Изъ исторiи блогосферы
Сравнительно недавно въ блогосферѣ произошло событiе, удивившее многихъ: въ одномъ изъ самыхъ интеллектуальныхъ блоговъ «Живаго дневника» появилась рецензiя на первый выпускъ «Трудовъ по русскому правописанiю». Эта, казалось бы, совершенно невинная вещь вызвала бурю эмоцiй и спровоцировала весьма активное обсужденiе, которое побудило автора блога, Георгiя Любарскаго, написать объ этомъ книгу: Дореформенная орѳографiя какъ культурный маркеръ. Этiологiя конфликтовъ на границе Мёбiуса – по поводу несуществующей соцiальной группы (Магаданъ: Новое время, 2018). Я въ тогдашней полемикѣ – по нелюбви къ этому жанру – не участвовалъ; но долженъ честно признаться, что накалъ страстей оказался для меня совершенно неожиданнымъ. Однако же, полагаю, есть причины, дѣлающiя возвращенiе къ этой темѣ небезосновательнымъ.
Нужно сразу сказать, что аргументы обѣихъ сторонъ представляются мнѣ одинаково неубѣдительными (впрочемъ, объ аргументахъ очень хорошо сказано въ томъ блогѣ, на который я только что ссылался). Можно на нихъ вкратцѣ остановиться. Доводы противъ традицiоннаго правописанiя условно обозначимъ какъ «лѣвые», въ его пользу – какъ «правые» (понятно, сколько тутъ можно сдѣлать оговорокъ, но общая тенденцiя будетъ именно такова). Можно спокойно оставить безъ разсмотренiя лѣвые доводы въ стилѣ «во-первыхъ, васъ голодомъ никто не морилъ, а во-вторыхъ, мало морили, надо было больше» или «товарищъ Сталинъ сдѣлалъ страну нищей, потому что ждалъ войны и развивалъ военную промышленность, а 1941 годъ случился потому, что товарищъ Сталинъ не ждалъ войны». Будемъ брать тѣ, которые разсчитаны на людей благонамѣренныхъ. Ихъ, вкратцѣ, два, и оба они претендуютъ на то, что орѳографическая реформа – порожденiе традицiонной русской культуры, не связанное съ большевизмомъ напрямую.
Аргументы противников
Во-первыхъ, многiе думаютъ и утверждаютъ, будто предложенiя комиссiи Императорской Академiи наукъ были бы непремѣнно реализованы и при Царѣ, если бы революцiи не случилось. Однако за рѣшенiе отвѣчаетъ не тотъ, кто его разработалъ и подсказалъ, а тотъ, кто его принялъ и воплотилъ въ жизнь, а Николай II такого рѣшенiя не принималъ. Какъ историкъ образованiя я помню двухъ министровъ – Ванновскаго и Игнатьева, – проявившихъ недюжинное рвенiе въ разрушенiи стараго школьнаго уклада. Обоимъ было указано на дверь. Такъ что есть всѣ основанiя полагать, что академическую комиссiю постигла бы та же участь. Аргументъ отъ условнаго перiода вообще имѣетъ право на существованiе, но здѣсь, мнѣ кажется, онъ безоснователенъ.
Второй аспектъ – «научность» подготовленной реформы. Здѣсь тоже есть большiя сомнѣнiя. (Разумѣется, въ томъ, что сейчасъ будетъ сказано, присутствуютъ и упрощенiе, и заостренiе темы; она, право, ждётъ изслѣдователя, и – предваримъ закономѣрный вопросъ читателя – очень интересно, чѣмъ руководствовались разные члены вредительской комиссiи.) Одинъ изъ основныхъ двигателей реформы – профессоръ И. А. Бодуэнъ де Куртенэ – ненавидѣлъ русское государство настолько, что заставилъ лѣнивыя и добродушныя власти Имперiи засадить себя въ крѣпость (что съ профессорами – случай чрезвычайно рѣдкiй). Отмѣтимъ, кстати, что о школьникахъ онъ тоже составилъ сужденiе: они до того отупѣли въ гимназiяхъ, что не въ состоянiи понимать грамматику (это было высказано на съѣздѣ преподавателей русскаго языка кадетскихъ корпусовъ въ 1903 году). Съ другой стороны, я не располагаю свѣдѣнiями, что онъ предлагалъ реформировать польскую орѳографiю (ужъ никакъ не менѣе отвратительную, чѣмъ русская дореволюцiонная). Нѣтъ никакихъ основанiй полагать, что его реформаторскiй пылъ былъ вызванъ научными соображенiями, а не – скажемъ такъ – политическими. Наука, кстати, вообще поступитъ разумно, если воздержится отъ сужденiй «лучше» и «хуже». Ученый, разумеется, имѣетъ на нихъ право, но въ этотъ моментъ онъ слагаетъ съ себя высокое званiе и переходитъ въ ряды обывателей. И пока не будетъ ясныхъ доказательствъ, что аргументы въ пользу реформы представляютъ собой нѣчто иное, нежели маскировку ненависти къ Россiйской Имперiи, я полагаю, именно эту ненависть выдающагося лингвиста – наряду съ наивностью остальныхъ – слѣдуетъ считать главнымъ моторомъ концепцiи. Часто, кстати, задается вопросъ – а почему петровская орѳографiя и графика, а не кириллическая или – ужъ сразу – глаголица? На него я дамъ посильный отвѣтъ ниже.
