Так же трудно и представить атмосферу тех дней, когда вся Никея забурлила, погрузившись в бесконечные богословские споры, когда не только в храмах и прохладных залах дворцов рассуждали о будущем церкви, но и в самых бедных кварталах, в термах и театре, на рыбном рынке и в конторах ростовщиков на форуме. Даже на ипподроме букмекеры принимали ставки – но не на лошадей, а на то, какой Христос одержит верх: сотворённый или нерождённый?
Известный богослов Григорий Нисский, побывавший в Никее, с раздражением писал, что наступили дни всеобщего сумасшествия:
– Ты спросишь о волах, а он любомудрствует тебе о Рождённом и Нерождённом. Хочешь узнать о цене хлеба, а он отвечает тебе, что Отец больше, а Сын у Него под рукой; если скажешь, что пригодна баня, решительно говорит, что Сын из ничего. Не знаю, как надлежит назвать это зло – бредом или сумасшествием и такой повальною болезнью, которая производит помешательство в рассудке...
Спор, между тем, касался самых основ церковного устройства.
* * *
Первая массовая расправа над христианами в Риме произошла приблизительно в 50 году от Р.Х. – как писал Светоний: в тот год император Клавдий «изгнал из города иудеев, постоянно волнуемых Христом».
Император Клавдий. Фото: Wikimedia Commons / AvidiusНо гонения Клавдия были мелкими неприятностями по сравнению с теми изуверскими казнями, что всего через пятнадцать лет обрушились на христианскую общину Рима. В 64 году от Р.Х. по приказу императора Нерона было схвачено «великое множество» христиан, которых обвинили в поджоге города (Светоний и Тацит утверждали, что пожар, бушевавший в Риме девять дней, устроил сам Нерон, решивший таким способом расчистить центр города для новых построек).
Особую значимость расправе придали и казни двух апостолов – Петра и Павла.
Тацит писал: «Сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличённых не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах или обреченных на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения…»
То есть всего за 2–3 десятилетия после проповеди и Воскресения Христа христианская община не только появилась в столице империи, где процветали десятки самых разнообразных экзотических культов с Востока, но и настолько окрепла, что её растущее влияние всерьёз испугало власти империи. Впрочем, это и неудивительно: тогда в Риме насчитывалось более 200 тысяч безработных плебеев, существовавших лишь за счёт бесплатных раздач зерна от специального министерства продовольствия. Ещё больше было бедных ремесленников, подмастерьев, нищих учителей, чернорабочих, бывших солдат и либертинов-вольноотпущенников, перебивавшихся случайными заработками. И все эти сотни тысяч людей тайно или явно симпатизировали христианам, все они жадно ловили каждое слово о скором установлении нового и справедливого Царства Небесного.
Марк Аврелий. Фото: Wikipedia Commons / Ophelia2С тех пор гонения на христиан только нарастали. Император-философ Марк Аврелий, которого европейские гуманисты XIX века поспешили объявить «святым язычником», среди современников считался величайшим ненавистником христианства. Во времена его правления проповедников Евангелия десятками и сотнями бросали на растерзание диким зверям, как это произошло, например, в 177 году в городе Лионе, тогдашней столице Галлии, где всех священников местной христианской общины после многодневных пыток бросили на арену цирка на съедение львам.
* * *
А потом наступил III век – эпоха христианской революции. Только вообразите себе: в империи – экономический подъём, придворные риторы славят наступление нового «золотого века», столичные аристократы соревнуются в роскоши нарядов… И вдруг в самых разных городах появляются сотни христианских кружков, куда бегут юноши и девушки в возрасте от 16 до 30 лет, и это не просто молодые люди, но дети высшего сословия римской аристократии. Христианство из учения нищих отщепенцев и угрюмых фанатиков вдруг превращается в модную религию продвинутой городской молодёжи.
Это был первый в истории нашей эры бунт нового поколения против затхлого мещанства отцов, против лицемерия и тупого самодовольства родителей, считавших, что на свете нет ничего более важного, чем светские увеселения и скачки на арене Большого цирка.
