В мир этого дома погружаешься с первой страницы, во многом благодаря тому, что многие герои имеют прототипы, они живые, их эмоциям веришь, а значит, все поступки персонажей логичны и не требуют объяснений. Кажется, я забыл сказать, что речь идёт о книге?
10 декабря в Российской Государственной Детской Библиотеке в рамках выставки, посвященной детской иллюстрации 1920–30 гг., Александра Литвинова провела целую экскурсию по «Истории старой квартиры».
– Мы работали в целом над книгой полтора года, и всё это время искали сюжеты, изучали повседневную жизнь разных десятилетий ХХ века, – рассказывает автор. – По самым разным источникам: фильмы, журналы, газеты, мемуары, научные статьи и исследования, беседы с информантами – знакомыми, родственниками и так далее, мы рисовали картину жизни одной семьи.
Вообще эта книга родилась с картинки. Издательство «Самокат» сделало художнику Ане Десницкой предложение, от которого невозможно было отказаться: выпустить книгу на любую тему, которую она выберет. И родилась идея показать историю семьи на протяжении столетия, а для формы и плотности сюжет решили ограничить рамками одной квартиры.
У каждого периода «Истории» есть свой рассказчик. Например, вот Петя Сидоров, мальчик в смешной тюбетейке, рассказывает, как он пытался сделать уроки. Не успел он зайти на кухню, как оказывался втянутым в круговорот событий, разговоров и скандалов. А что же здесь, собственно происходит? Если раньше готовили все вместе в дровяной печи, то теперь у каждого жильца есть свой примус. Эти устройства сильно и специфически пахли и часто взрывались. Причина скандала, кажется, ясна.
Этаж пятый, лифт не каждый день. Комната вроде этой, только длиннее. Стоят две кровати, а между ними может пройти канатоходец. Кроме моей комнаты – еще восемь. Мне будут стучать в дверь: «Товарищ Ахматова, ваша очередь мыть коридор».
Лидия Чуковская. «Записки об Анне Ахматовой»
В комнате, которая раньше была чуланчиком, теперь живет бабушка Шуйская. Эта героиня выпадает из «системы». У неё свой примус, она не готовит на общей кухне, на её стене висит икона.
Вон Петина сестра Тоня что-то пишет в тетради, а его мама, вагоновожатая, сильная независимая женщина, не боящаяся собственного мнения (как, собственно, и все остальные обитательницы квартиры) стирает на специальной доске. Глава семьи доктор Муромцев в туалете зачитался советской передовицей. Лыжи нависают над доктором и как бы намекают нам, что им так же тесно здесь, как и прочим жильцам.
Товарищ Никитина, ныне жена Льва Орлика (Петя иронически называет ее «Мадам Комиссарша») устроила конфликт по поводу чулок. Она думает, что жена Муромцева сожгла шёлковые чулки, выставленные на просушку. А чулки по тем временам были редкой и дорогой вещью.
– У многих персонажей есть реальные прототипы, и даже по нескольку. Но мы все истории переработали, переплели и преобразовали. Мы не говорим, что это учебник истории, – поясняет Литвинова. – Конечно, хотелось бы рассказать историю без пристрастия. Но понимать, как не перейти через границу и остаться человеком в бесчеловечных условиях, понять, какая эта граница зыбкая – нужно.
А что же происходит ещё? Вот патефон, он заведен и играет. Из него несётся музыка. Нэпманша Ольга Петухова танцует. Она учит Марусю танцевать танго.
А студентка Соня Гордон отчитывает их, потому что считает, что такие танцы не может танцевать комсомолка. Опять конфликт.
На следующий разворот автор и художник вынесли предметы и журналы того времени. Здесь издание, которое рекламирует моду Парижа того времени. Тут мы узнаем, какая пластинка играет на патефоне («Последнее танго», русский текст Иза Кремер). Мы видим бидоны с керосином, примус, принадлежности для стирки: знаменитый стироль, передовой порошок.
Чуть дальше сестра Пети Симонова беседует с товарищами на тему, может ли девочка быть лётчиком. Соня и ее подруга Клава обсуждают какого-то Зайцева, который читал Клаве стихи Есенина (довольно неоднозначный поэт по тем временам, лучше бы Маяковского). Из-за стихов «хулигана» Клава, между прочим, пропустила лекцию, посвященную левой оппозиции, оппортунизму.
О! Нам демонстрируют буржуазное «богачество» мадам Петуховой: брошь из новейшего пластика, французские духи «Коти», бакелитовые бусы. И тут же мавзолей Ленина, но не такой как сейчас, а первый деревянный.
А вот и 1937 год. Прошло десять лет. Вопросы уплотнения и подселения уже в прошлом. Коммуналка становится местом охоты за квадратные метры, за лучший угол. И полетят кляузы и доносы по адресам компетентных органов.
