Книгоиздатели и книготорговцы отмечают в России значительное снижение популярности религиозной литературы и – напротив – всплеск интереса к эзотерике. Люди хотят читать о духовных практиках, осознанности и предсказаниях. В 2021 году рост продаж эзотерической литературы составил более 53 %, в 2020 году продажи в этой категории увеличились на 13 %, говорят в «Эксмо-АСТ». Речь идёт о книгах про гадания, предсказания, медитацию и кармические задачи.
Мы уже это проходили: в 1990-е изнуренные дефицитом россияне познали книжное «мистическое» изобилие. В Москве на Кузнецком Мосту или в Петербурге на Невском и не только гнездились торговцы-лоточники и предлагали покупателю товар на любой вкус – от бульварного чтива до философского трактата. Нарядная детская Библия соседствовала с Кораном и «Тайной доктриной». Игнатий Брянчанинов и Феофан Затворник терлись корешками с книгами Нилуса и Ивана Ильина. Ну и, конечно, литература толка «какому святому молиться в беде». Или не святому. Или не молиться. Запорошенные снегом книги расхватывали влёт: голодный читатель будто увидел диковинный шведский стол с неизвестными блюдами, которых никогда не пробовал. Книги по эзотерике, оккультизму, магии появились на прилавках тогда же. Читатель всей этой эзотерической литературы, как мы узнали, активен и сегодня.
«Стол» побывал в гостях у девушки, которая эзотерикой занимается, её же профессионально изучает и ею фактически живёт.
В темноте
– Если вы забыли, что я не вижу, то сделали комплимент, – смеётся Валерия. – Я стараюсь, чтобы все забывали.
Петербурженке Валерии Зарубиной 21 год. Она незрячая с рождения. Несколько операций, которые могли бы улучшить зрение, не помогли, но подорвали здоровье. Валерия учится на третьем курсе Русской христианской гуманитарной академии и ломает стереотип о том, что слепота и наука не совместимы. Ребёнком она была впечатлительным и серьёзным: не переходила на лепет и ничего не боялась. А три года назад испугалась скрежета тормозов машины, когда стояла со спутницей на светофоре. Так появился страх опасного мира. В сознании Валерии, наделённой цепким умом и богатым воображением, появился свой мир – причудливый, пугающий и закрытый. Мир, сотканный из сюжетных нитей художественных романов и эзотерических (эзотерика – совокупность учений, которые претендуют на особый (тайный) характер, часто включают в себя практики посвящения и трансформации сознания – ред.) книг – с главной героиней, умной и пленительной, в центре. Читает Валерия много – от Лавкрафта и Готорна до Гоголя, Булгакова и поэтов Серебряного века и книг по эзотерике, а ещё множество авторов, имена которых известны узким специалистам. Причудливый выбор для молодой девушки, но Лера шутит, что у неё «старая душа», да и потустороннее волнует и как исследователя, и как практика.
Фото: Артём ЛешкоНа ощупь в Беловодье
К поступлению в РХГА девушка готовилась с 15 лет, потому что там единственная в России магистратура по изучению мистико-эзотерических традиций. А вообще в детстве Лера хотела стать директором зоопарка, биологом, зачитывалась книгами натуралиста Джеральда Даррелла. Но слепота и биология несовместимы. Потом на уроках истории в школе для детей с нарушениями зрения она подумала о генеалогии: хорошо бы изучать генеалогию дворянских родов XIX века. Здорово узнать, как судьба деда повлияла на судьбу внука. Однако история и генеалогия оказались менее интересны, чем мифология: девушка заинтересовалась славянскими мифами и язычеством.
Лера получила очень высокий балл за ЕГЭ: 240. Друзья в вузе у Леры есть, она называет свой вуз «дивным» и «Беловодьем», уверяя, что попала там в рай. Однако близкого общения с однокурсниками нет: в гости друг к другу не ходят, в кафе не сидят. Девушка убеждена: проблема не в недуге, а в неумении её поколения общаться. Мол, мои однокурсники вообще не ходят друг к другу в гости, не встречаются в кафе. Потому дело не в моей слепоте.
