Тысячу раз неправы те, кто считают МЦК – новое железнодорожное кольцо Москвы – обычным транспортным средством. Нет, это своего рода и аттракцион для туристов, и новый символ города – такой же, как, например, колесо обозрения London Eye, установленное прямо напротив Вестминстерского дворца на набережной Темзы в центре Лондона. Да что там Лондон… Если вдуматься, то подобные колеса обозрения стоят в каждой уважающей себя мировой столице: в Париже это «Большое Колесо» на Площади Согласия, в Нью-Йорке – New York Wheel на Стейтон-Айленд, в Берлине – Great Berlin Wheel в Зоологическом саду. В Москве же, понятное дело, свои амбиции. Посему мэр Сергей Собянин распорядился построить самое большое колесо обозрения в мире – настолько большое, что его совершенно невозможно поставить вертикально, ибо, если это сделать, то вершина нашего кольца вздыбится до самых верхних слоев стратосферы. Исключительно поэтому московское Колесо обозрения и работает в горизонтальном режиме, радуя горожан и гостей города как живописными видами Москва-Сити, так и картинами столичных окраин. Примерно вот с такими мыслями мы с фотокорреспондентом Алёной и спешили на станцию Лужники – «нулевой километр» МЦК, альфу и омегу нового кольца. Впереди нас ждала неизведанная Москва – столица, готовая открыться пытливому взгляду гостей не парадными фасадами и сияющими витринами, но рабочими кварталами и окраинными районами – той частью, что десятилетиями она прятала от всякого нескромного взора. Что мы увидим там? Что покажем нашим строгим читателям?
***
ЛУЖНИКИ
Как и всякий главный редактор, наш Андрей прекрасно знает, что время от времени трудовой коллектив редакции нужно как следует встряхивать, задавая подчинённым самые каверзные и обескураживающие вопросы. Вот и сейчас, после долго и вдумчивого обсуждения того, каким образом наш молодой христианский медиапроект «Стол» может принять посильное участие в деле национального покаяния, приуроченного к 100-летию Русской революции и русской же национальной катастрофы, главный редактор вдруг вспомнил о текущей современности. Вернее, не текущей, но стучащей железными колесами по стальным рельсам прогресса.
– А почему это у нас до сих пор нет репортажа из поезда МЦК?! Уже полгода в Москве работает новое кольцо, а у нас нет об этом ни слова!
– Чего об этом писать-то? – попытался было я отвертеться, придав выражению лица тот озабоченно-пресыщенный вид, с которым обычно матёрые газетчики встречают любую новость. – Это же как репортаж про метро из советских газет: «Первыми входят в вагон делегаты съезда. По-хозяйски они оглядывают широкие окна с зеркальными стеклами, прислушиваются к бодрому перестуку стальных колес…»
– А что, смешно. Вот и расскажи историю строительства дороги.
– Ещё лучше, если вы подслушаете и запишете разговоры пассажиров – ну, о чём говорят москвичи и гости столицы, – послышались голоса с мест.
– Разговоры?
– Разве не будет интересно узнать, о чём говорят и спорят простые люди? О чём думают москвичи по дороге?
– О дороге?
– О дороге неинтересно, – вмешалась в спор фотокорреспондент Алёна. – Давайте слушать разговоры о любви. Все-таки скоро начало весны – самое романтичное время…
С этим пожеланием нас и отправили в путь.
***
ЛУЖНИКИ – КУТУЗОВО
За окнами вагонов шумел стылый и суетливый город, внутри же пахло шпалами и мандаринами, а рассаживающиеся в синие мягкие кресла пассажиры шутили про откидные столики – дескать, в следующий раз нужно взять с собой побольше закуски и напитков. Мы с Алёной, устроившись в мягком сиденье, приготовились подслушивать разговор влюблённой парочки, занявшей соседние кресла. Молодой человек с куцей бородкой был одет в чёрный пуховик и модную кепку, джинсы залихватски подвёрнуты, выставляя на всеобщее обозрение синие от мороза лодыжки, торчавшие из кроссовок New Balance. (Я открыл блокнот, задумался, как бы обозначить первого героя нашего репортажа, и написал «Хипстер».) Его спутница, одетая в кожаную куртку и пышную меховую жилетку, напомнила мне всенародную любимицу – актрису Акиньшину («Жилетка» – пометил я в блокноте).
– Как ты думаешь, они будут говорить о любви? – прошептала мне на ухо Алёна, пытаясь пристроить фотоаппарат так, чтобы незаметно сфотографировать соседей. – Они ведь влюблённые?
Я пожал плечами: о чём же ещё говорить влюблённым, как не о своих чувствах?
– А тут удобно, – наконец прервала затянувшееся молчание «Жилетка». – И виды такие открываются.
– Виды?! – саркастически хмыкнул «Хипстер». – Интересно, сколько здесь наворовали? Ещё два кольца можно было бы построить.