«Всю свою жизнь праздная и ленивая публика проводит за вином и игрой в кости, в вертепах, увеселениях и на зрелищах, – язвительно писал Аммиан Марцеллин. – Великий цирк является для них и храмом, и жилищем, и местом собраний, и высшей целью всех их желаний… Безделие так въелось здесь в нравы, что лишь только забрезжит желанный день конских ристаний, как все спешат чуть ли не наперегонки с самими колесницами…»
Именно против такого образа жизни и выступала римская «золотая молодежь», которая больше не желала походить на своих отцов. Молодые аристократы сбрасывали в грязь дорогую одежду, демонстративно стригли волосы и сбривали бороды: тогда считалось, что длинные волосы и растительность на лице – признак консервативных язычников. Материализму и потребительской философии старшего поколения они предпочитали вольную бедность и христианское братство. Точно так же и дети русских дворян вдруг пошли «делать революцию», а в конце 60-х отпрыски сытых буржуа строили баррикады в Париже и Лондоне. И это закономерно, ведь успех любой революции приносят лишь мальчики и девочки из хороших семей. Дети крестьян и пролетариата обычно послушны, они конформисты по своей природе и боятся гнева властей; и только взбунтовавшиеся маменькины сынки, эти застенчивые хилые ботаники в очках, способны сломить сопротивление Системы.
Изменение качественного состава христиан можно проследить по житиям ранних христианских святых, среди которых стали попадаться представители детей аристократии. К примеру, в Риме приняли крещение актёр Генезий – любимец всех столичных матрон, знатные патриции Прим и Фелициан и даже сам городской трибун Маркелл. И не просто приняли крещение, но добровольно пошли на мучительную смерть, предпочитая казнь и пытки отречению от своих идеалов.
В Риме прославилась и Анастасия Хрисогон – дочь знатных патрициев. Она сбежала из дома, много странствовала по стране, собирая милостыню для помощи узникам-христианам. Также в Риме была известна и девица Соттерия, происходившая из древнего патрицианского рода, «дочь магистратов и консулов».
В Антиохии гремела слава святой Маргариты – единственной дочери знатного языческого жреца, которая отказалась выйти замуж за наместника провинции и ушла из дома, поселившись в землянке, вырытой прямо на пастбище. Рядом с ней жила Иерия, дочь римского сенатора, ставшая монахиней в первом женском монастыре.
Властные элиты пребывали в растерянности, не зная, как «переварить» молодёжный христианский бунт, и ответом властей стали небывалые по своей жестокости репрессии. Диоклетиан даже подписал указ, предписывавший разрушать любое здание, в котором найдут Библию. Священное писание полагалось сжечь, а хозяев дома – казнить или обратить в рабство.
Но чем больше раскручивался маховик насилия, тем сильнее христианские идеи проникали уже в саму римскую армию. Только в начале IV века мученическую смерть приняли центурион легиона Траяна святой Маркелл Африканский, командир римской армии в Галлии трибун Ферреол Вьенский, а также легат Фиванского легиона по имени Морис, причём вместе с легатом было казнено и более 6 тысяч легионеров, отказавшихся убивать христиан.
Монета с изображением императора Диоклетиана. Фото: Wikimedia CommonsДаже в Никомедии – в самой резиденции императора Диоклетиана! – появилась подпольная община христиан. Знаковым событием стала и расправа над легатом Георгием Каппадокийцем – командиром отряда телохранителей Диоклетиана, который ныне известен как святой великомученик Георгий Победоносец, небесный покровитель Москвы.
* * *
Де-юре победу «христианской революции» IV века зафиксировал так называемый Миланский эдикт от 313 года от Р.Х., в котором новый император Константин Великий провозгласил свободу совести: «Руководствуясь здравым и правым смыслом, мы объявляем следующее наше решение: никому не запрещается свободно избирать и соблюдать христианскую веру и каждому даруется свобода обратить свою мысль к той вере, которая, по его мнению, ему подходит...»
Правда, путь самого императора к Христу был не так прост, как это представлялось в византийской исторической традиции. Крещение Константин принял лишь перед самой смертью, а всё это время он был Pontifex Maximus – главой всех жреческих коллегий Рима.
