География любви: Элеонора Прей и её Владивосток

Как американка влюбилась в русский город

Стол Элеоноры Прей в музее истории Дальнего Востока, Владивосток. Фото: Wikimedia Commons

Стол Элеоноры Прей в музее истории Дальнего Востока, Владивосток. Фото: Wikimedia Commons

«Вряд ли кто-то любит это неухоженное место так, как я. Все смеются надо мной, а я ничего не могу с собой поделать. Одна только мысль, что можно жить где-то, где я не буду видеть эту голубую бухту и два залива (Амурский и Уссурийский), приводит меня в ужас», – в 1930 году американка Элеонора Лорд Прей всё-таки была вынуждена покинуть Владивосток, где она прожила 36 лет.  Каждый день все эти годы она делала записи в дневнике и писала письма своим родным и знакомым, где описывала город, людей, невероятные истории и наблюдения: с потрясающим чувством юмора и вниманием к деталям, умением находить в повседневной жизни волшебные подробности, а даже в самых страшных ситуациях – надежду. Каким-то чудом эти бесценные записи (а это шестнадцать тысяч страниц!) удалось сохранить и собрать, они были изданы под названием «Элеонора Лорд Прей. Письма из Владивостока», эта книга сразу стала бестселлером. И не только потому, что это ценнейший исторический материал, энциклопедия жизни Дальнего Востока конца ХIX– начала XXвеков, но – что еще важнее – так, как видела эта американка российский город, может видеть только очень влюблённый человек. И этот взгляд многое открывает.

Элеонора Прей приехала на Дальний Восток в июне 1894 году вместе со своим мужем Фредериком на помощь родственнику, предпринимателю Чарльзу Смиту. Скопив приличный капитал на пушнине, Смит открыл во Владивостоке «Американский магазин», торговля всякой заморской всячиной шла бойко, требовалось подкрепление.

Элеонора Прей

26-летнюю американку, которая родилась и выросла в небольшом провинциальном городке, Владивосток сразил своим блеском: «Жизнь здесь лёгкая и очень весёлая – так мне кажется, но так как я из „восточной глубинки“, я не бывала много в обществе. Владивосток – это крепость империи, как Мальта или Кронштадт. Поэтому здесь, конечно же, огромное число офицеров – как войсковых, так и флотских. Князья, бароны, вице-адмиралы, золотые галуны, шевроны и медные пуговицы столь обильны и повседневны, как мухи дома. Всё это повергало меня в трепет, когда офицеры начали наносить нам визиты, но теперь я могу проглотить всё это, даже не моргнув… Мне приходилось принимать двух вице-адмиралов, капитана высокого ранга, барона и Бог знает кого ещё, но я жива и рассказываю об этом».

В доме Преев, который со временем стал одним из центров светской и социальной жизни города, побывали многие знатные, известные, яркие личности.  Хозяйка со свойственным ей остроумием завела обычай: гости расписывались на скатерти, а она потом вышивала эти подписи. Стол этот и скатерть можно увидеть сегодня в Музее истории Дальнего Востока им. В.К. Арсеньева.

Тут же выставлены фотографии, сделанные Элеонорой, – она была ещё и увлечённым, талантливым фотографом.

Но всё же несомненный литературный дар делает её рассказы даже более образными и живыми, чем снимки. Вот, например, как она описывает бал по случаю дня святых Петра и Павла на флагманском корабле «Адмирал Нахимов»: «Даже и не подумаешь, что корабль построен для кровавых войн, ибо отделан он так, что больше похож на дворец, нежели на что-то иное. Кормовая палуба была покрыта тремя навесами так, что никакой дождь не мог на него попасть, – это пространство было отведено для танцев, оно было сделано в виде шатра. А в самом центре – зелёные ветки, в которых около 50 лампочек накаливания, прикрытых бумагой разного цвета. Они смотрелись как цветы среди зелени. На больших пушках была сооружена площадка, а гамаки матросов превращены в удобные шезлонги». Так и видишь этот сад со скалами, кустарниками и папоротником, разбитый на палубе, и роскошную публику, гуляющую среди прекрасных фонтанов.