– Ну а что делать? – откликнулась «Жилетка».
– Страна воров.
– И не говори… Иногда хочется взять автомат и перестрелять всех…
***
***
КУТУЗОВО – ДЕЛОВОЙ ЦЕНТР – ШЕЛЕПИХА
– Фу, это какие-то неправильные влюблённые, – расстроилась Алена. – Надо других найти.
И она беспокойно оглянулась по сторонам: подслушивать было решительно некого. Пассажиры ехали молча, сосредоточенно рассматривая урбанистические пейзажи за окном, их соседи молчали.
– А знаешь, я тут подумала, что мы могли бы не только разговоры пассажиров подслушивать…
– Это хорошо, потому что подслушивать здесь нечего.
– Мы могли бы и историю какую-нибудь рассказать…
– Историю дороги?
Я задумался. Парадоксальным образом, но о существовании Московской кольцевой железной дороги, которой уже более 110 лет, не знали и многие москвичи – она как будто притаилась в самых неприметных кварталах промзоны, никак не напоминая о своем существовании. Хотя история этой дороги могла бы составить не один том. Я сам узнал о МКЖД еще в начале лихих 90-х, когда меня, начинающего репортёра криминальной хроники, отправили писать заметку о каком-то трупе, найденном на ветках дерева в Ботаническом саду. В принципе, тогда мы каждый день ездили смотреть на трупы – у нас была специальная рация, настроенная на милицейскую волну, и зачастую мы с фотографом прибывали на места громких преступлений быстрее, чем бригады экспертов и следователей. Зачастую мы видели такое, от чего потом в нервном припадке начинали дергаться глаза, но тот случай в Ботаническом саду я запомнил особо. История оказалась вполне в духе того времени: погибший – некий капитан Российской армии – в свободное от службы время подрабатывал киллером у мафии. И однажды мафия попросила его заминировать железнодорожный мост через реку Яузу.
Дело в том, что в те годы одна нефтяная компания, вернее, банальная контора по перепродаже нефтепродуктов, задолжала другой нефтяной компании крупную сумму денег. И после длительных споров кредиторы не придумали ничего лучше, чем пустить под откос железнодорожный состав должника с цистернами бензина – как предупреждение. Сложно даже представить, какой мог бы возникнуть пожар, если бы капитан выполнил заказ. Но он был не только плохим офицером, но и плохим минёром – самодельная мина сработала как раз в тот самый момент, когда капитан устанавливал её на мосту. Причём ни рельсы, ни мост не получили каких-либо серьёзных повреждений, но изуродованное тело капитана взрывной волной забросило за сотни метров от моста на ветви деревьев.
***
Да и потом я время от времени возвращался к этой железной дороге. Так, уже в конце 90-х градоначальник Юрий Лужков вздумал вообще срыть железнодорожное кольцо, а перед этим он постановил перетащить старый Сергиевский железнодорожный мост, названный в честь Великого князя Сергия Александровича, погибшего от рук террористов, на новое место – на набережную Парка Горького. И тогда мост решили тащить на двух баржах целиком – иначе пришлось бы рассверливать тысячи заклепок, буквально вросших за минувшее столетие в стальные балки, а это минимум год работы. Для переноса был создан целый штаб с пресс-службой, и закипела работа. Это было волшебное время, когда за одно упоминание о проекте переноса моста в карманах сами собой откуда-то возникали пухлые конверты с кэшем, и мир начинал играть новыми красками. Можно было написать три заметки и за неделю заработать на подержанный автомобиль! Конечно, сегодня 90-е принято ругать в официальной пропаганде – дескать, бандитизм, мафия и все такое, но, клянусь, в те годы для целого поколения столичных репортеров не было дня печальнее, чем тот момент, когда у Фрунзенской набережной появились-таки две баржи, волокущие нелепую железную конструкцию на плечах – большая Халява кончилась! Кстати, срыть МКЖД тогда так и не получилось – оказалось, что железнодорожные станции, построенные по проекту архитектора Померанцева, в совокупности своей являются самым большим в мире памятником в стиле «модерн» начала ХХ века. В итоге дорогу оставили, пустив по рельсам туристический ретро-состав с настоящим паровозом. Помнится, тогда для журналистов устроили пресс-тур – с обильным фуршетом в вагоне-ресторане, с коньяком и водкой, салатом «Столичный» и бутербродами с красной икрой. Сначала провозглашали тосты за здравие столичного градоначальника и главы транспортного департамента, затем – за паровозы и за шпалы, кто-то включил музыку, и банкет, словно дикий зверь, спущенный с поводка, ринулся в ночь… Помню, в какой-то момент я проснулся от какой-то странной вибрации – видимо, от количества выпитого я заснул прямо в тарелке. Я поднял голову и увидел, как пышногрудая репортерша журнала «Эксперт» (кажется, ее звали Катя) отплясывает прямо на столе, а у ее ног заходятся в лезгинке заместитель главного редактора одного очень известного и уважаемого издания и начальник подвижного состава не менее известного депо. Поезд почему-то стоял. И я, собрав ладошками сумрак к самому лицу, прильнул к стеклу окна, желая посмотреть, где мы находимся и что вообще происходит. И в этот самый момент я – буквально в пятнадцати-двадцати сантиметрах от своего лица – увидел плоское и бесстрастное лицо самого Будды, принца Шакьямуни… Мы встретились глазами, и я не увидел никаких эмоций – ни осуждения, ни радости, ни даже любопытства – наверное, с таким же вселенским спокойствием и сама древняя Азия наблюдает за европейской беспокойной суетой. Как позже выяснилось, мы остановились на каком-то полустанке, еле освещенном полной луной. И прямо напротив окна вагона-ресторана собралось несколько усталых дворников-гастарбайтеров, которые в задумчивости рассматривали буйный танец репортерши Кати на столе. Но тогда, помнится, я не на шутку перепугался, и даже на какой-то срок бросил выпивать, занявшись медитацией.
