Я хорошо помню день, когда Казахстан вышел из состава СССР. Это было моё первое «историческое», не бытовое, воспоминание. Я помню ужас в глазах мамы и загадочные слова: «Всё, теперь мы “казахи”!». 16 декабря 1991 года я была уже почти 4-летним взрослым ребёнком, поэтому на все свои «почему» получила обстоятельные ответы. Мне объяснили, что ещё вчера мы были гражданами Советского Союза, а теперь – граждане Казахстана, что границы теперь закрыты и Россия для нас закрыта. И что ничего хорошего нас впереди не ждёт. Последнее я поняла уже сама по общему настрою родителей.
Я родилась на одном из крупных островов «Архипелага ГУЛАГ» – в городе Караганде. Я с детства знала, что в Караганде «самый правильный русский язык», потому что сюда ссылали интеллигенцию со всего Союза. Действительно, русских вокруг было очень много: до того момента, как я пошла в школу, казахские семьи в нашей пятиэтажке можно было пересчитать по пальцам одной руки.
В моём роду по прямой линии в ГУЛАГе никто не сидел, мы попали в Казахстан другими путями: после окончания политеха маму по распределению направили в Караганду работать в проектном институте. Она тогда уже была замужем за папой, оба они родились и выросли в Киргизии. Только недавно я выяснила, что папин отец родился в Северном Казахстане в 1929 году. Очевидно, его семья была из числа столыпинских переселенцев с Украины. В свидетельстве о рождении деда и отец, и мать отмечены как украинцы, но в более поздних документах, которые дед получал сам, он везде называл себя русским и говорил по-русски (в отличие от родителей мамы, которые называли себя хохлами и до старости говорили на подобии украинского языка). Поэтому и папа, несмотря на фамилию «Гарбузняк», везде писал себя русским.
В Казахстане вообще русскими принято называть всех славян и даже русскоязычных немцев, которых там тоже было немало. Так вот с 16 декабря 1991 года все эти «русские» стали «казахами», что не предвещало ничего хорошего.
16 декабря было не случайным днём для объявления независимости. Ещё свежи были в памяти события 5-летней давности, когда на площадях крупных городов (и в Караганде тоже) «били казахов». Это было восстание казахской молодёжи против советской власти, которое этой властью было жёстко подавлено. Поскольку советская власть для местных была «русской властью», запертые в Казахстане русские понимали, что отвечать за её преступления придётся им. Даже если они дети пострадавших от этой власти сидельцев КарЛАГа.
Я помню, как появились новые деньги. Мы с интересом рассматривали изображённых на разных купюрах мужчин в чалмах. Точнее, собственно в чалме был один – Аль-Фараби, просто изображался он на купюрах разного достоинства, и улиц там много с его именем. Этого арабского учёного в казахи записали задним числом из-за предположительного места рождения на юге нынешнего Казахстана. Впрочем, есть версия, что его родной Фарьяб всё же на территории современного Афганистана. Но это неважно: «казах», как и «русский» в этой стране не национальность, а скорее звание, место в табели о рангах.
Новые деньги назывались «тенге», но мы их упорно, до самого отъезда в Россию, называли «рублями». Помню, как дома взрослые судорожно переключали пультом телеканал, если вдруг с экрана раздавалась казахская речь. Нельзя – здесь наша «маленькая Россия». По той же причине русские неохотно учили местный язык.
Потом на улицах исчезли русские вывески и указатели, а в школах ввели обязательное пение казахского гимна по понедельникам. Именно пение, а не слушание. Я до сих пор его помню: «Жарылган намыстан кахарман халыкпыз…». (Теперь, правда, этот текст неактуален: вскоре после нашего отъезда гимн поменяли.) Интересно, сохранила ли мама мои тетрадки по казахскому языку из первого класса? Или они тоже пали жертвами в культурной войне?