– Я знаю Валерию второй год, веду в её группе лекции по индийским религиям. Она начинающий религиовед, – рассказывает о своей студентке кандидат философских наук Сергей Пахомов. – Она пишет под моим руководством курсовую работу, посвящённую эзотерической тематике. Кстати, она единственная девушка в группе. Старательная, дисциплинированная, с отличной памятью, сообразительная, толковая, выделяется на фоне своих зрячих, но менее активных парней-одногруппников цепкостью восприятия. Мы, зрячие, воспринимая зрение как данность, можем позволить себе расслабиться, отвлечься в потоке информации, потому что в любое мгновение глаз может вернуть нас к нему. У Леры не так. Она довольно напряжённо следит за изложением, почти не шевелится, стараясь ничего не упускать, и этой вот вовлеченностью очень отличается от всех остальных. Умеет быстро находить нужное место, которое мы рассматриваем на семинарах. Конечно, она всегда готова, всегда читает то, что задаётся. Я порой забываю, что передо мной незрячая студентка. Она уже выступает на конференциях.
Путь к рунам
Валерия – старшая дочь в благополучной обеспеченной семье. Она крещена. Долгое время мама водила её в церковь на исповедь и причастие. У обеих был духовник. Девушка решила сделать свой религиозный выбор самостоятельно, осознав, что православие не близко.
– Я поняла, что меня не удовлетворяет христианская точка зрения на мир, – объясняет Валерия. – Я хотела искать то, что будет одухотворять мир вокруг меня. Искать что-то в горных высях мне проблематично. Мне хочется, чтобы религия соприкасалась с миром, в котором я живу, и была к нему ближе. Потому меня заинтересовало язычество. Я не склонна к догматизму. Для меня догма – повод к исканиям. Я не конформист. От славянского язычества меня стало относить на Запад – к Алистеру Кроули как родоначальнику современной западной магии. Я должна уметь правильно взаимодействовать, чтобы никого не напугать. Мир странный, но им можно управлять.
Фото: Артём ЛешкоВалерия называет себя язычницей, восхищается Еленой Блаватской и гадает на рунах и картах Таро (они подписаны шрифтом Брайля) себе и маме. Вера матери уживается с эзотерикой: Лера периодически ей гадает. А мама очень гордится дочерью – её стихами, и однажды решила показать их духовнику. Заволновался батюшка, вчитавшись в стихи девушки, и осторожно спросил на исповеди: «Лерочка, ты мне чего-то не договариваешь? Почему у тебя тёмные силы в стихах сильнее Бога?». Лера ушла и от ответа, и от духовника.
Без опоры
У Валерии блестящая память, она слушает аудиокниги, на её ноутбуке стоит программа, преобразующая текст в аудиофайл. На лекциях записывает тезисно, пользуясь обычной клавиатурой. Компьютер помог освоить знакомый. Он тоже незрячий и профессионально занимается программированием. Лера признается, что только после школы поняла важность умения работать с компьютером, тем более незрячему человеку. Кстати, английский Валерия изучала тоже с незрячим репетитором.
– На мой взгляд, зачастую для интеграции в общество слепому не хватает надлежащей опоры, – рассуждает Валерия. – Если у человека деспотическое окружение, его так могут сплющить, что он не интегрируется никуда и никогда. У меня есть живой пример: одноклассница, с которой бабушка на всех парах в институте сидит и задания все за неё делает. Как это ни странно, заброшенность в семье такого пагубного влияния обычно не производит. Школа Гротта даёт достаточно серьёзную поддержку для того, чтобы незрячий стал более или менее самостоятельным. Без светофора с озвучкой сложно, но можно, а вот без собственных стремления и работы над собой ничего не получится совершенно точно. Было бы ценно, если бы незрячих лучше подготавливали к современным техническим реалиям. Потому что вне стен школы шрифт для слепых не котируется ни в каком смысле, если вы, конечно, не собираетесь преподавать или как-либо ещё работать со слепыми.