***
ШЕЛЕПИХА – ХОРОШЕВО
– Нет, я не такие истории имела в виду, – поморщилась Алёна. – Я думала, что расскажешь читателям что-нибудь интересное из истории самой дороги…
Что ж, Алена, есть у меня и такая история, крайне поучительная для современности. Особенно – в год столетия Русской революции.
История строительства дороги началась 150 лет назад, когда жизнь в Москве во многом напоминала день сегодняшний: грязный переполненный людьми город, астматичный, базарный, везде вонь от навоза, потому что вместо автомобильных пробок в те годы были пробки лошадиные. Уже тогда Москва была крупнейшим в Российской империи транспортным узлом, в котором сходилось пять железнодорожных магистралей. Но вот беда: между собой эти дороги были никак не связаны. Вот, допустим, представьте себя на месте производителя элитного масла из Нижнего Новгорода, которому нужно поставить товар в Европу. Сначала всё просто: вы грузите товар на железную дорогу и везёте масло до Курского вокзала Москвы. Далее вам нужно нанять извозчиков и по городским улицам перевезти товар до Виндавского – ныне Рижского – вокзала, а потом перегрузить бочки и тюки на другой поезд, идущий в Европу. Причём лошадей тогда было настолько много, что однажды учёный Дмитрий Менделеев, побывавший в те годы в Москве, писал, что главной проблемой нового ХХ века станет уборка городских улиц от тысяч тонн навоза, что ежедневно будут скапливаться на мостовых. С другой стороны, ломовые извозчики приносили настолько большие деньги, что, казалось, любые попытки изменить существующий порядок вещей обречены на неудачу.
Так, например, когда в 1870 году инженер Московско-Курской дороги Андрей Горчаков разработал первый проект устройства Окружной железной дороги для перевозок грузов вокруг Москвы, то проект более шести лет мурыжили в канцеляриях различных ведомств. А потом и вовсе сожгли в печке. В газетах писали, что за ликвидацией проекта стоял сам граф Илларион Воронцов-Дашков, хозяин крупного конного завода, который зарабатывал миллионы на продаже лошадей московской транспортной «мафии»…
***ХОРОШЕВО – ЗОРГЕ
– Смотри, какая парочка!
– Алёна бесцеремонно пихнула меня локтем в бок, указав подбородком на юношу и девушку, вошедших в вагон. Обоим лет по 20–25, оба в ярких штанах и «сноубордических» куртках: он в синей, она в красной. У обоих дреды и пирсинг.
– Я так люблю, когда парочки одинаково одеваются! – восхитилась Алёна.
– Это значит, что они уже давно на одной волне. Давай послушаем, о чем они говорят. Мы подошли ближе.
– Вы только не обижайтесь, но во время скайпа вы мне совсем не понравились, – услышали мы слова девушки. – Ну вот совсем-совсем. Ни капельки.
– Бывает, я привык, – спокойно пожал плечами молодой человек.
– Не знаю даже, как я дала вам уговорить себя на встречу. Но сейчас я вижу, что вы очень-очень приятный человек.
– Есть такое мнение…
– Вы только не обижайтесь…
– Не буду.
– Честно обещаете?
– Обещаю.
– И не расстроитесь?
– Милая Женя, скажите, почему то, что нравится или не нравится вам, должно каким-то образом трогать меня?
– Да, мне говорили, что у вас непростой характер...
– Интересно, и кто же вам такое сказал?
– Моя подруга. У нее псевдоним Матильда-85. Она с вами до меня встречалась.
***ЗОРГЕ – ПАНФИЛОВСКАЯ – СТРЕШНЕВО
– Ладно, и что там было с дорогой этой дальше?
