– Я здесь никакой полемики не увидел, есть довольно голословное заявление гендиректора ВЦИОМ, основанное на ответах на несколько вопросов, которые они задавали в своих опросах общественного мнения, и высказывание митрополита о безусловном авторитете церкви.
Слова Фёдорова большей частью нужно ставить, конечно, в скобки, потому что это измерение не только авторитета, но воцерковления, то есть приверженности православным ценностям, самоидентификации себя как православного человека. Такое исследование – довольно сложная и утомительная вещь. Среди специалистов было очень много критики по поводу подобных замеров и в прошлом, и сегодня. Надо сказать, что до сих пор не нашли хорошего измерителя не только такого высокого концепта, как уровень воцерковления, но даже такого, как уровень доверия. Весьма сомнительно, что его можно измерить вопросом: доверяете ли вы или нет православной церкви? Я, к сожалению, не знаю, на какие вопросы конкретно опирался Валерий Фёдоров. Но из-за снижения позитивных высказываний об РПЦ делать такой вывод не только скоропалительно, но как-то слишком уж беспечно для исследователя.
Постановка церкви митрополитом Иларионом в один ряд авторитетов с президентом и армией меня «резанула» немножко. И тем не менее мне ближе точка зрения митрополита, при том что я бы – на его месте – не сравнивал авторитет церкви с авторитетом института власти, каковым является президент, рейтинг которого к тому же в течение последнего года постепенно снижается даже после изменения ВЦИОМом метода подсчёта.
Говорить о наивысшем статусе церкви, как и любого другого социального института, сейчас не приходится, потому что общество переживает очень сложные времена раздора, непонимания, отчуждения. Любые социальные образования проходят сильнейшие испытания. Но вряд ли стоит и утверждать, что авторитет церкви снижается или что она перестает играть в современной России важнейшую роль. Если мы посмотрим на другие церкви и конфессии не только у нас, но и в других странах, и начнем сравнивать с социальной активностью Православной церкви, то, конечно, православная церковь даст всем 10 очков вперёд. Много раз социологи и религиоведы из других стран отмечали, что их удивляет социальная активность и смелость Русской православной церкви в очень многих спорных и уязвимых социальных вопросах. Да, церковь порой совершает ошибки, как и любой институт, включающийся в социальную полемику, но это ничуть не умаляет её статус.
– Как вы тогда прокомментируете антицерковное противостояние в Екатеринбурге «храм – сквер» в позапрошлом году, когда люди горячо требовали отменить строительство православного собора?
– Эта история вышла далеко за рамки России. Но я хочу отметить одно: это был протест не против церкви и даже не против строительства храма. Это был протест горожан против бездумной политики администрации по поводу градостроительного ландшафта города. Меня удручает, что Екатеринбург просто исковеркали точечным строительством за 90-е и нулевые годы. И епархию втянули в конфликт, направленный против ландшафтного произвола, когда разрешили застраивать прогулочную зону, органично вписанную в эти бетонные коробки. Лично я его вообще не воспринимал как протест против церкви – лозунги адресованы были в большей степени к власти, нежели к православию как таковому. Мы видим, как часто церкви приписывается то, что она даже в мыслях не держала.
И Фёдоров вольно или невольно выступает медиатором подобных манипуляций. Нет сомнения: церковь, при всех её недомоганиях, сегодня главнейшая опора российской идентичности, государственности, хотя она и отделена от государства. А какой ещё подобный социальный институт вы назовёте?
– Может и должна ли церковь что-то предпринимать, чтобы укреплять свой авторитет в обществе?
– Конечно, должна, но церковь и делает это. Я могу говорить о церкви как некоторый зритель, участвующий наблюдатель (у нас в социологии есть такое понятие – участвующее, или включённое, наблюдение). Церковь – большое и сложное социальное образование, в котором масса конфликтной динамики, и это хорошо, это доказывает, что церковь – живой институт, который развивается, в какой-то степени соперничая с другими институтами, но с принятием базовых норм, не худших, а много лучших, чем в других институтах, допустим, в Государственной Думе или в правительстве и т.д. Когда от их имени говорится о всеобщем благе, либерализации, демократизации общества, то все эти слова произносятся с ужимками и всё время подвергаются сомнению в обществе. А когда церковь начинает говорить о заповедях, о вере, о милосердии, о мире, то это далеко не всегда вызывает такой скепсис и часто скрепляет даже весьма противоречивые и конфликтные стороны. Даже если мы говорим об остром сугубо церковном споре (например, вести богослужение на русском языке или церковнославянском) – это не создаёт ситуацию раскола, хотя диалог может быть и трудный, и продолжительный.
Одним из инструментов, помогающих побороть противоречия, подобные тем, что возникли между ВЦИОМом и позицией иерарха, может быть запуск собственной социологической службы. Она может сотрудничать с тем же ВЦИОМом, но требовать от него методической чистоты, раскрытия всех сопутствующих данных опросов. К сожалению, в России с конца 80-х годов прошлого века сложилась традиция работы лишь с верхним уровнем цифр, достаточным для манипуляций, но не позволяющим разобраться в глубине того, что лежит за ответами людей.