«Хороший день, в особенности в смысле подъёма духа»

Первая мировая война принесла с собой не только новое вооружение – танки, пушки, ядовитые газы и самолёты. В 1914 году мир познакомился и с принципиально новым видом оружия – информационным. И последствия применения этого оружия были ещё более разрушительными, чем обычные бомбы и снаряды

Пропагандистский плакат времен Первой мировой войны. Фото: общественное достояние

Пропагандистский плакат времен Первой мировой войны. Фото: общественное достояние

20 июля 1914 года, в тот самый день, когда император Николай II подписал манифест об объявлении войны, он кратко записал в дневнике: «Хороший день, в особенности в смысле подъёма духа...».

Император был совершенно прав: жители столицы встретили новость о вступлении России в войну с небывалым подъёмом патриотических чувств. И в первые же дни войны на мобилизационные пункты явилось 96% подлежащих призыву. 

В Петербурге толпа патриотов сожгла немецкое посольство, сама столица была переименована в Петроград. 

Прекратились забастовки и вообще какие бы то ни было антиправительственные выступления. Государственная Дума перестала клевать власть и без возражений  приняла военный бюджет. 

Французский посол в Петербурге Морис Палеолог писал в дневнике: «Сведения официальные и частные, доходящие до меня со всей России, одинаковы. Одни и те же народные восклицания, благоговейное усердие, объединение вокруг царя... Никакого разногласия». 

Морис Палеолог. Фото: общественное достояние
Морис Палеолог. Фото: общественное достояние

И повсюду говорили о Второй Отечественной войне – все газеты печатали карикатуры на Вильгельма II и призывали подниматься русский народ на борьбу с позорным немецким засильем. 

Даже массовые издания, обычно державшиеся вне политики, изощрялись в демонстрации ненависти к врагам. Например, сатирический журнал «Забияка» рекомендовал установить для проживающих в России немцев специальную форму одежды с надписью «Подлец». Делалось это для того, «чтобы каждый мог вовремя плюнуть немцу в харю». Тот же журнал шутливо советовал не лечить немцев в русских больницах, а вместо воды давать им касторку.

* * *

Но ненависть к немцам появилась не на пустом месте.    

Всё, пожалуй, началось с австрийско-германского торгового договора 1891 года, заключённого в условиях настоящей экономической войны с Соединёнными Штатами. Дело в том, что за предыдущее десятилетие – с 1868-го по 1878 год – экспорт американской пшеницы увеличился почти в девять раз, вытеснив с традиционных рынков русское и немецкое зерно. Газеты писали: «Усиленный экспорт американского хлеба особенно чувствительно отразился на Германии; она не только потеряла свой исконный английский рынок, но и испытывала тяжесть конкуренции на своих собственных рынках». 

В итоге Австро-Венгрия и Германия решили в 1891 году вместе бороться с американским демпингом путём организации особой зоны торговли и введения запретительных таможенных пошлин. 

За Австрией последовали Италия, Швейцария и Бельгия. 

Россия же, не получившая от своих партнёров статуса наибольшего благоприятствования, стала стремительно терять свои позиции на европейском хлебном рынке. Если в 1891 году 54,5% импортного хлеба в Германии было русским, то всего два года спустя его доля снизилась до 13,9%. Не лучше обстояли дела с вывозом в Германию скота, мяса, леса и других видов сырья. 

Не раз Россия предлагала начать переговоры о взаимном снижении пошлин, но Германия неизменно отвечала отказом. 

И в 1894 году в воздухе запахло таможенной войной, к которой российская пресса стала заранее готовить своих читателей. 

Первый удар нанесла Россия – в июле 1893 года она подняла пошлины на все германские товары. В ответ немцы подняли на 50% пошлины на русскую сельхозпродукцию и керосин. Тогда Россия вновь подняла пошлины на 50%. По сути, товарообмен между странами угас, после чего Петербург был вынужден согласиться на подписание невыгодного Русско-германского торгового договора от 1894 года, по которому Россия снизила пошлины на германские товары по 120 позициям, фактически на годы затормозив развитие собственной промышленности. 

