С момента так называемого «слияния» прошло 74 дня 18 часов 30 минут и 26 секунд. Слияние – момент, когда почти всё человечество, кроме 13 «иммунных», стало частью единого коллективного разума, так называемого «улья». Земля погрузилась в мир: исчезли голод, агрессия, страдания. Но вместе с этим исчезло личное «я» – уникальный внутренний мир и право на выбор. «Pluribus» не предлагает привычной борьбы добра со злом. Он погружает нас в пространство моральных дилемм, где драма разворачивается не на руинах городов, а на руинах человеческой идентичности. Это медленная мучительная агония свободы воли в мире, который предлагает рай в обмен на душу.
Имеет ли человек право на несчастье?
«Улей» – это воплощённая утопия, ведь коллективный разум искоренил причины страданий, подарив каждому подключённому к нему состояние перманентного блаженства и гармонии. Но цена этого дара – абсолютный отказ от себя, от того, что делает каждого из нас человеком. Человек как автономная сущность просто погибает: его воспоминания, таланты, страхи растворяются в общем океане, становясь общим достоянием и теряя свою приватную, сокровенную ценность.
Первый сезон последовательно исследует эту антиномию через историю Кэрол Стурки – в меру циничной, без меры пьющей писательницы романов для домохозяек, которая презирает своих фанатов за то, что ведутся на её литературную «жвачку», и себя за то, что продолжает писать «бессмысленную чушь», потому что это приносит хорошие деньги.
Кадр из сериала «Pluribus». Фото: Bristol Circle EntertainmentЕй, одной из тринадцати оставшихся «иммунных», предлагают избавление от боли утраты (её подруга Хелен погибла во время «слияния», но теперь «улей» обладает всеми её воспоминаниями), от одиночества, от внутренних конфликтов, терзавших её всю жизнь. «Улей» говорит на языке заботы и исцеления. Однако Кэрол инстинктивно отшатывается от этого «рая». Её ключевой вопрос: имеет ли она моральное право остаться несчастной, отстаивать своё право продолжать страдать (ведь это страдание – неотъемлемая часть её любви к погибшей жене, часть её памяти и в конечном счёте часть её личности)? Сериал даёт трагичный ответ: да, имеет. Право на свою боль, на свои ошибки, на свою непрозрачную для других внутреннюю жизнь – это и есть краеугольный камень человеческого достоинства, который нельзя обменять даже на гарантированное счастье. Финальный выбор Кэрол – это выбор в пользу мира, где возможна травма и где возможно и подлинное «я». Но перед этим выбором героиня сталкивается с несколькими этическими дилеммами.
Кто говорит «да»?
Это, пожалуй, самый тревожный этический пласт сериала. Если индивид становится частью «улья», теряя границы своего «я», то кто и как может давать согласие от его имени? Проблема обостряется, когда Кэрол сближается с носителем коллективного разума Зосей, чей облик и поведение тонко сконструированы «ульем» на основе её подсознательных предпочтений. Зритель оказывается в ловушке. Возможна ли здесь настоящая близость? Возможно ли согласие, если носитель коллективного разума по природе своей не может сказать «нет»?
Зося – при всём её обаянии и желании «сделать» Кэрол счастливой – не самостоятельная личность, а интерфейс, идеально откалиброванный под эмоциональные потребности Кэрол. Она говорит «я», но под этим «я» скрывается коллективное «мы». Где в этих отношениях проходит грань между любовью и высшей формой манипуляции, когда один партнёр обладает доступом ко всему массиву коллективного опыта и знаний, а другой уязвим и одинок? Сериал не осуждает Кэрол за её попытку найти утешение, но жёстко показывает, что в таком союзе само понятие взаимности и равноправия фундаментально подорвано.
Двойные стандарты и тень насилия
Сериал мастерски сталкивает Кэрол с её же собственными принципами. Ранее она с негодованием осуждала другого выжившего, Кумбу Диабате, за интимные связи с носителями «улья», справедливо указывая на невозможность истинного согласия от коллективного сознания. Однако позже она сама вступает в аналогичные отношения с Зосей. Это не делает Кэрол лицемеркой в классическом смысле, но демонстрирует, как в условиях тотального давления, изоляции и психологической уязвимости даже самые строгие этические границы начинают размываться.
Кадр из сериала «Pluribus». Фото: Bristol Circle EntertainmentЗритель оказывается перед дилеммой: либо осудить Кэрол за избирательность её морали, либо признать, что сама ситуация, созданная «ульем», разрушает любые привычные категории «правильного» и «неправильного». Возникает вопрос: можно ли вообще применять предапокалиптические этические нормы к миру, где само понятие личности претерпело метаморфозу? История Кэрол и Зоси – это история о том, как потребность в любви и близости может заставить переступить через собственные убеждения, и сериал не даёт нам простого инструмента для оценки этого поступка, оставляя нас наедине с тревожным напряжением.
