Вопросы без ответов
Как быть, если отец на смертном одре просит тебя помочь ему уйти из жизни? Об этом размышляет режиссёр Франсуа Озон в своём новом фильме «Всё прошло хорошо», недавно вышедшем в российский прокат. Эта спекулятивная в силу болезненности тема не в первый раз поднимается в кино. Но если в голливудских киноразмышлениях вроде «Море внутри» с Бардемом, «Малышка на миллион» с Хилари Суэнк или «Вы не знаете Джека» с Аль Пачино эвтаназия скорее романтизируется, то здесь нам предлагается более глубокое исследование темы.
Специалист в области биоэтики, старший преподаватель Свято-Филаретовского института Галина Леонидовна Муравник считает, что некоторые фильмы для осмысления этого явления действительно стоит посмотреть: «Читая курс биоэтики, я обычно рекомендую студентам посмотреть ряд фильмов. Например, “Скафандр и бабочка”, который показывает живую трепещущую душу человека, находящегося в “бодрствующей коме”, в полностью обездвиженном теле. Или тяжёлый документальный фильм “Суицидальный туризм” – об истории британца, который после постановки смертельного диагноза принял решение о поездке в Швейцарию, чтобы легально совершить эвтаназию. А также светлый, мудрый фильм “Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путём”, в котором смертельно больной пожилой врач встаёт перед выбором: покончить жизнь самоубийством, оборвав невыносимые физические муки, или выдержать испытания, разобраться в сомнениях и в итоге обрести веру».
По мнению Муравник, подобные фильмы могут быть своего рода «кинотерапией», позволяющей примерить на себя ситуацию, которая может коснуться каждого – ведь от тяжёлой неизлечимой болезни и смерти никто не застрахован. Они помогают мысленно пережить непережитые утраты, подготовить себя, хотя бы отчасти, к уходу близких и собственной конечности.
Рано или поздно человек встречается со смертью лицом к лицу. Своей. Своих самых близких и любимых. Так было во все времена. Но современность с развивающимися медицинскими технологиями, продлевающими жизнь даже неизлечимых больных, с новыми ценностями и «новой этикой» ставит новые вопросы относительно эвтаназии – как активной, так и пассивной. Стоит ли жизнь спасения и продления, если в ней остаются одни лишь страдания? Не милосерднее ли прервать нескончаемую боль, коль скоро у врачей есть все средства сделать это гуманно?
Так что бы вы сделали, если бы ваш отец на смертном одре попросил помочь ему уйти из жизни?
Почему бы нет?
В 2019 году ВЦИОМ провёл опрос, который показал, что половина россиян (50 %) считает, что нужно разрешить проведение эвтаназии людям, имеющим на основании заключения врачей тяжёлое прогрессирующее заболевание, которое сопровождается сильными страданиями. Среди молодёжи (18–24 года) эта доля составляет 64 %, среди жителей крупных городов (500–900 тыс.) – 58 %.
«Увидев эти цифры, я глубоко задумалась, – признаётся Муравник, – что стало причиной такого большого процента людей, допускающих процедуру, которая в УК РФ приравнивается к убийству. Судя по этому выборочному опросу (1600 респондентов), проведи мы сейчас референдум, эвтаназию в нашей стране вполне могли бы легализовать. Конечно, одним из ключевых аргументов тут выступает вопрос качества жизни терминальных пациентов. Но нельзя не принимать во внимание и прагматическую позицию респондентов. Я убеждена, что это не людская жестоковыйность, а влияние неблагоприятной демографической и экономической ситуации в стране (наблюдается старение населения, финансирование медицины остаётся крайне недостаточным), когда люди больные и пожилые воспринимаются как финансовая обуза. И проще дать им возможность добровольно уйти из жизни, освободив место и сэкономив ресурсы для других – молодых, здоровых, способных трудиться и создавать ВВП».