– Ну, слушай дальше.
Реанимировала проект в самом конце века администрация Николаевской дороги, терявшая деньги из-за черепашьих темпов разгрузки вагонов. Очереди составов растягивались на вёрсты. Иногда купцам приходилось ждать больше месяца. Кстати, как посчитал граф Ламсдорф, управляющий Главного общества российских железных дорог, окружная ветка окупится всего за один год, если время простоя вагонов сократится хотя бы вдвое, а городская управа перестанет тратить деньги на уборку груд навоза за ломовыми битюгами. В ноябре 1897 года император Николай II распорядился о начале строительства дороги по проекту Антоновича. Но начало работ отодвинулось в XX век. Слишком долго спорили, кто выплатит компенсации владельцам отчуждаемых земель – имперская казна, городской бюджет или акционеры. А желающих заработать на участках было много. Например, некий гражданин Капустин перед строительством Окружной купил участок земли в районе Владыкина. И узнав, что новая железная дорога перережет его участок, он подал иск в суд, требуя компенсацию не как за участок, а как за сад. Когда же адвокаты доказали, что господин Капустин там не посадил ни одного плодового дерева, тот стал требовать компенсации как за потерянный парк. И дело это тянулось до самой революции. Судебный процесс шёл и по поводу уничтоженного строителями дороги Вавилонского сада, принадлежавшего Новодевичьему монастырю.
***
СТРЕШНЕВО – БАЛТИЙСКАЯ
…Но больше всех обогатиться на будущей дороге смог Павел Павлович Дервиз – младший сын известного в те годы железнодорожного магната Павла Григорьевича Дервиза, который строил и Московско-Саратовскую дорогу, и Рязанскую, и Курско-Киевскую. Дервиза-старшего именовали «русским Монте-Кристо», о его капиталах ходили легенды. После смерти двух старших сыновей он ушёл из семьи и быстро спустил миллионы на шампанское и дорогих проституток. Последним ударом судьбы стала смерть его любимой дочери Варвары: Дервиз-старший умер от сердечного приступа сразу после похорон девочки. Его вдова осталась с двумя сыновьями на руках и практически без денег – от всех капиталов мужа остался только конный завод. И тогда Дервиз-младший придумал хитроумную аферу. Он узнал про проект инженера Антоновича и заранее скупил все земли в районе Симоновой слободы и Тюфелевой рощи: именно через эти глухие места, как предполагал Дервиз, и должна была пройти железная дорога. Когда же о строительстве объявили в печати, Дервиз-младший втридорога продал землю фабрикантам: соседство с железной дорогой обещало существенную экономию транспортных расходов. И буквально за год в Симоновой слободе вырос десяток заводов: химическая фабрика Акционерного общества Шеринг, кожевенный завод Тиля, котельный завод Бари, трубопрокатный. Самым крупным стал завод Центрального электрического общества, за которым маячила фигура одиозного американского олигарха Джорджа Вестингауза, основателя концерна Westinghouse.
***
БАЛТИЙСКАЯ – КОПТЕВО
– Ну и при чём здесь революция?
– Не торопись, Алёна, сейчас поймёшь.
Дело в том, что в начале XX века не было в России более прибыльного и более доходного бизнеса, чем энергетика: крупные города один за другим переходили на электрическое освещение, пассажирскую конку заменял трамвай. Российский рынок электроэнергетики поделили две акулы капитализма. В Санкт-Петербурге правило бал «Общество электрического освещения» Карла фон Сименса, одного из основателей германской компании Siemens. В провинции же верх одержало «Центральное электрическое общество» Вестингауза. Естественно, как только Карл фон Сименс узнал, что Вестингауз строит в Москве завод, он сделал всё, чтобы помешать конкуренту получить доступ к железной дороге. Проект инженера Антоновича был отвергнут, а вместо него взяли за основу проект Петра Рашевского, инженера из Санкт-Петербурга, который предлагал пустить дорогу на некотором удалении от города – в расчете на рост городских районов. А теперь представьте себе, что такое завод электрогенераторов без железной дороги. Это значит, придётся тащить много верст на лошадях огромные электрогенераторы, котлы для паровых электростанций, всё это в разы увеличивает стоимость товара. Раздосадованный Вестингауз не смирился с поражением и призвал в компаньоны предпринимателя, обладавшего репутацией человека, умеющего решать самые деликатные проблемы: бакинского нефтепромышленника армянских кровей Павла Гукасова.