Как видно по расстановке света и по созданному тревожному ощущению, это уже совсем другая история. Основная тема здесь: «Где мы были и куда мы пришли». Время как будто повторяется. Мы видим квартиру, но уже немного с другой стороны. Вот комната, в которую в девятнадцатом году вселился Орлик. У него на стене висят портреты Ленина и Троцкого. Пройдёт ещё немного времени и именно эти портреты станут основанием для ареста. Но это будет потом. Этого героя хотели рисовать со Швондера, а нарисовали с Якова Свердлова. Потому что Орлик не Швондер, он немножечко романтик, особенно когда говорит Никитиной: «Мы победим голод, холод, вслед за нами поднимутся рабочие всего мира», на что она, прагматичная как и всякая женщина, отвечает: «А кто же будет управлять фабриками и заводами?»
Рассказчица Тома Муромцева собирается утром в школу. Ночью она слышит за шкафом (им отгородили комнату) какой- то шум. Там живет Маруся, та, что танцевала. Теперь она учительница. У неё ребенок. Его назвали Фридрихом. В честь Энгельса. Он спит в комоде. Муж – физкультурник, значкист. Они воспитывают ребенка по новым научным методам: закаляют и кормят по расписанию. Малыш кричит и никому не даёт спать. Тома тоже не спит. Она слышит, как ночью звонят в дверь. Два длинных, один короткий – это пришли к Орликам.
Мы сидели на коммунальной кухне, среди верёвок с пелёнками и колясками. Куча до потолка газет, банок, склянок, вёдер с мусором, книг, холодильника, кухонных всяких нужностей. Это же помещение служит ему, когда он бывает дома, и кабинетом.
Валерий Золотухин. Воспоминания
Утром всё как-то тихо. Никто не ссорится из-за газет, никто не делает замечаний. Только в комнате Орликов все вещи разбросаны, даже портрет Сталина висит криво. На диване двое мужчин обсуждают, что случилось ночью. Понятно, что человек исчез, его арестовали. Но за что?! К нему относятся дружески и даже сочувственно, по крайней мере, сосед Илья Степанович. На свой трагический вопрос он получает два разных ответа – от Нелли: «Если ошибка, разберутся, выпустят» и от Нюмы: «Правильно арестовали, повсюду шпионы и диверсанты». Он готов поверить в вину человека, особо не разбираясь. Тут же идет перекличка с четырнадцатым годом, где мальчик говорит, что «кругом шпионы, а я немецкую куклу арестовал». К счастью, девочка подняла вой, и куклу отняли («освободили»).
Вот фотография с вырезанными лицами, вероятно друзей Орлика арестовали, и видно Ляля не хочет, чтобы их как -то связали с ними. Так вот зачем она листала фотоальбом после той ночи ареста!
Для автора это эмоциональный ход. На фотографиях из семейного архива лица не зачёркнуты и не вырезаны, но стало понятно, что это могло произойти с кем угодно. И это делает «Историю старой квартиры» существенно более близкой каждому читателю. По признанию Александры, им с Анной было непросто дистанцироваться от личных эмоций по отношению к этим событиям.
А история идёт дальше. 1961 год 14 апреля – триумфальная встреча Гагарина в Москве. В доме появляются новые жильцы. 1973 год: свадьба соседей и всякие диссидентские дела членов семьи, в центре которых наш знакомый «младенец» Фридрих. И далее, и далее. В 2002 году квартиру расселяют. Всё заканчивается сценой в кафе, где наша Маруся Муромцева отмечает своё 92-летие.
Казалось бы, люди живут друг с другом годами. У них почти нет личного пространства (даже нижнее бельё сохнет на общей площади: в коридоре или на кухне), вся жизнь на виду. Что мешает устроить её так, чтобы хотя бы в этих стенах был мир, покой и безопасность? Александра Литвинова не может ответить на этот вопрос:
– Не знаю. Я вряд ли смогу ответить. В обычной семье часто бывают очень непростые отношения. А здесь, когда много совершенно разных людей вынуждены жить вместе. Не знаю…
Действительно. Мы часто забываем о том, что дом становится тюрьмой, когда его жильцы поселены в него вынуждено. Тогда соседство рискует превратиться в бесконечную борьбу за счётчики, за столик на общей кухне, за место в коридоре, за право вывешивать бельё и занимать ванну. И если черта пройдена, и коммунальная война началась, то конца её ожидать уже не приходится. Такая позиция человека к человеку объясняется ещё и тем, что в коммуналке нет единого хозяина. Всё как бы общее и всё – ничьё. Нет хозяйской ответственности, но есть желание владеть.
Александра Литвинова так и не провела границу между вымышленным и настоящим в этой истории. Это, наверное, правильно для книги. Но это же порой нужно и нам. Ведь «История старой квартиры» – это наша общая история, в которой мы все соседи со своими особенностями, привычками и планами.