Гай Флавий Валерий Константин был внебрачным сыном вице-императора Констанция Хлора и некой Елены, дочери безвестного трактирщика из городка Наисса на территории нынешней Сербии. Отец признал бастарда, и Константин вырос как настоящий принц того времени – заложником при императорском дворе в Никомедии. Когда же Констанций Хлор, правивший в Британии, оказался при смерти, Константин бежал из дворца, и, как писал историк Лактанций, «с невероятной быстротой прибыл он к уже угасающему отцу, который, препоручив его солдатам, передал ему из своих рук власть».
Константину в этот момент было всего 20 лет, и он стал самым молодым цезарем на троне империи. Для сравнения: его отец Констанций Хлор был провозглашён цезарем в 55 лет, Диоклетиан получил власть в 42 года, а Галерий – в 63. И молодой Константин лихо развернул империю в духе своего бунтарского поколения, перетянув на свою сторону всех христиан империи.
Но римляне – вернее, старая родовая аристократия – презирали молодого императора-выскочку, рождённого от служанки на постоялом дворе. Простой же народ боялся свирепого и подозрительного характера императора, готового прибегнуть к насилию по малейшему поводу. Горожане шёпотом рассказывали друг другу истории, как Константин, поверив ложному навету, велел казнить 10-летнего старшего сына Криспа, а свою вторую жену Фаусту заживо сварил в кипятке.
Впрочем, неприязнь была взаимной: Константину точно так же не нравился Рим, эти толстозадые вельможи, их хвастовство, бахвальство и лицемерие, этот жадный плебс, это хаотичное нагромождение ветхих дворцов и убогих лачуг, постоянный запах пота и нечистот.
Уже через три месяца он сбежал из Рима в Медиолан – нынешний Милан, а затем и вовсе основал новую столицу – на месте греческого городка Byzantium, что стоял неподалеку от любимой Никомедии, где Константин и вырос. Расположение города имело огромное символическое значение: Константин словно порывал с деградирующим Римом и разворачивал империи в сторону прогрессивного Востока, откуда исходил свет не только новой религии, но и эллинистической цивилизации и просвещения.
Но куда более трудным делом, нежели строительство второго Рима, оказалось возведение фундамента христианства как новой государственной религии.
* * *
Из эпохи гонений, продолжавшихся почти три века, христианская церковь вышла раздираемая многочисленными расколами и ересями. Так, самую многочисленную Африканскую церковь сотрясал Донатистский раскол, когда часть епископов выступала против слишком снисходительного, как им представлялось, отношения церкви к возвращению в сан тех священников, кто в годы гонений отрёкся от веры.
Расплодились и «лжепророки» всех мастей. Так, епископ Епифаний Кипрский насчитывал более 60 ересей, а его современник Филастрий – 156. К примеру, во Фракии действовал некий Монтан, объявивший себя «новым апостолом», на которого сошёл Святой Дух. Новоявленного «мессию» всюду сопровождала толпа возбуждённых женщин, доводивших себя до исступления причитаниями о скором конце света. Последние дни до Страшного суда отсчитывали и «манихеи» – поклонники пророка Манеса, который без лишней скромности объявил себя потомком Заратуштры и вторым воплощением Христа.
* * *
Самым же заметным ересиархом эпохи был Арий, священник из египетской Александрии, с именем которого было связано целое направление христианства – арианская ересь.
О жизни этого человека, оказавшего самое радикальное влияние на развитие церкви, известно очень мало. Родился он где-то в Сирии, ещё подростком Арий принял веру и стал приближённым епископа города Ликополь – непримиримого врага всех «отрёкшихся» христиан. Далее он перебрался в Египетскую Александрию, где стал настоятелем храма и открыл миссионерскую школу.
Александрия в те годы была настоящим мегаполисом античного мира и крупнейшим морским портом во всём Средиземноморье. Ежедневно сюда заходили сотни кораблей и барж изо всех концов империи. И большая часть жителей Александрии были простыми работягами: матросами, грузчиками, плотниками на верфях, рыбаками. Арий, которому едва исполнилось 30 лет, чувствовал себя своим в этой среде, и специально для своей паствы он придумал упрощённую версию христианства, согласно которой Христос был рождён от Бога обычным человеком, но потом – пройдя через крестные испытания и Воскресение – сам стал Богом. Такая религия была понятна всем вчерашним язычникам, которые не могли или не хотели вникать в богословские споры о догматах веры.