Кроме того, германское правительство всеми силами препятствовало инвестированию капиталов в любые отрасли русской промышленности, кроме добывающих. И уже в начале XX века в российских газетах печатались такие шутки: «Чтобы открыть электрическую мастерскую в Петербурге, нужно разрешение германского консула». 

Срок действия кабального договора истекал как раз в 1914 году. 

Но ещё за три года до конца срока в России – при самом деятельном участии Франции – развернулась кампания по пересмотру торгового договора. 

Во многие европейские страны были отправлены делегации с целью расширения торговых контактов. Появились даже губернские и уездные комиссии, составлявшие свои проекты изменений договора. 

Правда, уже в первые дни войны вся экономическая предыстория конфликта была напрочь забыта. 

Генерал Алексей Брусилов в своих мемуарах писал: «Даже после объявления войны прибывшие из внутренних областей России пополнения совершенно не понимали, какая это война свалилась им на голову. Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там Эрц-Герец-Перц с женой были убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы – не знал почти никто, что такое славяне – было также темно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать, было совершенно неизвестно... Чем был виноват наш простолюдин, что он не только ничего не слыхал о замыслах Германии, но и совсем не знал, что такая страна существует, зная лишь, что существуют немцы, которые обезьяну выдумали».  

* * *

Накачкой ненависти занимались все воюющие стороны.

Например, в Германии возник «Пангерманский союз» – пропагандистская организация, выпускающая сотни газет для фронта. Вот что писали пангерманские газеты: «Мы знаем наш собственный народ, его достоинства и недостатки. Человечества мы не знаем и отказываемся заботиться о нем или воодушевляться им. Где оно начинается, где кончается? Входит ли в это человечество вырождающийся или полуживотный русский крестьянин из сельского «мира»? Негр из Восточной Африки?… Невыносимые галицийские или румынские евреи? Можно верить в солидарность германских народов – и все, что вне этой сферы, не имеет для нас значения».

Во Франции литератор Леон Блуа восхвалял доблести французов: «Франция настолько впереди других наций, что все прочие – безразлично, кто они – должны почесть наградой, что им позволят есть хлеб из одной миски с её собаками. Если счастлива одна только Франция – остальной мир может быть доволен... пусть даже ему придётся платить за счастье Франции рабством или разрухой. Но если страдает Франция, тогда страдает сам Бог, грозный Бог. Это так же абсолютно и непреложно, как тайна судьбы».

Леон Блуа. Фото: общественное достояние
Леон Блуа. Фото: общественное достояние

* * *

Особых успехов в газетной пропаганде добилась Великобритания, где был самый большой в мире штат профессиональных журналистов и фотографов. Поэтому нет ничего удивительного в том, что именно англичане стали пионерами системного подхода к пропаганде. К этому военных журналистов вынудили горькие уроки Англо-бурской войны, в которой симпатии большинства стран были на стороне «маленького, но гордого» народа буров. Поэтому ещё задолго до начала военных действий англичане приступили к созданию такого образа врага, который бы позволил обеспечить долговременную поддержку населением войны против Германии. 

Прежде всего англичане провели параллели с историей и стали уподоблять расширение Германии как новое нашествие гуннов; каждый день в газетах стали появляться  «убедительные свидетельства» варварства и жестокости немецких солдат. К примеру, одной из самых успешных пропагандистских акций стало распространение слухов о том, что деловитые и хозяйственные немцы якобы «перерабатывают» останки своих и чужих солдат на стеарин для свечей и свиной корм. Также всем запомнилась «Льежская история» – сфабрикованный фоторепортаж о том, как немецкие солдаты распяли на дереве попавшего к ним в плен французского священника и отрубили несколько ладошек местным детям. Фотоколлажи были настолько достоверными, что на удочку попался и папа Пий XII, выпустивший гневную буллу против «новых гуннов».