***КОПТЕВО – ЛИХОБОРЫ – ОКРУЖНАЯ
Братья Гукасовы были настоящими хозяевами Баку: помимо нефтяных приисков в семейный бизнес входило и акционерное общество «Электросила», которое занималось строительством первой на нефтяных приисках Каспия электростанции. Электрогенераторы и прочее электрическое хозяйство и поставлял концерн Вестингауза. В итоге стороны договорились так: Гукасовы решают в Москве проблемы с железной дорогой, а взамен они получают долю в заводе Центрального электрического общества. Тут, конечно, стоит уточнить, что строительством бакинской электростанции для Гукасовых руководил будущий большевистский комиссар внешней торговли и путей сообщения инженер Леонид Красин, который совмещал работу на Гукасовых с выпуском подпольной газеты "Искра" и управлением «Боевой технической группой при ЦК РСДРП» – так называлось подразделение экспроприаторов будущих большевиков. «Техническая группа» помогала олигархам решать и "специфические" проблемы – например, в 1904 году подручные Красина помогли организовать Бакинскую стачку, после которой был снят неугодный генерал-губернатор. Гукасов и поручил Красину решить вопрос с дорогой, и тот взялся за дело со всей революционной серьёзностью…
***
ОКРУЖНАЯ – ВЛАДЫКИНО – БОТАНИЧЕСКИЙ САД
…Новый 1905 год в России начался с Кровавого воскресенья – расстрела в Санкт-Петербурге демонстрации рабочих. Купеческая же Москва не сразу заразилась столичными бунтовскими настроениями, и раскачать на всеобщую стачку строителей дороги – мужиков из окрестных деревень – агитаторы Красина так и не сумели. Провокаторов встречали с кулаками: не мешайте работать! Тогда они принялись обрабатывать рабочую молодёжь из пригородов – прежде всего из поселка фабричных рабочих на Пресне. По планам Красина, восставшие должны были нападать на строителей и уничтожать технику. И здесь главным подручным Красина стал 23-летний Владимир Мазурин – между прочим, студент Московского университета и представитель богатейшей купеческой семьи Москвы. Мазурины владели десятком мануфактур и магазинов, состояли в родстве с меценатами Бахрушиными и купцами Третьяковыми, основателями знаменитой картинной галереи. Но вот сам Владимир Мазурин происходил из так называемой «проклятой» ветви семейства: ее основатель, тоже Владимир Мазурин, прославился тем, что в день свадьбы своей старшей сестры Варвары Федоровны, которая выходила замуж за купца Чернышёва, убил ювелира Калмыкова, которого он пригласил в свой кабинет якобы для того, чтобы расплатиться за богатое ювелирное украшение, сделанное специально для невесты. Просто наследнику двухмиллионного состояния стало жалко отдавать несколько сотен рублей за алмазную диадему, вот он и решил убить ювелира, а тело его спрятать так, чтобы никто не нашёл. И вот, пока на первом этаже особняка Мазуриных гуляла свадьба, он в подвале расчленил труп, положил в сундуки, засыпал солью, а сверху залил воском – для предотвращения гниения. И надёжно запер. А через полгода тело ювелира случайно нашли. Начался судебный процесс. Владимира Федоровича осудили на 15 лет каторги. Кстати, жестокое убийство ювелира попало даже в роман «Идиот» Достоевского: на своих именинах, в первый день действия романа, Настасья Филипповна говорит о прочитанных ею газетных сообщениях по этому делу, и это звучит как зловещее предзнаменование...
***
БОТАНИЧЕСКИЙ САД – РОСТОКИНО
Но с тех пор отношения внутри семьи испортились: одни родственники стали сторониться других, а Владимир Мазурин так и вовсе вырос в довольно бедной обстановке, обиженный на весь мир. Он говорил, что дело против его тёзки состряпали, что труп к ним в подвал подбросили родственники, чтобы не делить богатейшее наследство… Мазурин мечтал всем отомстить, и прежде всего своим богатым родственникам, не желавшим с ним знаться. Ещё на первом курсе университета он вступил в партию эсеров, стал членом боевой организации партии, готовил террористические акции. И с радостью принял предложение Красина помешать строительству дороги, которая была выгодна и предприятиям его семейного клана. Но власти берегли инженера Рашевского как могли: его семью спрятали в Финляндии, а сам инженер скрывался в деревне Михалково, близ нынешней станции Лихоборы, где был развёрнут штаб строительства. Тогда революционеры применили типично террористическую тактику: не имея возможности добраться до инженера, они начали методично охотиться на всех, кто имел отношение к его безопасности.
Одним из первых был убит начальник сыскной полиции 37-летний Александр Войлошников, прежде известный тем, что спас от казней нескольких эсеров, в том числе и Евгению Алларт, которую как участницу студенческих демонстраций заключили в Бутырскую тюрьму на 13 дней. Освободившись, она явилась на приём к обер-полицмейстеру генералу Трёпову и, выхватив из сумочки позаимствованный у брата револьвер, попыталась выстрелить в генерала. Но задуманное не удалось: револьвер дал осечку. Террористку арестовали, но от расправы городовых девушку спас Войлошников (в конце концов девушку выпустили на поруки). Но это ничуть на помогло Войлошникову. Отряд эсеров вломился к начальнику сыскной полиции домой, и после краткого допроса начальник сыскной полиции был расстрелян, несмотря на мольбы и слезы жены и детей.
