«Всю правду о войне знает только Бог»

Он начал писать, чтобы победить снова – на этот раз не фашистов, а ложь руководителей политотделов, лакировавших войну. Проза Астафьева потому нужна нам и сегодня

Виктор Астафьев, 1987 год. Фото: А. Белоногов/РИА Новости

Виктор Астафьев, 1987 год. Фото: А. Белоногов/РИА Новости

Виктор Астафьев ушёл на фронт добровольцем, когда ему было 17 лет, прямо из железнодорожной школы. Мог бы и отсидеться, у железнодорожников была бронь. Служил разведчиком, водителем и связистом, воевал на 1-м Украинском фронте, участвовал в форсировании Днепра, получил несколько наград: ордена Красной Звезды, медали «За отвагу», «За освобождение Польши», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». В боях под польским городом Дукла осенью 1944-го Астафьев был сильно ранен. И, возможно, именно благодаря этим трагическим обстоятельствам и стал писателем – из-за проблем со здоровьем он вынужден был искать физически несложную работу, устроился вахтёром в колбасный цех, много от скуки читал, стал ходить на встречи литературного кружка при местной газете. «На этом занятии литкружка читал рассказ бывший работник политотдела наших достославных лагерей. Рассказ назывался „Встречаˮ. В нём встречали лётчика после победы, и так встречали, что хоть бери и перескакивай из жизни в этот рассказ. Никто врать его, конечно, и в ту пору не заставлял. Но человек так привык ко лжи, что жить без неё не мог. Вот и сочинительствовал. Страшно я разозлился, зазвенело в моей контуженной голове, и сперва я решил больше на это сборище под названием „Литературный кружокˮ не ходить, потому как уже устал от повседневной лжи, обмана и вероломства. Но ночью, поуспокоившись в маленькой, тёплой вахтёрской комнатке, я подумал, что есть один-единственный способ борьбы с кривдой – это правда, да вот бороться было нечем. Ручка, чернила есть для борьбы, а бумаги нету. Тогда я решился почти на подсудную крайность: открыл довольно затрёпанный и засаленный журнал дежурств, едва заполненный наполовину, и поставил на чистой странице любимое мною до сих пор слово: „Рассказˮ», – вспоминает Виктор Петрович о начале творческого пути в автобиографии «Подводя итоги», написанной в 1992–1996 годах. Там же он рассказывает, как его близкий приятель Юрий Нагибин уверял Астафьева на полном серьёзе, что писателями они стали «исключительно по причине фронтовой контузии»: «А вот вдарило по голове, что-то в ней оборвалось, повернулось ли – и открылся талант! А иначе откуда бы ему взяться? У меня отец, мать и вся родня во многих коленах совершенно далеки от этих самых сочинительств…» В своих ранних военных рассказах Астафьев, по собственному определению, «совершенно бесхитростен, открыт, прямолинеен и даже патриотичен и всё списывал с „натурыˮ, в том числе и героев – себя и товарищей по фронту. Это взгляд на войну простого ваньки-взводного, солдата-рабочего, окопника, на котором держится армия, на которого повесят всех собак, а высокие награды и почести получат совсем другие.

Виктор Астафьев, 1990 год. Фото: Фред Гринберг/РИА Новости
Может, он бы и рад присоединиться к этому забвению, «хорошо быть малым дитём, весело, беззаботно, и никакого с тебя спросу, за всё отвечает дядя, который велел тебе петь и смеяться, „как дети, среди упорной борьбы и труда”» («Подводя итоги»). Но без осмысления правды о той войне, о которой так «наврали, так запутали всё, с нею связанное, что в конце концов война сочинённая затмила войну истинную», без осознания, что любая война – это «преступление против разума», «многотерпеливый русский народ так и останется расходным материалом». Название романа взято из стихиры, имевшейся у сибирских старообрядцев: «писано было, что все, кто сеет на земле смуту, войны и братоубийство, будут Богом прокляты и убиты». Это роман-проклятье, прямое и недвусмысленное обвинение и предупреждение: кровопролитие продолжится, война не закончится никогда, если не назвать всё своими именами: «Хватит уж сорить людьми, хватит сорок первого года, когда лучшие бойцы погибали, не увидав врага, не побывав даже в окопах, под бомбёжками в эшелонах, на марше; не дойдя до передовой, целые соединения оказывались в котле, в окружении, всё их обучение военной науке, вся их жизнь полуголодная, многотрудная, часто чудом сохранившаяся в надломленно живущей стране, – всё-всё это шло насмарку. Напрасная гибель, бесполезная жизнь – ах, как горько это знать». «Патронов только на врага-фашиста не хватает, на извод же своих соотечественников у Страны Советов всегда патронов доставало, не хватит – у детей последнюю крошку отымут, на хлеб выменяют пули и патроны». «У нас же несметные богатства и самое бесценное богатство – русский многотерпеливый народ. Уж расходуют его, расходуют, жгут возле домен, мартенов, коксовых батарей, морят его, как таракана, медной, алюминиевой и всякой химической отравой, вот уж и радиацию на него напустили, а он всё ещё тащится на работу, ещё исполняет, пусть уж и худенько, „свой долг в армииˮ». В романе «Прокляты и убиты» цитируются ошеломляюще страшные стихи Иона Дегена, чья судьба похожа во многом на судьбу Виктора Астафьева (и миллионов молодых советских людей того поколения): в 1941 году добровольцем пошёл на фронт в истребительный батальон, состоящий из учеников старших классов школы, прошёл всю войну, был неоднократно ранен, остался в двадцать с небольшим лет инвалидом. Эти строки, написанные в декабре 1944 года на фронте 19-летним танкистом, – самое пронзительное, самое правдивое описание этой войны. Любой войны: Мой товарищ, в смертельной агонии Не зови понапрасну друзей. Дай-ка лучше согрею ладони я Над дымящейся кровью твоей. Ты не плачь, не стони, ты не маленький, Ты не ранен, ты просто убит. Дай на память сниму с тебя валенки, Нам ещё наступать предстоит…    

Читайте также