Моя история про человека, захваченного весной и… Не стану торопиться.
Бедный на выдумку, я рассказываю жизнь, и мой герой вынужден сменить имя лишь потому, что я не уверен, что эти воспоминания ему приятны. Кто узнает, не подавайте виду.
Евгений Петрович Кусков преподавал на нашем факультете, когда я еще был студентом. Тогда ему было лет тридцать пять. В предмете он был знаток, в экзаменовке – педант. Чтобы сдать ему экзамен, надо было до слова точно передавать все определения и принципы из лекций. Все списывали, все, в том числе те, кто предмет его любил и разбирался в нем. Евгений Петрович даже в очках имел дальность взора до полуметра, но слух у него был редкой чувствительности: передача, перелет, разворачивание шпаргалки фиксировались им немедленно и карались удалением провалившего конспирацию с экзамена. Самые отчаянные приходили прямо с учебниками, клали их на стол хоть бы и на первой парте и, бесшумно переложив страницы, переписывали их. Видеть преступления Евгений Петрович не мог, а ходить ленился.
Описанное мной приключение произошло с ним еще лет через пять-семь после моего окончания вуза. За свои сорок два года двадцать пять он провел в университете. Пять – студентом, двадцать – преподавателем одной из технических дисциплин. Тоска-тоской. Комната в коммуналке, жена, двое маленьких детей – женился он довольно поздно, тогда же переехал из общежития и снял крохотную квартирку. Зарплата, сами понимаете… Профессия такая, что перспектив не жди. Тут и подошла к нему весна.
– Надо разорвать это круг. Сейчас.
Человеком дела Евгений Петрович стал за один день, даже меньше. Вечером решил. Утром написал заявление об увольнении. Днем созвонился с другом в Красноярске, что ищет работу в его городе, и тут судьба дала свой первый знак.
– Слушай, Женька, мы тут свое дело открываем – приезжай, не думай!
Вечером Евгений Петрович сказал жене, что он уходит от нее навсегда.
– Ты что несешь, Жень? Куда ты? Любовницу нашел? А дети? Кому ты нужен? А на что мы жить будем, я же на работу еще не вышла.
– Люба, я чуть не повесился недавно от такой жизни. На что бы вы жили, если бы это случилось? Не могу, н-е м-о-г-у. Задыхаюсь и задохнулся уже. Буду высылать деньги, конечно.
Потом был целый вечер мучений. Укоры, слёзы, молчание… Он был готов ко всему. Спать легли вместе под разными одеялами, на другой кровати спали малыши, на полу места не было никакого ни в комнате, ни в кухне.
На кафедре его попросили доработать месяц и в последний день выдали расчет. Предмет его, некогда первостепенный для нашей профессии, стремительно утрачивал теперь ценность – можно было доверить его молодому аспиранту. Он сбегал в гастроном, купил «проставиться» коллегам. Сочувствующих оказалось всего трое. Один из них и рассказал мне через неделю все, что видел и знал. Собравшимся разделить отходную с волнением и вызовом изложил Евгений Петрович свой дерзкий план о радикальной перемене жизни.
– Если не принимать никогда таких решений, горизонт закрывается, нет перспектив, смерть… Нам нужен свежий воздух, друзья, мы задыхаемся и задохнемся здесь. Fresh! Fresh! Fresh!
– Ты спятил, Евгений Петрович! Куда ты пойдешь? У тебя стекла в очках толщиной по сантиметру, ты ж под носом ничего не видишь. А кто у нас преподавать будет? А детей твоих кормить? У тебя же очередь на квартиру! Всю жизнь что ль снимать им? Тебе-то уж все равно, я понимаю, у тебя перспектива теперь.
– Что вы про детей-то? Нужен я им со своими грошами. Я уже вешаться хотел все равно. Серьезно говорю. Легче бы им стало, если б я ушел на тот свет?!
Допивал Евгений Петрович уже один и набрался изрядно. Не помнил, как выходил из университета, как шел домой. Сознание вернули ему в ночи двое.
– Проводить до дома?
Он еще был в боевом духе, что-то кричал им, точнее, крикнул. Потом его начали бить. Первый удар пришелся по очкам с толстыми стеклами, и по лицу сразу потоком полилась кровь. Не боец, человек в жизни тихий, Кусков, протягивая руки вперед и отворачивая лицо, чтобы защититься, закричал:
– Стойте, стойте! Вот, это все. – И стал вынимать кошелек и все деньги из кармана, последнюю заплату, отпускные, премию – весь расчёт.
– Не бейте, нет больше.
– Не ври, пухлый, гони остальные.
– Честно все отдал, посмотрите. Не бейте, что я жене скажу, столько крови. Завтра еще принесу, дома есть у меня двадцать тысяч.
– Где живешь? Придем завтра. Смотри, ментов не позови, грохнем и тебя, и жену. Нас тронут – другие придут. Не, не так, давай ключи и документы, двадцатку завтра отдашь – вернем всё.
Желая скорее все остановить, Кусков отдал и ключи от дома, и паспорт, и трудовую книжку…
Придя, он долго умывался и прикладывал полотенце к разбитому лицу. Жена не поднялась. Кусков лег с краю под свое одеяло и сразу уснул.
Совсем рано, не было еще и шести часов, ночные знакомые пришли за обещанными деньгами. Они сами открыли дверь, вошли в комнату, подошли к кровати и стали его трясти за плечо.
– Пухлый, вставай, где бабки?
Евгений Петрович начал медленно подниматься.
– Что? Ой, мужики, подождите. Сейчас найду.
– Какие вам бабки? Вы кто такие?
Жена в ночной рубашке вскочила с дивана и мимо наглых грабителей выбежала на кухню. Ее не тронули.
– Чё орешь? Мужик твой у нас занимал двадцатку, вот ключи отдал в залог.
– Вон отсюда, скоты! – заорала жена. – Сейчас милицию вызову, совсем озверели гады! Кого ты сюда привел, Женя? Какая двадцатка, в холодильнике мышь сдохла!
Жена выскочила из кухни с разделочной доской в руке.
– Вон, я сказала.
Я не знаю, как вышло, что грабители послушались и ушли… Кто говорил, что их остановила решительность супруги Евгения Петровича, кто-то, что соседка пришла на шум. Но случилось именно это.
Евгений Петрович вернулся на свою кафедру, а из семьи ведь он и не уходил, только собирался, мало ли кто сгоряча не подаст прошение о разводе.
Словом, наступает весна, будьте осторожнее.