***
РОСТОКИНО – БЕЛОКАМЕННАЯ – БУЛЬВАР РОКОССОВСКОГО
– Ой, я не могу сейчас всё это слушать, одни убийства! – возмутилась Алёна и, взяв камеру наперевес, пошла по вагону искать влюблённых. Ко мне же подсела веселая компания в лыжных костюмах: две женщины чуть за тридцать и мальчишка 10 лет, которого, как выяснилось, звали Фёдор. И уже буквально через секунду я знал, что Светлана и её сын Федор приезжали на каникулы в гости к папе, который после рождения сына развёлся со Светой и отправился из Волгограда «покорять Москву». Здесь он обзавёлся новой семьей, а не так давно решил вспомнить и о старой: первый раз прислал алименты на сына, пригласил Фёдора в гости в Москву познакомиться со сводным братиком Гошей. Правда, Света с Фёдором остановились не у него, а у подруги Тани, с которой она теперь и делилась впечатлениями. Вздохнув, я достал блокнот и приготовился записывать.
– Вчера ходили с Сергеем в какой-то элитный ресторан в башне «Федерация» в Москва-Сити на хрен знает каком этаже. И вот сидим, пьём шампанское, ждём салатики, как вдруг в зал вбегает официант и возвещает: «Окна открыли!». И представляешь, все эти бабищи на каблуках и все эти олигархи тут же срываются из-за столов и бегут…
– Куда? – спросила Таня.
– Ну, на площадку, где все любят селфи делать. Мы тоже себе селфи сделали. Но вообще удивительно: казалось бы, такое элитарное место, но все побежали с айфонами своими, все пихаются, толкаются, чтобы занять лучший вид. Ну ладно, мы, провинция, но вот этим москвичам-то зачем это надо?
– Все хотят похвастаться… Ну а как вы вообще поговорили? Всё-таки уже лет десять после развода прошло…
– Представляешь, он и Полину тоже бросил!
– Вот как!
– Уже подали заявление на развод. Говорит, что ему всё надоело, что он просто не создан для семейной жизни.
– Ничего себе новости! Вот почему он тебе позвонил…
– Наверное… Хотя он не говорит ничего. Вчера хвастался, что думает себе содержанку взять: дескать, полный пакет женских услуг в Москве стоит сегодня от 30 до 100 тысяч рублей в месяц. Или, говорит, найду себе студентку, которой буду сдавать комнату с правом регулярного посещения по пятницам…
– Он ещё не знает, на какие траты его эти самые студентки развести могут.
– Вот-вот. Я ему говорю: тебе пора бы о семье подумать, о будущем детей, а он мне говорит, что он единственный из своих друзей остался, кто ещё не развёлся. Видишь ли, сейчас уже не модно в Москве уходить к молоденьким секретаршам. Сегодня, говорит, мужчины за 40 лет хотят жить одни…
– Гады они, – насупилась Татьяна. И, видимо, чтобы перевести тему разговора, обратилась к Фёдору:
– Ну, чем вы с Гошей занимались вчера?
– Учил своего братика свистеть. Потому что мама ему запрещает. Говорит, нельзя грязные пальцы в рот совать.
– Ну и как? Научил?
– Легко! Отошли мы за гаражи. И научил свистеть. И двумя пальцами кольцом, и четырьмя – двумя руками.
– Понравилось тебе с ним общаться?
– Нет… Я, когда вырасту, убью его! – неожиданно зло признался мальчишка. – И отца убью! И всех их…
***
***
БУЛЬВАР РОКОССОВСКОГО – ЛОКОМОТИВ
Вернулась Алёна:
– Ну ладно, расскажи, что там дальше было.
– А дальше власти направили в Москву солдат лейб-гвардии Семёновского полка, которые без суда и следствия вешали «революционеров». Особенно досталось тем, кого заставали на железной дороге. Красин уехал из Москвы – он перебрался в Петербург и устроился на работу в… «Общество электрического освещения» Карла фон Сименса. Понятно, что новые наниматели ничего не знали о подпольной биографии инженера Красина, просто в те годы толковые специалисты были нарасхват. И Красин быстро сделал у Сименса карьеру: он заведовал Петербургской кабельной сетью, также успешно совмещая инженерную деятельность с подпольной.
