Эта неделя началась с тех же вопросов. «Левада-центр» опубликовал удручающие данные: в прошедшем августе почти никто из россиян не хотел выходить на улицы. Евросоюз хотел санкций, Кремль симметричных и ассиметричных ответов, Америка, допустим, Украину — только россияне не хотели ничего. Со всем были согласны. «Последние замеры показали самые низкие значения протестных настроений за все время наблюдений, - отрезал директор «Левада-центра» Лев Гудков. - Только восемь процентов россиян не исключали лично для себя участия в акциях несогласия». Еще в июне таких смельчаков было 15 процентов, а в 2006 году, страшно сказать, целых 25: четверть населения страны еще недавно ходило в смутьянах. И вот сейчас, значит: санкции, железный занавес, война под боком, а народ тих и смирен. Почему?
Популярных ответов два: так действует телепропаганда — раз, так действует страх перед возможностью ареста и повторением судьбы узников Болотной — два. Очевидно, под ними есть серьезные основания и аргументация, но помимо того, что редко признается, есть и большая мифология.
Первая часть мифа, тиражируемого СМИ, сводится к простому утверждению: готовность участвовать в протестах и вообще активно высказывать свою позицию — это черты оппозиции. Соответственно, люди, которые способны выйти на улицу в защиту своих прав, - либералы и последовательные враги действующего режима. В 2006 году их было 25 процентов, теперь осталось только 8 — беда.
Но, по счастью, в этом году Институт социологии РАН сделал открытие: активизм, протестность и политические взгляды россиян не так уж сильно коррелируют друг с другом. Нельзя провести простую логическую цепочку: раз человек активен, он готов протестовать, а раз так — он оппозиционер. Ничего подобного. В частности, социологи выяснили, что 37 процентов опрошенных по типу своего поведения (участие в гражданских организациях, способность к протестам, вовлеченность в общественные дела) — активные. При этом осознанных либералов они насчитали не более 8 процентов, представителей «смешанного типа» - 34, а державников — целых 56. И это еще до начала серьезных действий на Украине. Последовал вывод руководителя исследования, главы Центра комплексных социальных исследований Института социологии РАН: «Противопоставление "державного" консервативного большинства и либерального активного меньшинства не соответствует российским реалиям. В России много активистов, которые не являются оппонентами власти: "активность" напрямую не связана с политической маркировкой».
Это значит примерно следующее: те, кто сейчас сражается добровольцами на Донбассе, тоже могут выступать в защиту своих прав (в активности их, полагаю, сомневаться уже никому не приходится). Федор Березин, замминистра обороны Донецкой народной республики, определенно заявляет: «Есть два подхода: прогресс для всех и прогресс для избранных. Мы хотим прогресса для всех и за него будем бороться... Возможно, Новороссия подтолкнет Россию к лучшему, и в России тоже будет прогресс для всех». Вспомните хотя бы нашу близкую историю: кто оказался в начале ХХ века самым протестным и активным? Либералы? Боюсь, что нет.
Поэтому, говоря честно, признаем: никто не знает, кем были те 25 процентов активных и протестующих россиян, обнаруженных «Левада-центром» в 2006 году. Может быть, среди них затесалось немало добровольцев и державников, которые сейчас вздохнули спокойно и на ближайшее время исключили для себя возможность протестов. У них теперь есть полноценная возможность войны.
Гадать над долями «протестно настроенного электората», надеяться на активность масс — большая иллюзия интеллигенции, которая сегодня (как и годы назад) думает, что если люди недовольны действующим положением дел, то они наверняка хотят свободы, прав и либерализма, а всякое народное выступление пойдет на пользу демократии. Почему бы не предположить, что еще в 2006 году части активных россиян было скучно без войны и «русского мира»? Теперь они вполне удовлетворены.
Но действительно и обратное: мы не знаем, сколько последовательных либералов скрывается в массе людей, не готовых выйти на улицу. И сколько из них, может статься, помогают стране чем-то более полезным, чем протесты. Не всегда стоит мерить состояние нашего общества шаблонами, однобоко заимствованными с Запада. Это там все логические цепочки содержатся в головах как профессоров, так и народных масс: активность — протесты — права — демократия... У нас активность в части голов по-прежнему ассоциируется с комсомолом, а протесты — с «все отнять и поделить».
А потому, может, и не страшно, что протестующих только 8 процентов: думающих — кто знает, кто измерит? - гораздо больше.