Немалую роль в формировании такого общественного мнения играют и изменившиеся ценности, считает психолог и автор дипломной работы по теме эвтаназии Екатерина Климова. «Является ли сохранение жизни человека безусловным благом? – рассуждает она. – Как долго медикам нужно продлевать экстраординарными методами жизнь безнадёжного больного, испытывающего страдание? Зачастую возникают ситуации, когда требования максимизации блага и сохранения жизни вступают в конфликт друг с другом. И здесь возникает вопрос о праве на достойную смерть. В состоянии долгого, мучительного умирания смерть может представляться предпочтительней жизни. Конечно, очень большое значение имеют личные ценности человека. Для кого-то боль и беспомощность невыносимы, кто-то будет находить радость в каждом прожитом дне. Важно и то, к какой религии или философскому течению склоняется больной. Христианство и ислам не поощряют эвтаназию, конфуцианство и буддизм допускают самоубийство при некоторых обстоятельствах – например, при неизлечимых заболеваниях».
Действительно, в теономной биоэтике (рассматривающей взаимосвязи актуального биологического научного знания и трансформации морально-нравственных ценностей общества) вопрос о допустимости эвтаназии не стоит. Она недопустима. А вот для социальной биоэтики это как раз предмет для обсуждения. «Для христиан смерть – это венчание жизни. Неотъемлемый её этап, а потому сомнения относительно эвтаназии возникают только у “номинальных” христиан и атеистов, столкнувшихся с непереносимыми страданиями», – поясняет Муравник.
Камень преткновения – страдание
Главным вопросом в теме добровольного ухода из жизни становится по сути вопрос страданий: следует ли их прекратить вместе с жизнью неизлечимого пациента или нет?
В 1974 году в журнале The Humanist был опубликован «Манифест эвтаназии», в котором есть такие слова: «Мы утверждаем, что безнравственно принимать или навязывать страдания. Мы верим в ценность и достоинство индивида, из чего проистекает необходимость предоставить ему свободу самому рационально распоряжаться своей собственной судьбой». Более 40 уважаемых учёных, среди которых есть и нобелевские лауреаты, резко высказались против «бесполезного страдания», фактически оправдывая эвтаназию, отстаивая право каждого индивида «достойно жить и достойно умереть».
В этом контексте, а также в русле правоохранительной деятельности «всё больше стран легализуют эвтаназию – как пассивную (когда медики прекращают оказание направленной на продление жизни медицинской помощи, что ускоряет наступление естественной смерти), так и активную (когда врачи вводят больному летальную инъекцию)», рассказывает Климова. По её словам, пассивная эвтаназия применяется и в России, это касается прежде всего больных с паллиативным статусом. Пациент или его опекун имеют право отказаться от проведения реанимационных мероприятий.
Суррогат милосердия
И всё же повод поставить под сомнение тезис о «достойной» смерти есть даже в светской биоэтике. «Я вижу тут определённую подмену понятий, – говорит Муравник, – ведь “достойная” жизнь не значит всегда лёгкая и приятная. Сегодня многие считают, что при текущем уровне развития медицины в жизни не должно быть места физическому страданию, это и считается “достойной жизнью”. Отсюда вытекает, что проявить “милосердие” – это избавить человека от страданий. Но мне тут видится замена истинного милосердия на его суррогат».
В качестве аргумента Муравник приводит выдержки из книги «О смерти и умирании» Элизабет Кюблер-Росс, автора концепции психологической помощи умирающим и созданной на основании её многолетней работы с неизлечимо больными концепции смерти как стадии роста. Она приходит к выводу, что смерть – это не «недоработка медицины», а «заключительная стадия роста человека», важный этап его жизни (именно жизни!). Кюблер-Росс отмечает, что на четвёртой стадии умирания – на стадии депрессии, когда происходит принятие неизбежного, умирающий проходит через два диаметрально противоположных состояния. Первое – естественная депрессия, тут человек и впадает в грех уныния, и именно на этом этапе чаще всего звучат просьбы об эвтаназии. И всё, что могут (и должны) сделать близкие, – просто быть рядом, ухаживать, поддерживать, разговаривать, обнимать, утешать... Вторая стадия – это «подготовительная депрессия». Тот тонкий промежуток времени, тот «этап тишины», когда человек душой уже не здесь. В такие моменты уже не нужно его ни утешать, ни веселить. Ведь его душа занята очень важным деянием – принятием ухода. Он видит, чувствует и понимает в этот час нечто такое, что нам, живым, неведомо.
