Впечатление подобной устойчивой аномалии производил лет пятнадцать назад, например, рынок извоза в крупных городах, безнадёжно захваченный мафией. Не всякая девушка рисковала сесть в такси в тёмное время суток. Это казалось незыблемым, пока у всех не появились мобильные телефоны, которые сняли анонимность с мафиозного мира, впустив на рынок адекватных игроков, конкурирующих в цене, скорости, вежливости. Чудо? Вот и задумаешься: нет ли и для церкви своих «кротовых нор» (wormholes), путей в новое время и пространство. По крайней мере история иногда подкидывает и здесь прецеденты, мимо которых трудно пройти. Сегодняшняя дата напоминает об одном из них – человеке, завершившем свой земной путь 9 ноября 1941 года.
&t=25sКогда несколько лет назад я снимал фильм о нём, у меня не уходила из памяти одна картинка: холодное тёмное утро ноября, снег, тишина, невысокая худенькая девушка катит санки с мёртвым человеком, за санками идут ещё несколько женщин.
«Зима наступила в Покров, выпал снег, и как-то сразу всё замерзло, так что саночки легко-о ехали, мне казалось очень легко», – рассказывала нам, как-то особенно ставя акцент на «легко», та самая девушка – Катя Пикина, когда я её услышал – уже Екатерина Ивановна. «В те дни, вы знаете, всё время налёты, обстрелы, город то к одним переходил, то к другим, а тут, пока мы саночки везли, стояла такая тишина – ни выстрела. И только когда уже похоронили дедушку у храма Архангела Михаила на Прусской улице и вышли из города, вот тогда начался опять обстрел».
«Дедушка» – один из самых выдающихся епископов Русской церкви XX столетия, исповедник веры епископ Макарий (Опоцкий). О его погребении много необычных воспоминаний, обречённых стать легендами. За несколько дней до кончины он дважды передавал священнику Архангеломихайловского храма отцу Михаилу, чтобы тот приготовил ему одежду. Священник никак не мог взять в толк, о чём речь, но только увидел прибывшие саночки, воскликнул: «Вот какую одежду он у меня просил! Погребальную». В 1949 году, когда церковь Архангела Михаила была уже закрыта и кладбище собрались сносить из-за начавшейся стройки, «дедушка» приснился Кате с просьбой перезахоронить его, что и было с немалым трудом устроено духовными чадами, членами подпольного православного братства.
Предвидя усиление гонений на церковь, недавно поставленный во епископа Макарий 7 марта 1924 года пишет патриарху Тихону, что убеждён «в необходимости произвести новый опыт церковного строительства» и просит благословения стать свободным – без епархии – епископом-катехизатором, чтобы просвещать людей, уча их жизни по вере, с чем не справляется «рядовое духовенство», осознающее себя «прежде всего как совершителей церковных богослужений, таинств и молитвенных треб». Он видит теперь своим долгом, как епископы древности, созидать церковь из просвещённых верующих, собирая их в братства, то есть «братское общежитие, где бы была одна душа, одно сердце и общая экономия».
В собранном епископом Макарием братстве, члены которого проживали в разных городах – Новгороде, Череповце, Костроме, Буе, – они, как в апостольские времена, имели общее имущество, финансы, изучали православную традицию, пополняя её в том числе молитвами, написанными епископом Макарием и некоторыми членами братства.
Макарий пишет патриарху Тихону, что не хочет быть бременем для церкви и жить за счёт приходов и на епархиальные средства, а надеется на свой труд и участие «тех, кои поймут мой подвиг».
«Как пройдёт обыск, так дедушка говорил, что надо учить книги наизусть, Евангелие, например, потому что придёт такое время, что книги-то отберут, – вспоминала Екатерина Ивановна. – Он всё говорил: у вас должен быть ум божественный, чтобы ум “плавал” в божественном писании. Конечно, он был избранный сосуд Божий, таких людей немного».
После кончины епископа Макария его духовные дети напишут в житии: «Было постоянное стечение к нему народа. Ежедневно приходили благодетели и приносили всё необходимое. А он, как великий благодетель и учитель, никогда один не вкушал обед, а всех приходящих к нему посетителей вместе с собой усаживал за стол и угощал, подобно Аврааму, который никогда один не вкушал пищу».
Путь иерарха Русской церкви от администратора, обречённого сидеть на балансе церковных структур, до миссионера, катехизатора и пастыря, созидающего по образу апостолов духовные семьи, неформальные общины и братства, живущие вместе ради служения Богу и ближнему, – оказался намного ближе, чем видится сейчас нам.
«Ой, да всё бы я отдала, если бы сейчас была жизнь такая, – вздыхала Екатерина Ивановна, угощая нас чаем. – Замечательная эта жизнь братская, когда всё общее. Какое тебе полотенце повесят, таким и вытираешься. Стирку ли начнут – одни стирают, другие идут полоскать, третьи гладят. Как в своей семье с мамой, с папой, так и тут. Только эта семья более сплочённая, чем бывают простые семьи, – всегда всё с любовью».
Одиночество – горькая судьба и профессиональный недуг едва ли не всех наших иерархов – тоже, как выяснилось, не фатум. Взрослые члены братства звали епископа Макария «папочка», а их дети – соответственно – «дедушка». Он приходил к людям очень скромно. Вспоминают, как, приехав в Череповец в 1924 году, он отправился поселиться в указанный ему дом. Хозяин оказался в отлучке и, вернувшись, застал высокого гостя мирно спавшим на лавке с дорожным мешком под головой: никто из домашних не понял, что пришедший странник – новый местный епископ. Разговаривая с железнодорожным рабочим, зажиточным крестьянином, сапожником, мебельщиком, врачом, он звал их разделить церковную жизнь как общее счастье. Многих братчиков расстреляли, многие прошли лагеря и ссылки, но этот вкус счастья так и остался в сердце у выживших и их детей.
Сам епископ Макарий в мае 1926-го получил три года концлагерей, которые отбывал на Соловках. Затем в 1933–1934-м был в ссылке в селе Заостровье Архангельской области. В 1937-м, когда арестовали почти всех братчиков, епископа Макария просто не оказалось в городе. С этого момента он уже не служил открыто и жил в домах братчиков, скрываясь от преследования властей. Однажды он чудом избежал ареста, спрятавшись от пришедших его схватить сотрудников НКВД под кроватью.
«Он, можно сказать, у них в лапах был, только возьми, – а Господь не дал, – вспоминала Екатерина Ивановна. – Арестовали тётю Катю Горшкову, тётю Полю, а дедушку искали и даже под эту кровать заглянули. И я вот всё думаю: или Господь скрыл, или послал такого человека, который, может быть, видел, да не сказал. Вот как хочешь думай, но Господь не дал им его».
Могила епископа Макария, долго бывшая безымянной, чтобы не привлекать внимание советских властей, теперь имеет гранитное надгробие, устроенное по благословению новгородского митрополита Льва. Рядом ещё один крест – над могилой соратника епископа, члена его братства протодиакона Иоанна Покровского.
Как я слышал, нынешний новгородский митрополит хотел бы прославить Макария как священноисповедника. В отличие от многих и многих канонизаций, нередко формальных или обусловленных политически, в этой было бы что-то пророческое, указывающее на новый редчайший для нашего времени образ жизни и служения православного епископа.