых фигур нашей литературы трудно понять самих себя. Хорошо этому учиться не на примере посредственностей, которые следовали генеральной линии, а на примере людей гениальных, которые и боролись с давлением, и в то же время в чём-то подчинялись этому давлению. Что касается чтения, надо читать того Маяковского, который тебе близок, дорог. Надо открыть для себя то, что может вдохновить. Для нашего поколения ещё важно такое выколупывание Маяковского из советского кокона, внутри которого он нам подавался. Нужно новое открытие Маяковского с его прекрасной дореволюционной лирикой. Моим студентам, я знаю, нравится Владимир Маяковский.
– В истоках поэзии Маяковского для меня есть отягчающие признания. Если у Пастернака «чем случайней, тем вернее слагаются стихи навзрыд», у Мандельштама момент творчества – «в сознании минутной силы, в забвении печальной смерти», то у Маяковского «Поэзия – та же добыча радия. В грамм добыча, в годы труды. Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». Несопоставимые образы творчества.
– Это и есть магия: акцент на форме, в которой заключена большая энергия, что, в свою очередь, требует огромных трудозатрат от мага. Как в заклинании мага или шамана, которые долго вызывают духов и потом падают без сил. Когда сравниваешь с Пастернаком (тоже футуризм), у него всегда есть мир вне его самого: будь то дерево, гроза, сосны – это имеет всегда значение мирового масштаба. Этот выход к миру, незацикленность на себе вдохновляет. У Маяковского же:
В какой ночи
бредовой,
недужной
какими Голиафами я зачат –
такой большой
и такой ненужный?
Номера Комсомольской правды, в которых печатался её сотрудник Владимир Маяковский. Фото: Wikimedia CommonsТакое стремление разобраться с собой хорошо в определённом возрасте, но затем нужно перевести взгляд с себя на что-то большее. Маяковский перевел взгляд на революцию…
