«Здесь легко наломать дров, дав плохой совет»
Для своей аудитории я не духовник, потому что никого не исповедую онлайн. Общение с людьми происходит в эфирах и в переписке, но это не консультация с прямыми указаниями что делать. И вообще, я стараюсь не обсуждать личные темы в соцсетях. Здесь легко наломать дров, дав плохой совет, а кому-то это может стоить семейного счастья.
Каким бы хорошим священником ты ни был, ты обязательно кого-нибудь соблазнишь в соцсетях тем, что выходишь за рамки традиционного представления о священнике. Это самая большая проблема для меня. Одним ты кажешься «слишком веселым», другим – «недуховным». Человек считает, что он один знает, каким ты должен быть батюшкой. Пробовать угодить всем – бессмысленно. Нужно просто быть собой, а не притворяться хорошим ради привлекательного медийного образа.
Моя борьба с бытовым людским невежеством – суевериями, фанатизмом и культами – может выглядеть очень экспрессивно и иронично. Многие всерьёз верят, что на Преображение нельзя есть яблоки, а «нечистой» женщине нельзя заходить в храм. Я всегда задеваю чьи-то «границы принадлежности», выступая против стереотипов и суеверий. Иначе человек так и остаётся в плену иллюзий о вере. Моя цель – рассказать о христианстве и показать обычную жизнь семьи священника.
«Некоторые пенсионеры практически перестали ходить в церковь»
Два года назад митрополит Иоанн, глава Синодального миссионерского отдела, назначил меня на новое место служения. Вместе с семьёй мы переехали из села в Белгородской области в Москву. Теперь я служу в храме святого Николая Чудотворца в Отрадном. Мы, как и многие, наблюдали отток прихожан за время пандемии, а именно пожилой части прихода. Пропаганда из ящика взяла своё: некоторые пенсионеры практически перестали ходить в церковь, боясь заразиться, другие уехали на дачи. Пожилой человек готов идти в магазин или спуститься в метро, но не в храм. Наверное, пока храмы в Москве были закрыты, эти люди решили, что можно жить и без церкви. Благо, что наш приход состоит не только из пожилых людей. Поэтому в нём остались только те, кто по-настоящему принадлежал к общине. У нас около 50 постоянных прихожан, за пандемию их число уменьшилось примерно на четверть.
«Порицается всякая инициатива, особенно молодёжная и миссионерская»
Старшее поколение пришло в церковь, спасаясь от ненавистной советской идеологии, вот только мышление не меняется со сменой общественной формации. Про одну мою пожилую прихожанку злые языки так и говорили: «Вчера с красным флагом была, а теперь она в церковь ходит». Бывает ощущение, что когда бывшие комсомольцы приходят в церковь, то для них это просто смена декораций. Заметьте, я не демонизирую то поколение, но нельзя просто взять и забыть советскую культуру и ценности, в которых ты был воспитан с детства. Но и нельзя превращать церковь в комсомол, когда шаг вправо, шаг влево – расстрел на месте. Под лозунгом сохранения «Святой Руси» часто скрывается стремление жить по-старому и страх перемен, вот и порицается всякая инициатива, особенно молодёжная и миссионерская.
У поколения миллениалов другая проблема: 20 лет одни и те же лица на политической арене и никаких серьезных перемен. Со стороны государства изменений нет, поэтому их ждут от церкви. Проблема всего нашего общества – рыночное мышление, когда от Церкви Христовой ждут удовлетворения сиюминутных религиозных потребностей. Если же решение тут же не предоставляется, людей это категорически не устраивает.
Мне кажется, мы живём в обществе эмоционально и психологически раздражённых детей, которые вечно всем недовольны и не хотят брать на себя ответственность. Я говорю о поколении, заставшем развал СССР, живущем надеждой на светлое будущее, но в итоге так ничего и не получившем. Эти люди часто испытывают разочарование и почти утратили надежду, но продолжают искать. Мне кажется, эти социально-политические условия также являются одной из причин разводов: люди имеют друг ко другу завышенные ожидания, которые не оправдываются. И вроде бы вот она – долгожданная свобода, но человек словно и не знает, что с ней делать. Возможно, на русском обществе так отразились годы крепостного права, когда поколениями людей отучали от свободы, воспитывая рабское мышление. Это еще одна из причин, почему так тяжело нашим соотечественникам проявлять инициативу не то что социальную, но даже личную. И потом всегда одни и те же вопросы к священнику: как заставить мужа венчаться, как убедить стать крестным, можно ли молиться без благословения? И подобные им. Эти вопросы звучат в каждом прямом эфире.
Мне нравится наша молодёжь. Мне 31 год, вроде бы еще и сам не старый, но 20-летние ребята уже совсем другие. У них пытливый ум, они надеются на себя и стремятся вперед, у них высокие запросы к жизни. Они не потерянные и смелее старших, потому что не боятся идти на риск. Молодежь более толерантна, в хорошем смысле, потому что готова принимать существование иной точки зрения. Я заметил это в TikTok, когда человек признаётся, что он атеист, но ему нравится моя страничка. Ну, и еще молодёжь сегодня вряд ли захочет верить суеверному бреду, их яблоками на Преображение не купишь. Мне кажется, молодёжное служение сегодня – это самый главный миссионерский вызов для Церкви.
«Мы проигрываем в борьбе за души»
Наша общая беда в церкви (и она напрямую не связана с пандемией) – это колоссальное недоверие друг к другу. В массовом понимании церковь – это обряды и пресловутые «попы на мерседесах». Сегодня мы не так активно используем возможности соцсетей для падения этой стены невежества и предубеждений, мы сильно отстали от средств коммуникации в интернет-пространстве. Церковь, как традиционный институт общества, довольно архаична, любые изменения происходят здесь медленно и с переменным успехом. Например, до сих пор ряд иерархов осуждают социальные сети, хотя ими пользуются практически все прихожане. Границы виртуального мира расширились, наверное, это сильно настораживает людей старой формации.
Изменения в церкви должны быть последовательными и на всех уровнях. Это не должны быть только указы сверху или инициативы отдельных приходов. Мне кажется, не хватает системности и понимания, зачем это вообще нужно, если раньше можно было жить и так. Все знают, что на каждом приходе должна быть община, работа с молодёжью и социальное служение. Об этом не раз говорил наш патриарх, но на практике получаются воскресная школа и отчёты на епархиальный сайт – формализм, по сути.
Современный храм должен быть открытым для всех. Нужно, чтобы люди вокруг знали, что делает их храм рядом с домом, что это не просто здание с красивыми куполами. Почему-то некоторые до сих пор уверены, что люди сами всё узнают о церкви, придут и начнут молиться. Современный человек не привык к такому, для него церковная жизнь – это неизвестный мир. Он бы захотел узнать о нём, но кто ему расскажет? Боюсь, мы проигрываем в этой борьбе за души, поэтому упор надо делать на просвещение, в том числе, через социальные сети. Информирование и общение друг с другом – вот наша цель.
Я сам в соцсети пошёл только ради этого. Мне всегда хотелось показать настоящую жизнь церкви и рассказывать о вере без бабкиных сказок. Интересно посмотреть на жизнь семьи священника, если ты не погряз в стереотипах. Я пилигрим и не жалею, что выбрал этот путь.
А теперь пора готовить шашлыки с прихожанами, ибо пост закончился.