Вся эта красивая беззаботная жизнь с балами, игрой в теннис и вечеринками закончилась 10 февраля 1904 года: «Наконец это случилось, и напряжения, в котором мы прожили последние сутки, хватило бы на целую жизнь. Вчерашним утром я печатала фотографии, когда раздался пушечный выстрел. У меня сердце чуть не замерло, и казалось, прошёл час, прежде чем раздалось ещё два, и тогда я поняла, что это был сигнал к войне с адмиральского корабля „Россия“. Вскоре я узнала от своих друзей, что крейсеру „Громобой“ приказано выйти в море… Я пожелала им победы и по русскому обычаю дала своё благословение…».

Памятник Элеоноре Прей во Владивостоке. Фото: Wikimedia Commons

Как и другие дамы города, американка Прей теперь ходит в Морское собрание «на совместное шитье» для Красного Креста: «Поскольку все мои друзья на стороне русских, я очень рада сделать всё, на что только способна пара рук, чтобы им помочь».

Обладая, очевидно, счастливым характером, даже в такой ситуации она умеет найти особую радость: «В субботу отправилась в Морское собрание в 9 утра и пробыла там до часу. Был совершенно прекрасный день, и мы вынесли все машинки на веранду, которая выходит окнами на бухту Золотой Рог. Я сшила одну рубашку и скроила ещё четырнадцать, ибо всё шло исключительно гладко».

Но не надо думать, что это влюблённость от наивности, от непонимания – иностранка, что с неё взять. Она видит и анализирует, чувствует, может быть, даже острее, чем многие местные. Страшные события, в которых волею судьбы ей пришлось быть участницей, не оставляют иллюзий, но любовь даёт ей какие-то сверхспособности: не страх, не ненависть, не желание бежать – она испытывает даже некоторую гордость, что находится в самой гуще истории. Вот выдержки из письма от 9 ноября 1918 года: «За исключением Парижа, Владивосток в данное время – это, вероятно, самое интересное место на свете, а „Хижина“, по-моему, самое интересное в нём место, ибо тут можно увидеть всё сразу: наших великолепных высоких ребят в хаки, британцев, канадцев, чехов, итальянцев, французов… Кроме того, в открытые двери „Хижины“ мы часто видим пленных немцев, австрийцев и турок, которых ведут на работы партиями под эскортом наших ребят, заставляющих их шевелиться. Какие же мы счастливчики, что здесь, во Владивостоке, вокруг нас так много интересного!».

В октябре 1922-го, накануне прихода в город красных, Элеонора шла по Владивостоку и смотрела на телеги, гружёные чемоданами, коробками и домашним скарбом, а сверху женщины и дети, иногда с домашней собачкой: «Это было одно из самых печальных зрелищ, какие мне только приходилось видеть: все они бежали, спасая жизнь, на суда, чтобы выбраться из этой страны, где они родились и которой многие из них уже никогда не увидят… Я задавалась вопросом: что должны испытывать эти люди… которые всю жизнь служили России, своей стране, отдавая ей все свои силы, и которые в страхе за свою жизнь вынуждены бежать за границу».

Она не уехала и тогда, когда закрылся магазин, когда умер её муж Фредерик и когда стали арестовывать даже тех, кто общался с иностранцами: «...в течение недели были арестованы около трёхсот человек – без всякого повода и причины – и отправлены в тюрьму ГПУ на Алеутской; где-то через месяц их перевели в обычную тюрьму… но поскольку все арестованные имели те или иные связи с иностранцами, то арест объясняют именно этим».

Она пыталась стать частью советского Владивостока и даже устроилась работать бухгалтером в универмаге «Кунст и Альберс». И только в 1930 году, когда совсем не осталось  средств к существованию, Элеонора Лорд сделала последнюю запись в своём владивостокском дневнике: «Я плыву всё дальше и дальше, и каждый поворот винта отдаляет меня от любимого города, где я прожила 36 лет».

Кстати, на этом её удивительные приключения не закончились: по дороге она заглянула в Шанхай, где в то время жили её внучки, и во время оккупации Китая японцами попала в лагерь для военнопленных, после была депортирована в США. При этом ей удалось сохранить огромный архив фотографий, которых было больше тысячи, и дневники.

Элеонора Лорд Прей умерла в 1954 году в Вашингтоне. Но сердце её, совершенно точно, так и осталось во Владивостоке. «Иногда я просто жажду убраться отсюда и покончить со всеми заботами и неприятностями повседневной жизни... Но в глубине души я знаю, что нигде мне не будет так хорошо, как в этом неухоженном, но прекрасном месте».

Читайте также