Братья по любви к умершим

О смерти можно говорить много. А потом поговорить ещё чуть-чуть. Но ведь жизнь гораздо интереснее смерти. Так что же делать человеку, если так получилось, что он умер? Чаять воскресения. Вот так просто

Фото:  Игорь Никитин/Коммерсантъ

Фото: Игорь Никитин/Коммерсантъ

Смерти нет

– Но это невозможно! – воскликнет обыватель vulgaris. И ведь не скажешь, что он совсем неправ. Случаи воскрешения встречаются не часто. Что мы знаем? У нас есть несколько примеров из Евангелия, когда Христос или даже его ученики, воскрешали умерших – тех, чьё тело ещё не успело остыть. Можем ли мы в это поверить? Скорее всего, да. И даже объяснить это тем, что умерли не по-настоящему, не до конца, крепко уснули и так далее. Хорошо, тут договорились, а теперь идём дальше. Лазарь, друг Христа. Он умер, был погребён, с момента смерти прошло четыре дня, и Лазарь за это время успел не только окоченеть, но и начал смердеть, то есть уже пошёл процесс разложения тканей. Как быть с этим случаем? Хватит ли нашей веры принять воскрешение Лазаря, ведь рационально объяснить это тем, что, мол, не до конца умер, не получится. 

Дальше – больше. Утром Великой субботы в церкви читают пророчество Иезекииля, где звучат ещё более предельные слова:

Простер Господь надо мной Свою руку – и унёс меня Духом Своим и опустил посреди долины. И была та долина полна костей.

Он стал водить меня вокруг костей – их было несметное множество в той долине, и были они совершенно сухими.

Он сказал мне: «Человек! Могут ли эти кости ожить?» Я ответил: «Господь Бог! Это знаешь Ты один!»

Он сказал мне: «Произнеси пророчество этим костям, скажи им: „Кости сухие! Слушайте слово Господа!

Так говорит Господь этим костям: Я вложу в вас дух, и вы оживёте.

Я прикреплю к вам сухожилия, наращу мясо и покрою вас кожей. Я дам вам дух, и вы оживете. И тогда поймете вы, что Я – Господь”».

Как там наша вера? Хватит её на то, чтобы воспринять эти слова как если не правду, то истину, как то, что относится к нам лично. Можно сразу не отвечать, ибо очень уж фантастически всё это выглядит.

Но раз уж я дерзаю спрашивать об этом других, то, наверное, стоит и самой ответить на этот вопрос. Я в церкви 15 лет, но только в этом году текст Иезекииля перестал казаться чем-то сказочным и фантастическим: если уж Господь из ничего создал всё, включая человека, то почему мы должны думать, что Он не может восстановить своё создание из «сухих костей»? Ведь это уже что-то! Кроме того, так получилось, что практически всю весну и лето я думала о русском философе Николае Фёдорове, основателе русского космизма, человеке, который заботу о всеобщем воскресении воспринял как общее дело и как личное своё дело. 

Первый Гагарин в космосе

Николай Фёдорович Фёдоров – или Николай Павлович Гагарин – родился в 1829 году в Тамбовской губернии как внебрачный сын князя Павла Гагарина. Но прославить ему довелось фамилию не родного отца, а крёстного. А как было бы символично, если бы и первый космонавт, и отец русского космизма носили одну фамилию! 

Павел Гагарин, отец Николая Фёдорова. Фото: общественное достояние
Павел Гагарин, отец Николая Фёдорова. Фото: общественное достояние

Впрочем, этот титул прикрепился к Фёдорову уже после кончины, современники же называли его по-простому – «московским Сократом». Сам Фёдоров такому не был рад, как, наверное, и не порадовался бы, узнав, что после его смерти искусствовед Аким Волынский скажет, что рождение и жизнь Фёдорова оправдывают тысячелетнее существование России. 

С юности Фёдорова захватила идея «общего дела» – преодоление смерти через воскрешение мёртвых. Все мы – братья по любви к умершим. Эта идея вызывает разнообразные реакции среди современных мыслителей. Одни видят в концепции общего дела символический акт единения человечества и стремление к бесконечной любви и солидарности. Другие считают идею воскрешения научно невозможной и философски ненаучной, относя её к утопическим фантазиям. Третьи рассматривают её как интересный философский эксперимент, побуждающий задуматься о смысле жизни и смерти. В целом, идея Николая Фёдорова продолжает вызывать дискуссии и вдохновлять размышления о человеческой судьбе и возможностях науки, хотя чаще она всё-таки вызывает снисходительную улыбку у тех, кто называет себя «человеком из учёного сословия».

Пятый всадник

Боль о всеобщем неродстве была болью Фёдорова с ранних лет. Он сам об этом писал: «От детских лет сохранились у меня три воспоминания: видел я чёрный-пречёрный хлеб, которым (говорили при мне) питались крестьяне в какой-то, вероятно, голодный год. Слышал с детства объяснение войны (на мой вопрос о ней), которое привело меня в страшное недоумение: на войне люди стреляют друг в друга; наконец, узнал я о том, что есть и не родные, чужие; и о том, что сами родные – не родные, а чужие».

Николай Фёдоров. Фото: общественное достояние
Николай Фёдоров. Фото: общественное достояние

Три явления этого мира, потрясшие Фёдорова и перевернувшие его жизнь, – голод, война и неродство. Когда я об этом услышала, то мне на память пришёл другой перечень явлений, таких же страшных. Это четыре всадника апокалипсиса – чума, война, голод и смерть. Как мы видим, два из них совпадают, а вместо чумы и смерти у Фёдорова появляется неродство. И ведь действительно, неродство – это и болезнь, и путь к смерти. Неродство – пятый всадник апокалипсиса. Или, наверное, первый, ведь когда мы друг другу родные, то разве мы не поможем в болезни, разве мы сможем помыслить войну, разве мы не поделимся хлебом, разве мы будем выбирать смерть? Наверняка неродство – первый всадник, отец всех остальных.

Вот такое детское переживание заставило Николая Фёдоровича искать выход: он увидел и принял для себя, что история не должна быть взаимным истреблением, но – напротив – это борьба за спасение. В этой борьбе нельзя просто бросить оружие, это ни к чему не приведёт. Вместо этого человечество должно осознать себя как орудие Божьей воли и ничьей больше. 

«Пока человек не будет воскрешать, он будет убивать», – к такой мысли приходит Фёдоров. Следовательно, надо воскрешать. Как – пока непонятно. Но встаёт второй вопрос: а где все будут жить после воскрешения? И взгляд философа обращается к небу, где место полно – чуть меньше, чем бесконечность. Так боль за умерших одного человека, которого сегодня многие считают фантазёром, раскрыла горизонты всех нас. Границы, которые раньше двигались на запад или на восток, поднялись вверх и позволили нам выйти за пределы нашей земли – прекрасной и несчастной. 

Вышли для того, чтобы явить любовь к тем, кто жил до нас. Такая любовь, по Фёдорову, есть знак нашего богоподобия, поскольку эта любовь – сверхприродная. На протяжении истории поколения вытесняют друг друга, и для природы забота о родителях не имеет никакой ценности, но для становления нравственного в человеке – будьте совершенны – эта любовь оказывается ключевой. 

По примеру Троицы, Которая у Фёдорова – это Отец, Дочь и Сын. Но об этой его мысли надо подумать как-то отдельно.

Читайте также