И хотя миссионерская деятельность Ария быстро набирала обороты, росло и недовольство отцов церкви: такая упрощённая концепция ставила под сомнение всю основу евангельского учения. Ведь если Христос, как и все прочие люди, был сотворён Богом-отцом, то он имел такую же тварную природу, как и весь мир. То есть он не мог считаться равным Творцу, а был как бы «младшим богом» – примерно как Геркулес по отношению к Юпитеру. Поэтому, как замечали отцы церкви, арианская ересь по сути была настоящим язычеством, замаскированным под христианство.
Согласитесь, если не было умаления Господа во Христе, если не было жертвы Сына, то не было и Спасения человеческого рода, искупления его от Смерти и от первородного греха. Святитель Афанасий Великий писал: «Слово воплотилось, чтобы людей, обратившихся в тление, снова возвратить в нетление и оживотворить их от смерти, присвоением Себе тела и благодатию Воскресения уничтожая в них смерть, как солому огнём».
* * *
Новый епископ Александрии по имени Александр закрыл школу Ария, а сам пресвитер был изгнан из города.
Но гонения только прибавили Арию популярности.
По свидетельству историков, тогда на сторону опального пресвитера перешли многие церкви Египта, Сирии и Малой Азии. Нашлись у Ария и влиятельные покровители – например, епископ Евсевий Никомедийский, имевший огромное влияние на императорский двор. Всего же в партии Евсевия, как писал историк Филосторгий, состояло 22 епископа восточных городов, которые очень негодовали, когда их называли поклонниками учения Ария.
«Мы и не думали быть последователями Ария, – говорили они. – Как мы, епископы, да последуем за пресвитером? Мы испытали и исследовали веру Ария и его приняли в своё общение, а не сами к нему присоединились».
* * *
Император Константин был очень недоволен возникшим спором из-за вопросов, которые, как считал император, были абсолютны непостижимы человеческому разумению. Желая погасить совершенно ненужный конфликт, он отправил Арию и епископу Александру примирительное письмо: «Кто может обстоятельно узнать или по-надлежащему истолковать силу столь великих и столь трудных вопросов?».
В письме император настоятельно посоветовал примириться и прекратить бесполезные споры: «Да будет у вас одна вера, одно понятие о Существе Всеблагом. А что касается до вопросов маловажных, рассмотрение которых приводит вас не к одинаковому мнению, то эти несогласные мнения должны оставаться в вашем уме и храниться в тайнике души».
Император Константин направил с этим посланием епископа Осия из Кордовы, который из Александрии вернулся ни с чем: враждующие партии отказывались идти на примирение. Так возникла идея для решения богословского вопроса, потрясшего Церковь, созвать собор епископов со всех концов империи и сопредельных государств, иными словами – Вселенский собор.
Кроме того, как верно заметил протопресвитер Александр Шмеман, «Константин захотел сделать собор символом и увенчанием и своей победы, и нового положения Церкви в империи».
Поэтому собор намечено было созвать в 325 году, когда исполнялось 20 лет правления Константина Великого.
А местом проведения выбрали Никею – летнюю резиденцию императора, расположенную недалеко от Никомедии. Конечно, логично было бы провести собор в Константинополе, но в то время будущая столица представляла гигантскую стройплощадку, наводнённую рабами и рабочими-гастарбайтерами с Востока.
* * *
Источники называют различную численность участников собора. Принятое же ныне число делегатов в 318 епископов называли Иларий Пиктавийский, Василий Великий и Афанасий Великий. Учитывая, что в то время в пределах империи насчитывалось около 1 800 епископских кафедр и около 800 – на Западе (в основном в Африке). Таким образом, на соборе присутствовало около 6-й части вселенского епископата.