Примечательно, что в 1907 году в Лондоне прошел Пятый Съезд РСДРП на котором видные социал-демократы и, прежде всего, Плеханов, постановили распустить боевые отряды партии, занимавшиеся «экспроприациями». Дескать, раз революционеры добились созыва Государственной думы, то теперь нет никакой нужды в незаконных методах борьбы. Ленин и Красин тогда не стали спорить со съездом и согласились распустить боевиков. Но на деле «Боевая техническая группа» Красина так и продолжила работать – но теперь уже в полном подполье, в тайне даже от ближайших соратников по партии. Ленин терпеть не мог этих говорунов и болтунов, он всегда признавал только власть, силу и способность к действию. А для способности к действию ему нужны были деньги – своя «чёрная касса», которую регулярно наполняли люди Красина. Одним из таких людей Красина и был Иосиф Джугашвили по кличке Коба – будущий Сталин, организатор ограбления кареты казначейства в Тифлисе. Другим членом «технической группы» был Клим Ворошилов. Именно от Ленина и Красина будущие советские вожди и переняли презрительное отношение к рядовым партийцам, а некоторых из них «техники» даже казнили по приговору всё того же «революционного трибунала».
Так было дано начало формированию особой касты «красинских карателей» внутри партии, которые были свободны от каких бы то ни было правил и морали, включая и правила собственной партии. После этого террор большевистской верхушки против собственной партии и собственного народа стал делом запрограммированным.
***
ЛОКОМОТИВ – ИЗМАЙЛОВО
Интересно сложилась судьба и Владимира Мазурина, которого Красин решил спрятать от полиции у своих знакомых в Батуме. Там он жил на хуторе под видом садовника. В Москву Мазурин вернулся в марте 1906-го и принял участие в невиданном по дерзости ограблении «Общества взаимного кредита» на Ильинке. Бандиты взяли 875 тысяч рублей. Часть этих денег отдали на организацию покушения на премьер-министра Столыпина. Также Мазурин прославился и как «истребитель городовых»: он ездил в пролётке по городу и с двух рук стрелял из револьверов в полицейских – просто так, для развлечения. – Все они нелюди, – объяснял Мазурин. – Всех их давить надо! Но удавили его самого. В августе 1906 года полиция вышла на след Мазурина: его опознал агент, замаскированный под извозчика, следивший за сходкой анархистов на Патриарших прудах. Мазурина взяли, ранив в ходе перестрелки в руку. И через две недели по законам военного времени повесили в Таганской тюрьме.
***ИЗМАЙЛОВО – СОКОЛИНАЯ ГОРА
И вот что интересно. Известный в те годы писатель Леонид Андреев посвятил террористу Мазурину слезливый очерк. «За деньги был нанят убийца, один из уголовных арестантов, и его жалкими подкупленными руками была прервана жизнь Владимира Мазурина, – писал Андреев. – Да, он умер спокойно. Бедная Россия! Осиротелая мать! Отнимают от тебя твоих лучших детей, в клочья рвут твоё сердце. Кровавым восходит солнце твоей свободы, – но оно взойдет! И когда станешь ты свободна, не забудь тех, кто отдал за тебя жизнь. Ты твёрдо помнишь имена своих палачей – сохрани в памяти имена их доблестных жертв, обвей их лаской, омой их слезами…» В 1917 году Леонид Андреев, дождавшийся таки «восхода солнца свободы», бежал от большевиков в Финляндию, где жил на положении беженца на даче своего приятеля, литератора Фальковского. И писал злобные памфлеты на большевиков. Интересно, вспоминал ли в те минуты о том, как воспевал он террористов, чьи руки были по локоть измазаны в крови невинных людей? Каялся ли он за то, что своими руками помогал рушить родную страну? Нет, он не видел ничего общего между собой и «варварами-большевиками». Нет-нет, увольте. Вот в этом, как мне кажется, и скрыта главная загвоздка, почему и многие сегодняшние россияне, включая и священников РПЦ, ничего не хотят даже слышать о национальном покаянии за преступления русской революции, выдвигая вместо этого концепцию «примирения». Потому что «примириться» можно и со своими врагами – как с некой исторической данностью, которую человек не в силах изменить. Но вот испытать чувство покаяния можно только за тех, за кого чувствуешь ответственность, с кем ощущаешь некую общность... Но только вот отождествлять себя с поколениями, которые фактически истребили сами себя, не хочет никто. Согласитесь, кому охота чувствовать свою ответственность за безумцев, ослеплённых непомерной гордыней, гневом и алчностью, которые даже не замечали, что они льют кровь – и свою, и чужую – лишь за интересы совершенно чуждых им корпораций. Кстати, о корпорациях. Внуки Карла фон Сименса и сегодня успешно ведут бизнес в России. Например, на МЦК работают как раз электрички «Ласточка» от корпорации Siemens. А хозяева концерна Westinghouse, вынужденные в конце концов проложить собственную железнодорожную ветку, до сих пор в сложных отношениях с Россией. Именно наследники Джорджа Вестингауза сейчас пытаются оттеснить «Росатом» от поставок ядерного топлива на украинские АЭС.
