Владимир ЗворыкинЭти экономические выкладки, пожалуй, лучше иных патриотических лозунгов говорят о том, что может русский человек, россиянин. Экономический эффект от жизни одного человека равен экономическому эффекту от двадцати лет жизни многомиллионного государства. Пока страна в корчах проводит модернизацию, удваивая ВВП, ее отдельный отпрыск своим умом достигает этого удвоения быстрее и надежнее. Его интеллектуальный труд, в результате, на мировом рынке оказывается дороже, чем многолетние потуги огромной Родины. Не радостно ли для нас, отдельных людей?
Сергей БринНо разумеется, здесь есть ограничения. Описанный экономический эффект, как легко убедиться, становится заметен и особенно велик в том случае, если отдельный человек выбирается за пределы огромной Родины. Пока он остается в ее пределах, для экономики он один из тех миллионов людей, которые работают на благо государства, заранее обреченного проиграть в эффективности какому-нибудь эмигранту Зворыкину.
Вероятно, государство осведомлено о силе отдельного человека в России лучше, чем сам этот отдельный человек, поэтому хорошо научилось его блокировать. Туда не ходи, этого не делай, на все спроси разрешения. В конце концов, даже очень сильный россиянин устает от препон и перегородок так, что становится приемлемо незаметным в многомиллионной массе. Сила его уходит в песок. Можно сказать, что на него обрушилась и погребла под собой мощь государственной машины, но это уж слишком научно; возможно, проще: на всех потенциальных Зворыкиных обрушивается мощь государственной зависти. Они, в конце концов, никнут к земле.
Никнут – не значит бесследно. Просто их творческие успехи в борьбе за свою свободу точно не заметят экономисты. Здесь нужно смотреть особым взглядом, учитывая мощь госзависти, время нахождения под ней, чудом уцелевшие планы. Этих людей – не уехавших российских силачей – сложнее разыскать, и эффекты у них не экономические, скорее духовные. Заметим, что и последнюю их прибыль – духовного выстаивания – государство старается забрать себе, сколачивая из чужих судеб «духовные скрепы» и национальные идеи. Это тоже приходится учитывать и различать.
Но если все учесть и все-таки что-то различить, каждый отдельный человек в России становится и ценнее, и значимее, то есть, собственно, меняется взгляд на историю и планы по устроению будущего. Бессилие и подавленность – не норма, мы можем куда больше.