На соборе были также делегаты от территорий, не входивших в состав империи: например, епископ Стратофил из Питиунта на Кавказе, Феофил Готский из Боспорского царства, делегаты из Скифии, Армении и Персии. Кстати, сохранились неполные списки отцов собора, в которых отсутствует такая выдающаяся личность, как епископ Николай Мирликийский.
Открыл собор сам император, который тогда не был ни крещёным, ни оглашенным, но, тем не менее, назначил сам себя почётным председателем богословского собрания.
Евсевий Кесарийский так описал открытие: «Собор сначала соблюдал безмолвие и ожидал прибытия василевса. Вот наконец вошёл кто-то один, потом другой и третий из приближённых василевса, входили затем и другие, но не из обыкновенных гоплитов и дорифоров, а из верных его друзей. Когда же подан был знак, которым обыкновенно возвещалось прибытие василевса, и все встали, вошёл и сам он и выступил на середину собрания. То был будто ангел Божий, которого порфира сияла огненными лучами и украшалась переливающимся блеском золота и драгоценных камней… Он превосходил окружавших… и высотой роста, и красотой вида, и величественной стройностью тела… Дойдя до начала рядов, он сперва остановился на середине, когда же поставили перед ним небольшое сделанное из золота кресло, сел, но не прежде, как подали ему знак епископы».
Евсевий Кессарийский. Фото: Wikimedia Commons / Michael GerversИ под давлением императора арианская ересь словно сама собой растворилась в воздухе. Большая часть арианствующих епископов отказалась от своих заблуждений и отвергла проект Символа веры (то есть перечня основных догматов христианской церкви), предложенный Евсевием Никомидийским. Более того, этот документ отверг и сам епископ Евсевий. Напротив, собор единодушно принял православный Символ веры, составленный другим Евсевием – епископом Кесарийским (только император прибавил к тексту символа слово «единосущный», которое самым точным образом выразило отношение Сына Божия к Отцу).
Лишь сам Арий и его земляки – Феон Мармарикский и Секунд Птолемаидский – отказались подписать составленный собором Символ веры. Все трое тут же были отлучены от церкви и отправлены в ссылку.
* * *
Судя по всему, ценой за осуждение арианской ереси стали значительные уступки европейским и западным епископам в другом вопросе – о времени празднования Пасхи. До этого многие христианские церкви праздновали Пасху одновременно с иудеями, но на западе империи, где вчерашние язычники традиционно не хотели иметь ничего общего с иудейскими общинами, сложилась иная практика. В итоге собор принял решение, что вся церковь должна перейти на римский способ вычисления: «Все восточные братья, прежде праздновавшие Пасху вместе с иудеями, отныне будут праздновать её согласно с римлянами, с нами и со всеми, которые издревле хранят её по-нашему».
Далеко не все собравшиеся разделяли восторги по поводу столь бесцеремонного вмешательства государственной власти в сугубо церковные вопросы. Некоторые даже говорили, что, пережив гонения язычников, церковь оказалась в куда более опасной ловушке – перед искушением властью и деньгами.
Действительно, как только христианство стало приобретать характер государственной религии, так в церковь сразу же кинулись сонмы карьеристов и состоятельных богачей, для которых все споры вокруг спасения души и природы Христа не имели никакого значения. Богословские споры они использовали лишь как повод, чтобы добиться преимуществ для своей группировки и выжить чужих. Это отчасти признали и устроители Никейского собора, принявшие новые правила церковной дисциплины – специально для бывших язычников, которые зачастую приносили в церковь свои языческие представления и законы.
* * *
Но ариане вовсе не собирались сдаваться. В конце концов, если Символ веры можно принять простым голосованием, то голосованием его можно изменить или вовсе принять другой. И партия Евсевия Никомедийского продолжила скрытую борьбу, причём не столько против самого догмата единобожия, сколько против духовенства из «никейской партии».
Главным же козырем ариан стало положение «придворной партии», обретённое после того, как в 337 году Евсевий Никомедийский крестил самого Константина Великого.
Арианами стали и дети императора, но самым ревностным поборником арианской ереси стал император Валент, занявший престол в 364 году.