***
СОКОЛИНАЯ ГОРА – ШОССЕ ЭНТУЗИАСТОВ
Но, как писал философ Николай Бердяев, русская революция была тем и уникальна, что в её основе лежали вовсе не происки внешнего врага, хотя, конечно, каждый из них пытался с выгодой воспользоваться революционерами и плодами революции, но в первую очередь наши старые национальные болезни и грехи. «Обманчивая внешность революционной святости послана была русскому народу как соблазн и испытание его духовных сил. И вот испытания этого русские люди не выдержали. Искренно увлеченные революционным духом не видят реальностей, не распознают духов. Обманчивые, лживые и двоящиеся образы пленяют и соблазняют. Антихристовы соблазны, антихристова мораль, антихристова святость пленяют и влекут русского человека...» Эти духи и эти соблазны по-прежнему живы, поэтому-то ослеплённое гордыней российское общество и не хочет видеть никакой связи с прошлым. Примириться с прошлым – это пожалуйста, но попытка выбраться из накатанной колеи – ни в коем случае.
***
ШОССЕ ЭНТУЗИАСТОВ - АНДРОНОВКА – НИЖЕГОРОДСКАЯ
– Слушай, мы же вроде бы про дорогу писать собирались, а не про Бердяева, – фотокорреспондент Алена нерешительно вертела в руках тяжелый фотоаппарат.
– Я думала, у нас обычный репортаж будет, веселый такой, юмористический, с приколами разными… Может быть, ты тогда что-нибудь про себя расскажешь?
Эх, Алена, что же тебе такое о себе рассказать? Когда я только-только пришел в профессию, это было самое благодатное и перспективное время. Журналисты были уважаемыми и влиятельными членами общества, каждое издание – от вестника ДОССАФ до альманаха Минпромторга с дивным названием «За изобилие!» – полагало себя той самой пятой властью, и каждый редакционный коллектив был уверен, что все просвещенное человечество только и жаждет потребить произведенный ими интеллектуальный продукт. Более того, я не знал ни одного редактора, который бы на планерке не восклицал: «Мы должны воспитывать своего читателя!». И это уже не говоря о том, что все красивые девушки мечтали познакомиться с журналистами – мужественными романтиками, на чьих ботинках отложилась пыль всех дальних дорог страны. Ныне же профессия журналиста низведена до сферы обслуживания, до имидж-обслуги всех четырех властей вместе взятых и крупного бизнеса. Сейчас это уже печальная, неблагодарная поденная работа, которая не приносит ни материального, ни морального, ни умственного удовлетворения. И, честно говоря, в обществе уже стало постыдно заниматься этой профессией после сорока лет. Иногда я себе напоминаю такой же поезд МЦК, который не может никуда уехать, а обречен вечно бегать по кругу, наблюдая, как меняются вокруг унылые пейзажи. Вернее, нет, не поезд, а британского судью в Индии, блестяще описанного у Редьярда Киплинга. В первый год британский судья писал на родину, что индусы и их традиции ему совершено непонятны. На втором году службы он написал, что стал кое-что понимать. Через пять лет он сообщил, что в индусах он разобрался досконально, и ничего сложного там нет. Еще через десять лет судья написал, что совершенно не понимает индусов. Вот и я, Алена, сейчас совершенно не понимаю, зачем кому-то может потребоваться читать юмористический репортаж из поезда МЦК.
***
НИЖЕГОРОДСКАЯ – И ДАЛЕЕ
Ладно, чтобы не заканчивать наш репортаж на нотке экзистенциальной тоски, расскажу тебе еще об одном подслушанном разговоре, который как раз шел о любви. Итак, двое друзей 30-35 лет. В дорогих пальто, костюмах и галстуках.
– Ты бы ее видел, – говорит один другому. – У нее всегда чуть припухлые губы – вернее, всегда воспаленные и раскрасневшиеся. Потому что она часто нервничает по поводу буквально всего и прикусывает губы. Особенно нижнюю губу. А я смотрю на эти губы и мечтаю поцеловать их...
– Ну и чего ты теряешься?
– У нее есть жених, и скоро свадьба. А у меня красивая любящая жена и двое детей, которых я никогда не предам. Ты меня знаешь: это исключено.
– Тебе надо завязывать с ней, старик.
– Знаю. Но я не могу. Но когда я смотрю на нее, я вижу 17-летнюю девчонку, которая волнуется, что наше свидание пойдет туда куда очень хочется, но куда очень нельзя. И самое ужасное, что мы – то есть, и она, и я – короче, мы с ней прекрасно знаем, что между нами нет и ничего не может быть. Вообще ничего. Но, знаешь, когда она говорит мне "Ты снишься мне каждую ночь..." это сводит меня с ума. И знаешь что?..
– Что?
– Она тоже снится мне, старик! Снится каждую ночь, и я мечтаю ее каждый день увидеть, просто увидеть, когда вокруг нет никого, и прошептать: "Я люблю тебя..."