Греческая письменность. Фото: Magdalena Kucova/Shutterstock/FOTODOMНужно ли говорить о «сложности» старой орѳографiи? А если мы ее сравнимъ съ новогреческой, гдѣ [i] передается тремя буквами и тремя буквосочетанiями, [e] – одной буквой и однимъ буквосочетанiемъ, [o] – двумя буквами? А съ французской или англiйской? Нѣтъ, положительно, это Гиммлеръ въ чистомъ видѣ, концепцiя о расовой неполноцѣнности восточныхъ славянъ. Думаю, я еще напишу на страницахъ даннаго сайта о томъ, какъ именно она была положена въ основу совѣтскаго школьнаго проекта. Мнѣ бы еще хотѣлось провѣрить статистически ощущенiе, что упростить правописанiе просили тѣ, кто имѣлъ дѣло съ крестьянскими детьми, что для гимназистовъ эта проблема не стояла. Пока я ничего не могу, кромѣ какъ просить читателя о довѣрiи къ моимъ ощущенiямъ. Тогда она разрешилась бы сама собой по мѣре распространенiя въ народѣ грамотности (это проблема переходнаго перiода). Возможно, съ распространенiемъ просвѣщенiя могло возрасти и уваженiе къ прошлому, что заставило бы смотрѣть на предлагающихъ реформы какъ на – предоставляемъ читателю самому подобрать подходящія слова.
Аргументы сторонников
Темъ не менѣе новое правописанiе стало фактомъ. Есть ли доводы въ пользу того, что его нужно отмѣнить и ввести старое? Здѣсь тоже далеко не всё благополучно. И. А. Пильщиковъ и М. И. Шапиръ доказали, что съ текстологической точки зрѣнiя А. С. Пушкина (что касается академическихъ изданiй) надо выпускать въ старой орѳографiи; и это безспорно, но дѣлать отсюда иной выводъ, нежели – въ самой широкой формѣ – что авторитетныя изданiя русской классики требуютъ такого подхода, нельзя. (Замѣтимъ въ скобкахъ, что когда нѣкоторые (этимъ грѣшитъ, въ частности, петербургская филологiя) утверждютъ, будто новая орѳографическая одежда нужна для старыхъ памятниковъ, чтобы приблизить ихъ къ читателю, это, конечно, всего лишь оправданiе собственной лѣни: изо всѣхъ трудностей для читателя орѳографическая – самая ничтожная и незамѣтная.) Да, мы можемъ не понимать текстъ, сами того не замѣчая; иногда переводъ въ новое правописанiе просто убиваетъ его: такъ, О. И. Сенковскiй пошутилъ однажды по поводу элегiй В. Г. Теплякова, что они не «Ѳракійскія», а «Фракійскія», т. е. написаны не во Ѳракіи, а человѣкомъ, «на коемъ фракъ». Въ современномъ правописаніи различiе между словами передать просто невозможно. Но здѣсь напрашивается возраженiе, что въ принципѣ разница между текстами въ старой и новой орѳографiи не настолько велика, чтобы приводить къ систематическому непониманiю, и всѣ подобные случаи могутъ разъясняться соотвѣтствующими комментарiями (хотя мнѣ никогда не попадались комментарiи, которые учитывали бы эти моменты, но никто не мѣшаетъ это сдѣлать). Справедливо и то, что – при всей массѣ превратныхъ толкованiй – общiй замыселъ и основныя линiи любаго произведенiя останутся нетронутыми. И, дѣйствительно, накладно держать ради одного Сенковскаго лишнюю букву въ алфавитѣ.