Профессор Василий Болотов писал: «Церковная политика Валента имела целью объединить Восток под гегемонией ариан. Партии, не имевшие общения с арианами, подвергались преследованию. Сам Валент старался личным влиянием действовать в интересах ариан. Нередко он, прибыв в какой-то город, ставил епископу альтернативу: общение с арианами или изгнание… Таким образом он давил на отдельные единицы, которые одна за другой или изменяли делу никейской веры, или были устраняемы».
В итоге уже к середине IV века ариане праздновали полную победу над разгромленной партией «никейцев». В восточной части Римской империи остался всего лишь один-единственный неарианский епископ – Афанасий Великий из Александрии, да и того пять раз подряд изгоняли из города, ложно обвиняя его в различных преступлениях. В западных провинциях «никейцы» ещё кое-как сопротивлялись, но и там действовала мощная группировка ариан, постепенно подмявшая всю церковную жизнь.
Но тут на пути гегемонии ариан встало одно, но весьма существенное препятствие, – старый консервативный Рим.
* * *
Конечно, это был уже не тот великолепный мегаполис эпохи Августа Октавиана или Марка Аврелия – в Вечном городе уже нельзя было встретить ни императоров, ни влиятельных чиновников двора, ни богатых олигархов. Из-за нескольких эпидемий чумы количество жителей сократилось до 200–300 тысяч человек, и многие городские кварталы превратились в руины, поросшие бурьяном и сорняками. Но христианский энтузиазм восточных провинций никак не коснулся медленно умирающего Рима. В середине IV века здесь было всего семь церквей, причём пять из них располагались за городской чертой. Только Латеранская базилика – резиденция Римского епископа – да церковь Святого Креста Иерусалимского находились внутри городских стен, но и их «сослали» на восточную окраину.
А вот в центре Рима по-прежнему стояли языческие храмы, и практически все горожане – от знатных сенаторов до нищих плебеев – были убеждёнными язычниками, которые видели в новой религии лишь угрозу всей империи и традиционному миропорядку. Римлян поддерживала и жители западных провинций, и варварские короли германцев и франков, которые в то время стали основными поставщиками солдат в римскую армию.
Первый конфликт между язычеством и христианской властью вспыхнул ещё в 350 году, когда военачальник Магн Магненций – сын британца и франкской матери – поднял мятеж против императора Константа, сына Константина Великого. Констант пытался бежать, но был настигнут солдатами и убит.
Вскоре власть императора Флавия Магненция признал весь Запад, включая и Африку. В ответ на это император Констанций II двинул свои войска в Италию, и в окрестностях Аквилеи произошло самое кровопролитное сражение IV столетия. По некоторым сведениям, Магненций потерял 24 тысячи человек, а Констанций – 30 тысяч. Тем не менее, будучи не в силах удержать Италию, Магненций был вынужден отступить в Галлию, где он, покинутый всеми своими сторонниками, покончил жизнь самоубийством.
Вторая попытка языческого реванша была связана с именем императора Флавия Клавдия Юлиана, который вошёл в историю под именем «Отступник».
Вообще-то Юлиан был арианином: с самого раннего детства он, оставшись круглым сиротой, воспитывался во дворце своего двоюродного брата, императора Констанция II, окружённый арианскими священниками. Мальчик получил блестящее образование, в том числе и благодаря усилиям придворного евнуха Мардония, сумевшего познакомить будущего императора с лучшими образцами классической эллинистической литературы и философии. Несмотря на строжайшие запреты богомольного императора, Юлиан даже смог тайком прослушать курс лекций знаменитого языческого ритора Либания. Для этого принц нанял человека, которому поручил записывать слова Либания, а потом изучал конспекты. Неудивительно, что христианство вскоре стало представляться ему как чудовищная смесь насилия, интриг, бесплодных догматических споров и грубых суеверий.
И вот, став полновластным хозяином империи, Юлиан провозгласил политику религиозной терпимости, а сам стал последовательно восстанавливать языческие государственные культы в «новой очищенной форме эллинизма», за что, собственно, христиане и назвали его Отступником. История отпустила ему мало времени: через два с половиной года правления, в июне 363 года, он был смертельно ранен дротиком в ходе боёв с персами.