Папа Пий XII. Фото: Национальный архив (Бразилия)
Папа Пий XII. Фото: Национальный архив (Бразилия)

Конечно, всё это была ложь, но, как говорил член английского парламента сэр Фредерик Понсонби, «применение оружия лжи против Германии и тех стран, где нет всеобщей воинской повинности, более необходимо, чем там, где мужчины призываются в армию автоматически».

«Если отбросить все сантименты, то военная пропаганда англичан была с психологической точки зрения совершенно правильной, – годы спустя писал Николаи Вальтер, бывший в годы войны начальником Разведуправления германского Генштаба. – Англичане рисовали немцев в виде варваров; но этим они подготовляли своего солдата к любым ужасам войны. Германская пропаганда всё время пыталась представлять противника в смешном виде. Это было неправильно потому, что при первой же встрече с реальным противником наш солдат получал совершенно иное представление о нём, чем это рисовалось в прессе. В результате солдат наш чувствовал себя обманутым, он переставал верить и во всём остальном нашей печати. В конце концов наш солдат стал считать, что вся наша печать – “сплошной обман”. Вот каков был результат того, что дело пропаганды отдали в руки блестящих военных офицеров, не поняв, что на такую работу надо было поставить самых гениальных знатоков человеческой психологии…»

* * *

Психология была необходима и для работы на фронте, ведь солдаты, как правило, газет не читали, и прежде всего потому, что основная масса служивых – как русских, так и англичан с немцами – едва могла читать по слогам. Поэтому специально для «окопников» стали печататься огромными тиражами красочные листовки с минимальным количеством текста. Например, за один месяц 1914 года в одной только Англии было напечатано 5 миллионов 360 тысяч различных листовок, которые распространяли специально выделенные для этих целей авиационные эскадрильи. В 1915 году в Англии был изобретён и испытан специальный агитационный воздушный шар, который мог транспортировать примерно 2 кг листовок (т.е. от 500 до 1000 штук). На высоте 100 метров специальный заряд в корзине шара взрывался, после чего листовки разбрасывались в радиусе километра.

Британский пропагандистский плакат 1916г. Фото: общественное достояние
Британский пропагандистский плакат 1916г. Фото: общественное достояние

Немецкие солдаты оказались совершенно не готовы к падающей с небес пропаганде. 

Особым успехом пользовались «письма немецких военнопленных», находившихся в английских лагерях, своим родственникам. Благодаря изобретению в Англии офсетной печати копии их писем делались очень тщательно, даже цвет чернил в них соответствовал оригиналу. Зачастую немецкие солдаты принимали эти листовки за оригиналы писем и пересылали по почте родственникам пленного. Кстати, письма были оригинальными – в то время действительно ещё существовали лагеря, которые отличались хорошим питанием и приличным обращением с военнопленными. Что интересно: англичане категорически отказывались использовать в работе письма, содержащие критические выпады против кайзера или других уважаемых в Германии официальных лиц, чтобы не подрывать доверия немецких солдат.

Практичные американцы  в своих пропагандистских текстах обращали основное внимание на продовольственную тему, справедливо полагая, что одно лишь перечисление названий продуктов суточного рациона военнопленных действует гораздо лучше, чем все громкие призывы. 

Например, в листовке 1918 года говорилось: «Подними эту открытку, напиши на ней адрес своей семьи. Если ты попадёшь в плен к американцам, то передай эту открытку первому офицеру, который проводит допрос. Он обязан отправить её твоим родным». 

Далее следовал текст: «Я нахожусь в плену, легко (тяжело) ранен (не ранен). Не беспокойтесь обо мне. Нас хорошо кормят: дают говядину, белый хлеб, картофель, бобы и горох, сливки, кофе, молоко, масло, табак и т.п. (ненужное зачеркнуть)».

Наряду с листовками с сентября 1918 года союзники приступили и к изданию замаскированных окопных газет. Рядом с заголовком в этих газетах нередко помещался портрет кайзера, а также проставлялась цена – 10 пфеннигов. Эти газеты представляли собой великолепный материал для чтения немецким солдатам, которые, чтобы хоть как-то скоротать время, читали абсолютно всё, что попадалось им под руку.