«Порой нам может казаться, что действительно милосердно прервать страдания путём отключения больного от систем жизнеобеспечения. Но в этом случае мы лишаем его важного этапа жизни – опыта принятия смерти, – говорит Муравник. – Подлинное милосердие, как мне кажется, состоит как раз в том, чтобы помочь человеку пройти весь путь до конца, не дав страху отобрать главную божественную ценность, Его дар – жизнь. Никто не хочет смерти. В человеке, как и во всём живом, от Бога заложена жажда жизни. И потому просьба об эвтаназии – это скорее завуалированный призыв о помощи. Я убеждена, что легализацию эвтаназии нельзя впускать в нашу жизнь. Пациенты хотят не умереть, а не испытывать боли и одиночества, причина которых – плохое качество жизни, плохая паллиативная помощь, неэффективное обезболивание. Развитие этой сферы медицинских услуг в нашей стране – единственный вариант подлинного милосердия».
Опасности эвтаназии
Может показаться, что вопрос об эвтаназии носит исключительно этико-философский и морально-нравственный характер, но это не совсем так. Есть ещё несколько вопросов, которые беспокоят экспертов, когда речь заходит о легализации процедуры.
«Во-первых, легализация эвтаназии делает её своего рода видом лечения, тем самым деформируя исконные ценности и задачи врачевания как искусства борьбы со смертью, – говорит Муравник. – Врач должен быть служителем жизни, но при легализации эвтаназии клятва, которую дают медики, вступает в прямое противоречие с их деятельностью».
Во-вторых, легализация эвтаназии, по её словам, может привести к криминализации медицины. Нельзя исключать, что чьи-то богатые родственники начнут в спешном порядке подписывать согласие на «добровольный» уход из жизни.
Юридическая справка
Полина Габай, адвокат, учредитель юридической фирмы «Факультет медицинского права» и вице-президент фонда «Вместе против рака»:
В российском правовом поле одновременно существуют эвтаназия, отказ от медицинского вмешательства и прекращение или непроведение реанимационных мероприятий. Это три разных термина и понятия, которые необходимо чётко дифференцировать.
Эвтаназия (её ещё называют активная эвтаназия) – прямая просьба пациента или его родственников ускорить его смерть. В РФ эвтаназия запрещена (ФЗ № 323 «Об основах охраны здоровья граждан» от 2011 г., ст. 45), а в УК РФ приравнивается к убийству (ст. 105).
Отказ от проведения медицинского вмешательства предусмотрен тем же ФЗ, ст. 20 (добровольное информированное согласие) и основывается на праве человека на неприкосновенность, в том числе физическую. Отказ от лечения отличается от эвтаназии отсутствием прямой причинно-следственной связи с активным желанием приблизить свою смерть и активным же медицинским вмешательством (именно поэтому отказ называют пассивной эвтаназией).
Отказ следует оформлять в письменной форме c подробно прописанными в добровольном согласии возможными последствиями, включающими смерть. Очень важно грамотно составить документ, чтобы обезопасить от расследований и разбирательств как родственников больного, так и его лечащих врачей. Также можно пригласить на подписание свидетелей.
Непроведение реанимации или её прекращение в связи со смертью мозга человека также предусмотрены ФЗ № 323 (ст. 66) и Постановлением Правительства РФ № 950 от 2012 г. В случае клинической смерти вследствие прогрессирующей неизлечимой болезни или терминальной стадии смертельной болезни и на основании протокола врачебного консилиума (составленного с согласия пациента и его родных) реанимационные мероприятия также не проводятся. Документ должен быть составлен заранее.
Несмотря на отражённые в законе права паллиативного больного на медицинское невмешательство, многие вопросы остаются открытыми. Например, освидетельствование психического здоровья пациента, подписывающего добровольное информированное согласие на отказ от медицинского вмешательства. Ведь всегда возникают оправданные сомнения: можно ли принимать взвешенное решение, если находишься в острой фазе болезни?
Есть и другие сложности: например, человеческий фактор. С одной стороны, медицинские работники не имеют права вопреки воле человека оказывать ему медицинскую помощь. С другой стороны, они боятся юридических последствий и серьёзных обвинений. Кроме того, для каждого это очень непростая этическая дилемма, несмотря на букву закона.