Транснациональный проект
Обходя молчанием новейшие раны, расскажем о загадочной исторической коллизии: несколько стран «бьются» за сомнительную пальму первенства в «изобретении терроризма». Долгие годы считалось, что Россия в лице Веры Засулич – несомненный лидер: она открывала эру террора. Однако на последних «Банных чтениях», организованных издательством НЛО, профессор Йенского университета им. Ф. Шиллера Карола Дитце подвергла эту теорию ревизии, заявив, что мы здесь были всего лишь подражателями Запада (и слава Богу, заметим в скобках).
По-видимому, сегодня (пока не доказано иного) первым террористом Нового времени стоит считать итальянца Феличе Орсини, в 1858 году покусившегося на жизнь Наполеона III. Естественно, императоров убивали и до, и после, но Орсини задумал не просто убийство, а целую международную авантюру со зрелищной прелюдией: во-первых, он использовал не нож или пистолет, а огромные гранаты, применявшиеся до этого в ходе Крымской войны, в результате чего Наполеон III остался жив, а вот 156 человек вокруг получили ранения, причём 14 – умерли. Во-вторых, устранение Наполеона III не было его конечной целью: Орсини надеялся, что убийство французского властителя, который «блокировал всё прогрессивное в Европе», придаст новый импульс революционному движению во Франции, которое – в свою очередь – послужит толчком для объединения Италии. Логика Орсини напоминала шахматную партию, где за серией взрывов должны были последовать как минимум три других независимых хода. СМИ того времени, не понимая коварство терроризма, с услужливой обстоятельностью доносили все идеи итальянского революционера, в результате чего и сам теракт, и процесс над Орсини стали основными событиями новостей как в Европе, так и в России. Неудивительно, что когда Орсини всё-таки казнили, окружающие уже видели в нём мученика.
«Новости об Орсини достигли и Америки, где повлияли на идеи Джона Брауна, боровшегося за освобождение рабов, – рассказывает Карола Дитце. – Изначально он делал ставку на партизанскую войну, но, узнав о французском кейсе, впечатлился действенностью терроризма. Его план теперь инкорпорировал важнейшие элементы террористической тактики: зрелищность, публичные заявления, символический эффект – по этому сценарию был совершён налёт на арсенал бухты Харперс Ферри, ставший толчком к гражданской войне в Америке».
Как и Орсини, Браун оказался «заразен». Карола Дитце смогла обнаружить по крайней мере трёх радикалов, непосредственно вдохновлённых его действием: это Оскар Беккер, покусившийся на короля Вильгельма I (1861), Джон Уилкс Бут, убивший президента Авраама Линкольна (1865), и Дмитрий Каракозов, стрелявший в Александра II (1866). История последнего нам ближе, а потому интереснее прочих. Дело в том, что великим почитателем Брауна был революционный журналист Николай Чернышевский, воспевавший события в Харперс Ферри.
Литография убийства Авраама Линкольна. Фото: Currier and Ives / Wikimedia«Как следует из источников, образ Рахметова в романе “Что делать” Чернышевский буквально списывал с Джона Брауна, вернее, с тех заметок о нём, которые смог прочесть, – поясняет Карола Дитце. – А вот Рахметов уже, в свою очередь, служил ролевой моделью для Каракозова».
Таким образом, по мысли историка, терроризм явился «транснациональным» изобретением, возникшим по меньшей мере за 20 лет до активных действий Веры Засулич и «Народной воли», при этом чрезвычайно «токсичным» на своих ранних этапах. Как изобретение терроризма изменило наш мир, сложно даже представить: если раньше для короля или императора было позором появиться перед своим народом в окружении охраны (явный признак того, что тебя не любят), то теперь это стало естественным требованием безопасности. Ну а СМИ впервые начали оправдывать убийство неведомыми третьими целями.
Отбросим сантименты
Заметим, впрочем, что Россия не осталась у Европы в неоплатном долгу: «в благодарность» за изобретение низового терроризма уже большевистские теоретики сформируют доктрину гостеррора как достойного образа правления.
«В работе Троцкого “Террор и коммунизм”, которая была ответом на критику Каутского, даётся парадоксальное обоснование оправданности терроризма, – пояснил на Банных чтениях Евгений Блинов, доктор философских наук, сотрудник Института философии РАН. – Троцкий, ничуть не смущаясь, признаёт, что террор большевиков незаконен (всё незаконно, раз нет центрального правительства). Согласны они и с тем, что и у белых, и у красных цель одна – подавление оппонента, поэтому тут тоже не видно разницы. Но почему всё-таки красный лучше, совершеннее? Потому что служит историческому прогрессу, он – средство ускорить прогресс, в отличие от “террора белого”. Троцкий прямо заявляет, что террор должен воздействовать на мораль граждан: “Мы расстреливаем тысячи, чтобы напугать миллионы”. Кажется, что доктрина ужасна и никак не может применяться в современной политике. Однако Славой Жижек убедительно показывает, как логика Троцкого почти дословно была воспроизведена американским правительством в рамках дискурса антитеррористической пропаганды. Современные войны дронов – когда убивают единицы, чтобы напугать миллионы, – это продолжающееся оправдание гостеррора (пусть по отношению к другим народам) как реальной политики».
Книга Льва Троцкого “Террор и коммунизм”. Фото: WikimediaТак, террористические идеи, кочуя из Америки в Россию и обратно, продолжают развивать нехитрую мысль: что когда-то и в каких-то случаях (ввиду далеко идущих целей) насилие может быть оправдано. Прорастают эти идеи по-разному: скажем, доля россиян, одобряющих введение смертной казни, в этом году оказалась рекордной. Поскольку террор, как уже говорилось, «побочный сын» Просвещения и собственно сентиментализма, он всегда воздействует на чувства, а где чувства – там аффект, ну а в состоянии аффекта за что только не одобришь… Поэтому вторая этическая дилемма ещё сложнее первой: как, осуждая терроризм и борясь с его практикой, не перенимать сам «террористический» образ мыслей, хранить себя от такого аффекта.