В ответ немцы решили сделать ставку на моральное разложение противника. Так, летом 1916 года германские цеппелины разбрасывали над русскими окопами карикатуру, изображавшую Вильгельма, опирающегося на германский народ, и Николая Романова, опирающегося на половой орган «тобольского старца» Распутина. Для солдат-французов изобретать и вовсе ничего не пришлось. На окопы французских солдат с дирижаблей рейхсвера сыпались тонны порнографических открыток с изображениями голых красавиц и одной-единственной надписью: «Что ты забыл в окопе? Твоя жена скучает по тебе. Иди домой!».

* * *

Российские политтехнологи тоже изобрели своё ноу-хау – но только для внутреннего употребления. Дело в том, что участие в Первой мировой войне потребовало от России беспрецедентных по своим масштабам финансовых затрат.  Среди источников их покрытия видная роль принадлежала внутренним государственным займам, к которым было решено привлечь широкие народные массы. Согласно закону от 23 октября 1915 года, в империи было открыто свыше 3600 новых сберкасс, Министерство финансов развернуло в стране масштабную кампанию по привлечению народа к «Займу Победы». Большое внимание уделялось и наглядной агитации: только в течение 1916 года было отпечатано более 1 миллиона красочных плакатов и свыше 10 миллионов различных афиш: призывавших покупать облигации. В результате государство получило двойную выгоду: во-первых, внутри росли патриотические настроения, а во-вторых, казна получала дополнительные деньги.

Всего же с начала войны и до Февральской революции царским правительством было выпущено шесть военных «Займов Победы» на общую сумму в 8 млрд руб., что дало возможность покрыть в среднем около 25% всех военных расходов казны. После такого успеха военные займы взяли на вооружение все европейские державы.

* * *

Но самым главным инструментом военной пропаганды стало кино – самый простой способ воздействия на умы обывателей. Интересно, что первая в мире кинохроника была отснята в мае 1896 года. Это произошло в России на коронации Николая Второго, кстати, спустя всего лишь год после того, как братья Люмьер показали в подвале «Гран-кафе» свой первый фильм «Прибытие поезда на вокзал Ла Сиота». А к 1914 году кинематограф уже превратился в доходный вид бизнеса. Лидировала в этом процессе Франция – один только легендарный режиссёр Жорж Мельес за три года снял более 500 фильмов. Зато вот по количеству кинотеатров первые позиции прочно удерживали США: в стране к началу войны работало 18 тысяч кинотеатров. В России к 1913 году насчитывалось всего до тысячи кинотеатров.

Кадр из фильма «Прибытие поезда на вокзал Ла Сиота». Фото: общественное достояние
Кадр из фильма «Прибытие поезда на вокзал Ла Сиота». Фото: общественное достояние

После объявления военного положения российская кинематография вслед за промышленностью тоже была переведена на военные рельсы. Все киностудии срочно бросились ставить фильмы, созвучные моменту, и скоро все российские кинотеатры показывали патриотические кинофильмы «В огне славянской бури», «На защиту братьев славян», «В борьбе народов». Даже признанный эстет Александр Алексеевич Ханжонков – и тот поставил военный фильм по пьесе Леонида Андреева «Король, закон и свобода» с гениальной актрисой Верой Холодной в главной роли. Сюжет фильма строился вокруг столкновения бельгийцев с немцами, а в финале доблестные бельгийские солдаты взрывают шлюзы для затопления своих плодородных полей – чтоб врагу не достались.

Кстати, именно тогда и были придуманы киножурналы с кинохроникой, которые стали показывать перед фильмами. В России было два вида журналов: отечественная хроника «Зеркало войны» и документальные фильмы о войсках союзников «На Западном фронте», которые снимала киностудия Gaumont.

Именно эти киножурналы стали первыми прообразами новостных передач по радио, которые появились в эфире уже через два года после окончания войны. А ещё через несколько лет появится и самое страшное оружие массового поражения – телевидение.

Читайте также