Его наследник – император Валентиниан, занявший престол в 364 году – также старался быть терпимым к религиозным спорам. И, как писал Аммиан Марцеллин, он правил, «никого не обижая приказом избрать тот или иной способ поклонения богу».
Но такая благодушная политика продолжалась недолго: ровно до того момента, когда Валентниан осознал, что арианские епископы, действующие в его стране, проводят линию установления гегемонии Константинополя над Римом, то есть фактически являются «пятой колонной» его конкурента и соправителя – императора Валента.
Поэтому Валентиниан – в противовес арианам – и стал поддерживать немногочисленных сторонников «никейской партии». И первым протеже императора стал епископ Амвросий Медиоланский – человек, который фактически и создал Католическую церковь.
* * *
Амвросий родился около 340 года в провинциальной аристократической семье. Его отец был префектом города Августа Тревиров, сам Амвросий с детства жил в Риме и получил превосходное по тем временам образование. Наверняка он был вхож и в высшие круги богемной «золотой молодёжи». Позже Амвросий прославился как поэт и музыкант, сумевший значительно усовершенствовать христианскую литургику. (Кстати, в православной церкви до сих пор исполняется его гимн «Тебе Бога хвалим».)
Свою карьеру Амвросий начал с должности адвоката, потом стал советником в аппарате наместника Италии, а через некоторое время молодой старательный чиновник привлёк внимание и самого императора Валентиниана.
В 373 году Амвросий переехал в Медиолан, где находился двор императора, и был назначен на пост наместника сразу двух провинций Северной Италии – Лигурии и Эмилии. Наверное, он бы смог дослужиться и до самых высших постов в имперской администрации, но в 374 году скончался епископ Авксентий – арианин и ставленник Валента. И Валентиниан решил поставить на этот важный пост своего человека – префекта провинции, который хоть и не был христианином, зато был всецело обязан императору.
Так 34-летний Амвросий был крещён, затем тут же рукоположен в священники и поставлен на должность епископа, пробежав, таким образом, за несколько дней все ступени церковной иерархии.
Разумеется, все теологические споры новый епископ воспринимал лишь как продолжение политического соперничества между Западом и Востоком. Как и большинство аристократов, Амвросий был убеждён, что только Рим – историческая колыбель и древний сакральный центр империи – мог претендовать на статус духовного центра новой государственной религии. Кроме того, немаловажное значение имел и тот факт, что именно в Риме приняли мученическую смерть апостолы Пётр и Павел, основатели христианской церкви. Претензии же Константинополя на первенство (или, что ещё хуже, Александрии или Антиохии) воспринимались римлянами как оскорбление, ведь эти выскочки-греки, подлые ростовщики и гнусные мародёры, строили свой «второй Рим» за счёт разграбления богатств Италии!
Но как бы ни были велики амбиции Амвросия, для исполнения этих замыслов требовались сущие «пустяки»: искоренить арианство на Востоке и очистить сам Рим от всякой языческой скверны.
И, казалось, сами небеса помогали Амвросию.
Осенью 374 года огромная армия германцев форсировала Верхний Дунай, и император Валентиниан погиб во время похода. Новым императором Запада стал 19-летний Грациан – сын Валентиниана от первого брака.
Политика и прочие скучные государственные дела Грациана не интересовали в принципе. Как писал Секст Аврелий Виктор, «днём и ночью император был занят не чем другим, как упражнением в метании копья, считая за величайшее удовольствие и за божественное искусство, если попадал в цель…».
В итоге вся власть в империи фактически перешла в руки деятельного Амвросия, который обладал неограниченным влиянием на юного недоросля.
И с этого момента в Риме начались беспрецедентные гонения на язычников. Первым делом Амвросий добился того, чтобы Грациан отказался от титула Pontifex Maximus – главы всех языческих жреческих коллегий Рима. Затем епископ распорядился убрать из здания Сената древний символ государственной власти – алтарь богини Победы, на котором испокон веков императоры и сенаторы приносили клятвы при вступлении в должность.
Вскоре самым удивительным образом решилась и проблема господства арианства.