Право на боль
Кэрол пережила не просто смерть близкого человека, а её «слияние». Хелен физически умерла, но её воспоминания, её жесты, её знания о Кэрол живут в «улье» и доступны каждому. Коллектив предлагает Кэрол утешение: она может общаться с этими воспоминаниями, её боль будет мягко и навсегда стёрта. Это предлагается как акт милосердия, но для Кэрол это предложение кощунственно. Её боль, её траур – только её, и героиня запрещает «улью» даже приближаться к этим воспоминаниям.
В мире Кэрол Хелен умерла, она похоронила её и каждый день видит могилу из окна кухни, а для «улья» Хелен жива, поскольку перед смертью она успела «слиться» с коллективным разумом и сохранить своё сознание в вечном «мы».
Бессмертие и трагедия разрыва
В «улье» смерть тела теряет привычное значение: сознание и воспоминания человека продолжают существовать в коллективном разуме. Для «улья» это похоже на бессмертие: личность становится частью вечного «мы», её опыт, привычки и эмоции сохраняются.
Для коллектива более болезненно, когда человека отсоединяют от улья (мы в первом сезоне ещё не видели удачной попытки). В этом случае исчезает не тело, но сознание как часть коллектива: утрачиваются все воспоминания и переживания, доступные улью; возможно, разрывается поток общего «мы».
Кадр из сериала «Pluribus». Фото: Bristol Circle EntertainmentБессмертие в «улье» – это не дар вечности, а сложная конструкция: сохранение памяти и опыта сопровождается полной потерей автономии. Чем дольше человек живёт в коллективе, тем меньше он остаётся отдельным «я». Но сопротивление улью возвращает ощущение собственной смертности и ограниченности. Парадокс «улья» в том, что вечная сохранность сознания возможна только ценой отказа от привычных понятий личности, любви и свободы.
От конверсионной терапии к «улью»
Право не быть «исправленным» против своей воли, даже если это исправление выглядит как благодеяние, оказывается одним из последних бастионов человеческого достоинства в мире тотального благополучия.
У Кэрол в прошлом есть неудачный опыт, когда её уже пытались переделать, – конверсионный лагерь, куда в шестнадцать лет её отправили родители. Этот травматический опыт становится ключом к пониманию всей её борьбы. «Улей», как и родители, говорит с ней на языке заботы и высшего блага. Он точно так же считает её нынешнее состояние – состояние одинокой, страдающей, «несовершенной» индивидуальности – проблемой, требующей коррекции.
Финальный диалог Кэрол с Зосей проводит эту параллель с пугающей ясностью.
– Если бы ты любила меня, ты бы так не поступила.
– Мы должны так поступить именно потому, что мы любим тебя. Потому что я люблю тебя.
Возникает главный вопрос сезона: существует ли принципиальная разница между грубым «перевоспитанием» и изощрённым ласковым убеждением присоединиться к коллективному блаженству? И есть ли предел, за которым любые, даже самые благонамеренные попытки «улучшить» другого человека превращаются в тотальное насилие над его свободой быть собой, каким бы трудным, конфликтным или «неправильным» это «я» ни было? Для Кэрол, чья идентичность уже однажды становилась мишенью, сопротивление «улью» – это не абстрактная философская позиция, а экзистенциальная необходимость, вопрос физического и духовного выживания.
Не герои
Финал первого сезона не даёт победы. Кэрол, поняв, что «улей» подбирает ключи к её насильственной ассимиляции, разрывает иллюзию романа. Она возвращается из своего «медового месяца» – этого симулякра счастья, созданного для неё «ульем», – к суровой реальности, в свой дом. Вместе с собой она привозит большой контейнер с… атомной бомбой. Возможно, это метафора, а возможно – последний аргумент в войне за индивидуальность.
Кадр из сериала «Pluribus». Фото: Bristol Circle Entertainment«Pluribus» – это сериал не о том, как спасти мир. Это скорее вопрос о том, зачем его спасать. Стоит ли спасать мир, полный боли, ради призрачного права быть собой? Или стоит капитулировать перед миром, где боли нет, но где нет и «себя»? Авторы ответов пока не дают. А зная Гиллигана, можно уверенно сказать лишь одно: вряд ли мы угадаем, куда пойдёт история дальше.
Для героев этой истории нет и не может быть этически чистого выбора. Любое решение отзовётся страданием – либо миллионов, растворённых в блаженном «мы», либо одного одинокого человека, который предпочёл сохранить своё «я», даже обрекая себя на вечное одиночество.