Такимъ образомъ, мы приходимъ къ тому, что – воспользуемся словами М. М. Хераскова «коль можно малу вещь великой уподобить» – преимущество той или иной орѳографiи нельзя доказать или опровергнуть, какъ бытiе Божiе. Однако же есть разница въ психическомъ строѣ человѣка религiознаго и человѣка атеистическаго. Точно такъ же она есть и между тѣмъ, кто готовъ былъ бы принять традицiонное правописанiе (сформулируемъ такимъ образомъ, поскольку принявшихъ его на практикѣ ничтожно мало), и тѣмъ, кто добровольно бы на это не согласился. Постараюсь описать ее, и прежде всего для этого мнѣ нужно будетъ обратиться къ собственному опыту.
Немного pro domo mea
Теперь пора вернуться къ началу – къ тому ненужному «совсѣмъ не пустячку». Философiя, которой руководствуются противники стараго правописанiя, сводится къ античному кинизму: одинъ изъ его представителей, увидѣвъ мальчика, пьющаго изъ горсти, выбросилъ чашку: сколько времени таскалъ ненужную вещь! Это возможный подходъ къ жизни, но не единственно возможный; да и строго необходимое у каждаго будетъ отобрано свое. Новое правописанiе для меня совершенно функцiонально, и я не испытываю потребности заполнять анкеты на сайтахъ или на бумагѣ непремѣнно въ традицiонномъ; я могу и публицистическую книгу издать такъ же (я реалистъ), если мнѣ нужно, чтобы ее прочли. Но если я отношусь къ письму какъ къ акту художественнаго творчества (напр., это относится къ «живому дневнику», поскольку его текстъ сознательно выстраивается какъ мениппова сатира), я никогда не буду использовать новую орѳографiю. Единственная область, гдѣ я хотѣлъ бы, но не могу писать въ старой орѳографiи, – наука; къ сожаленiю, она сверхъ мѣры заформализована и предъявляетъ требованiе являться въ грязной футболкѣ туда, куда хочется идти принарядившись. Впрочемъ, одну статью – которую я самъ отношу къ числу лучшихъ – мнѣ удалось напечатать такъ, какъ я желалъ.
Чему можно уподобить новое правописаніе? Пластмассовому контейнеру, въ которомъ хранится пища, – изъ него можно есть, но онъ не отмѣняетъ фарфоровую посуду. Старой майкѣ для работы въ огородѣ, – тамъ она полезна, но есть случаи, когда надѣвать ее не стоитъ. И еще одно сравненiе, болѣе точное: всѣ мы способны безъ особыхъ усилiй отличить ампиръ первой половины XIX в. отъ сталинскаго, даже если архитектурные проекты будутъ вполнѣ сходны: послѣднiй выдадутъ топорная работа и дешевые матерiалы. Потому Пушкинъ, напечатанный въ новой орѳографiи, выглядитъ для меня такъ, какъ выглядѣло бы зданiе Главного штаба на Дворцовой площади, если бы его строили пьяные мастера, не имѣющiе представленiя о вертикальныхъ и горизонтальныхъ линiяхъ, складывающiе неровные кирпичи и покрывающiе ихъ бетонной лѣпниной, кое-какъ замазанной бѣлой краской.
Фото: Dmitry Makeev/wikimedia.orgПора отвѣтить на вопросъ, почему петровская орѳографiя и гражданскiй шрифтъ, а не кириллица. Каждая изъ орѳографическихъ одеждъ русскаго языка ассоцiируется съ опредѣленнымъ перiодомъ исторiи. А я рѣшительно предпочитаю петровскую Имперiю Московской Руси – хотя бы уже потому, что послѣдняя не была самостоятельной въ умственномъ отношенiи, что она нуждалась въ гостяхъ изъ Кiева или изъ Грецiи для перевода самой необходимой духовной литературы, а въ ея секретнѣйшемъ вѣдомствѣ – Посольскомъ приказѣ – могъ служить плѣнный иностранецъ. Потому культурная реконструкцiя (на мой взглядъ, совершенно необходимая для нормальной и здоровой жизни страны) должна опираться на имперскую, петербургскую, а не на московскую традицiю. Предвижу, что многiе благонамѣренные люди со мной не согласятся (точнѣе, не раздѣлятъ мои предпочтенiя); но обоснованiе ихъ я оставлю до другаго раза.
Нужно ли преподавать старую орѳографiю въ школѣ?