* * *
…Дождливым летом 376 года до императора Валента, жившего в то время в Антиохии, дошли тревожные слухи с дунайской границы империи, куда внезапно нахлынули толпы беженцев из соседнего государства вестготов. Причём готы пришли не с оружием в руках, как это уже случалось прежде, но с мольбами о помощи. Как говорили послы, их королевство погибло, а уцелевших преследовала «доселе неизвестная раса людей», которые «явились из отдаленного уголка земли, разрушая всё на своём пути подобно буре, обрушившейся с высоких гор».
Это были кочевники-гунны, но императора Валента беспокоили не столько фантастические рассказы о неведомых пришельцах, сколько реальные толпы беженцев на границе, умолявшие дать им пристанище.
Поскольку в случае крайней нужды готы могли форсировать Дунай и без разрешения властей, Валент решил воспользоваться ситуацией к обоюдной выгоде. Он разрешил вестготам поселиться в провинциях империи, но с условием принять крещение по арианскому канону и присягнуть императору на верность. Вестготы радостно согласились: в те годы у готов уже давно действовал своей христианский миссионер – арианский епископ Вульфила, который перевёл Священное писание на готский язык.
Однако то, что произошло дальше, никак нельзя назвать «гуманитарной помощью переселенцам». Имперские чиновники, отвечавшие за приём и размещение беженцев, оставили вестготов в пересыльных лагерях, открытых прямо на болотистых берегах Дуная, где царил страшный голод. Причём римские чиновники специально задерживали поставки еды, чтобы вынудить беженцев продавать себя и своих детей в рабство в обмен на еду. В итоге вспыхнуло восстание, и готы, «подобно диким зверям, вырвавшимся из клетки, прокатились неистовым потоком по широким просторам Фракии».
Почти два года готы безраздельно владели римскими городами на Балканах, пока император Валент, спешно вернувшийся в Константинополь, собирал по провинциям боеспособную армию.
Решающая битва состоялась 9 августа 378 года от Р.Х. недалеко от города Адрианополя. Римляне первыми атаковали вестготов, которые поспешили укрыться с семьями в «вагенбурге» – передвижной крепости, составленной из тяжёлых повозок, сцепленных в виде круга. Битва продолжалась весь день: натиск с обеих сторон был настолько силён, что «воинам стоило огромного труда поднять руку с оружием». Но потом римские легионы были окружены силами тяжёлой готской кавалерии, и началось настоящее избиение.
Сам император Валент погиб во время беспорядочного бегства. Его тело так и не нашли, да, наверное, и не особенно искали.
В тот день Восточная Римская империя потеряла две трети своих вооружённых сил, и Константинополь в течение долгих десятилетий не мог оправиться от этого удара.
* * *
Гибель Валента ознаменовала собой начало краха арианства: Амвросий не мог упустить такого шанса расправиться с оппонентами и взял вопрос о назначении нового восточного императора в свои руки. Именно по совету епископа Медиоланского император Грациан назначил на освободившийся трон в Константинополе испытанного в боях испанского полководца Феодосия – друга покойного Валентиниана, кузена супруги самого Грациана и, разумеется, крещёного православного христианина.
Сразу же после вступления на престол новый император Феодосий развернул активную борьбу с арианской ересью.
Один из первых его эдиктов гласил: «Мы хотим, чтобы все народы, которыми правит наша милость, пребывали в той религии, которую передал римлянам Святой Апостол Петр, как свидетельствует о сем доселе установленное им учение… Согласно апостольскому постановлению и евангельскому учению, будем верить в единое Божество Отца, Сына и Святого Духа в равном величестве и Святой Троице. Тем, которые следуют этому учению, повелеваем принять имя кафолических христиан и считаем, что другие сумасбродные безумцы, которые несут на себе бесчестие еретического учения… подлежат прежде всего возмездию от Бога, а затем и мщению от нашего побуждения, которое мы восприняли по небесному решению».
Следующий указ предписывал солдатам императорской гвардии выселить всех арианских священников из храмов.
Весной 381 года в Константинополе прошёл Второй Вселенский собор, на котором были окончательно сформулированы слова Никео-Цареградского Символа веры, который и сегодня практически в неизменном виде употребляется как в православии, так и у католиков.