И, наконецъ, послѣднiй вопросъ. Нужно ли преподавать старую орѳографiю въ школѣ?
Отвѣтъ на него долженъ быть данъ двоякiй. Сначала – примѣнительно къ нынѣшней ситуацiи, затѣмъ – въ принципiальномъ отношенiи. Въ первомъ случаѣ онъ будетъ категорически отрицательнымъ: довѣрять столь важную и хрупкую вещь неискуснымъ въ большинствѣ педагогамъ, дѣлать ее сто тринадцатымъ элементомъ количественно перегруженной и качественно весьма легковѣсной программы, короче, встроить ее въ современный школьный контекстъ – значило бы вызвать къ ней злобу со стороны нынѣ равнодушныхъ, а усвоитъ ее почти никто не усвоитъ. Пусть освоенiе традицiоннаго письма станетъ актомъ добровольно избраннаго и самостоятельнаго усилiя, никакъ обществомъ не навязаннымъ; тогда и результаты его будутъ прочнѣе.
Но предположимъ, что ненормальная культурная ситуацiя ушла въ прошлое. Каковъ будетъ тогда статусъ дореволюцiонной русской культуры? Совмѣстима ли она съ послѣреволюцiонной? На этотъ вопросъ мы должны дать тоже безусловно отрицательный отвѣтъ. Одна и та же улица не можетъ называться Рождественской и Совѣтской одновременно; нужно выбирать. Евангеліе недвусмысленно осуждаетъ служеніе двумъ господамъ одновременно. Для русской культуры совѣтское наслѣдiе не нужно – воспользуемся современнымъ моднымъ выраженіемъ – от слова совсѣмъ (знаю, что и съ этимъ положенiемъ многiе благонамѣренные люди не согласятся); совѣтская же можетъ использовать старорусскую (вовсе она обойтись безъ нея не можетъ по вполнѣ понятнымъ причинамъ) только мародерски, извращая и искажая подъ свои нужды. Доказательствомъ тому – тотъ фактъ, что люди, выдающіе себя за сторонниковъ объединенія, въ ситуаціи выбора всегда предпочтутъ Совѣтскую улицу. Связанная прочными узами съ коммунистическимъ перiодомъ новая орѳографiя въ Россiи, уважающей свои традицiи, будетъ столь же неумѣстна, какъ памятникъ Дзержинскому и улица Урицкаго. И тогда встанетъ вопросъ объ обязательномъ усвоенiи дореволюцiонной.
Этотъ процессъ весьма сложенъ и долженъ осуществляться небольшевицкими методами. Онъ растянется надолго. Сначала слѣдуетъ обучить учителей, и лишь потомъ вводить традицiонную грамоту въ школахъ. Для не желающихъ ей пользоваться должна быть предоставлена такая возможность. Тексты, явившiеся на свѣтъ въ новомъ одѣянiи, его и сохранятъ – уже навѣчно, пока на землѣ останутся желающiе читать Маяковскаго и Шолохова въ оригиналѣ. Такимъ образомъ, переходный процессъ растянется на десятилѣтiя и никогда не приведетъ къ окончательному торжеству: филологическая добросовѣстность потребуетъ сохраненія за послѣреволюцiоннымъ правописанiемъ мѣста, которое ему должно будетъ отвести.
Впрочемъ, здѣсь тоже возможны различные варiанты. Есть авторы, равнодушные къ вопросамъ правописанiя; есть активные сторонники того или иного варiанта. Авторскую волю слѣдуетъ уважать въ любомъ случаѣ; но съ тѣми, кто не высказывалъ своей воли и пользовался общепринятымъ, можно будетъ отнестись лишь немногимъ болѣе милостиво, чѣмъ совѣтскiе люди отнеслись къ прежнему наслѣдiю. Академическiя изданiя – по всей строгости филологическихъ требованiй, изданiя для публики – въ старой одеждѣ.
Многимъ такiя усилiя покажутся чрезмѣрными и ненужными. Но, полагаемъ, что преодоленiе пропасти между старой и новой Россiей стоитъ того. Нужно отказаться отъ упрощенiя и запустить противоположный процессъ. Если стремленіе возстановить прерванную государственно-культурную традицію останется достояніемъ узкихъ кружковъ – въ обязательномъ порядкѣ традиціонное правописаніе преподавать не нужно вовсе. Если это возрожденіе станетъ общенаціональной задачей, безъ обратной орѳографической реформы не обойтись. И нельзя претендовать на наслѣдіе старой Россіи, отвергая ея орѳографію.