Фото: Артём ЛешкоНе выходи из комнаты
Лера замкнутая. Кроме университета и дома она нигде почти не бывает, пишет мрачные мистические стихи, обращается к демонице Лилит, переводит с английского. Говорит, увлечение эзотерикой позволяет расширить горизонт – от литературы до философии. Себя считает современным человеком, хотя, кажется, время в её комнате застыло как в зачарованном замке. Она живёт с пожилой компаньонкой Галиной, которая сопровождает её с рождения, в многокомнатной квартире на последнем, седьмом, этаже. Комната напоминает зал в холодном замке. А дома напротив – это «руины», как шутит Лера. Там никто не живёт. В квартире и институте она ориентируется, но одна в город не выходит.
– С одной стороны, мне очень стыдно, а с другой – я очень ленива, – признаётся девушка. – Читать книги по шаманизму мне оказалось интереснее, чем осваивать быт. Я не ставлю себя в положение жертвы, но нуждаюсь в опеке.
Ноутбук и планшет Валерии забит книгами, а бумажные книги стоят как значимый атрибут. О готической литературе узнала из эзотерического подкаста. Людей воспринимает по голосу и энергетике. Любит серебряные украшения с камнями, делает обереги из камней. Своё будущее Лера связывает с наукой. Собирается изучать связи между западной эзотерической традицией и готическими романами, изучать спиритические и гипнотические сеансы, описанные в этих художественных книгах. Готические романы XVIII века читает с интересом, а вот Достоевский не дался из-за «непереносимого внутреннего страдания».
– Меня огорчает то, что нет молодого человека. Я гордячка. Кто попало мне не подходит. Детей и брака я не хочу. Муж – это ответственность. А я к быту не готова. Пусть будет возлюбленный как в лучших традициях Серебряного века…
Комментарий о современной моде на эзотерику «Столу» дал преподаватель Леры Сергей Пахомов, кандидат философских наук, доцент Института философии человека РГПУ им. А.И. Герцена, Русской христианской гуманитарной академии, председатель Ассоциации исследователей эзотеризма и мистицизма.
Сергей Пахомов. Фото: vk.com/sarpati– Сергей Владимирович, с чем Вы связываете интерес к эзотерической литературе в России?
– Интерес к эзотерике заметен не только в России, но и на Западе. Это в принципе часть общечеловеческого интереса к потустороннему, который прослеживается с самых древних времён. Он периодически то возрастает, то угасает. Сейчас мы видим новую волну, которая лет тридцать не спадает. Подобный интерес обостряется на переломе эпох, когда общество переходит в новое состояние, пытается найти новые ответы на вызовы действительности. Если ответы не даёт наука или искусство, тогда эзотерика даёт свой ответ. Сейчас как раз такое время: множество проблем, пандемия. Человек хочет заглядывать в будущее, понимая, что он не вечен. Во-вторых, люди обожают разгадывать тайны. Ну и увеличилась тревожность, неопределённость в обществе, возросли страхи за будущее, снизились гарантии спокойного грядущего, может, поэтому гадательные практики стали популярны ещё больше.
– Почему интерес к эзотерической литературе уступает интересу к православной?
– Рынок православной литературы давно насыщен. Бум пришёлся на конец 1980-х и 1990-е. Это было связано с взрывным интересом к православию в нашей стране. Нынешнее время – сложное для православия, поскольку оно очень традиционалистично, консервативно. Современная культура утратила свои традиционные очертания – стала мозаичной, эклектичной, гибкой. В такой культуре эзотерика чувствует себя как рыба в воде. Многие православные и в карму верят, и в астрологию. Вероятно, эзотерика отвечает большему количеству потребностей людей современного общества. Кроме того, православие как конфессия традиционная периодически запаздывает с ответами на вызовы современности. А эзотерика отвечает быстро. Для современного нью-эйджа православие – часть обширного спектра идей в лучшем случае. А в худшем – оплот догматизма и нетерпимости. А вот для православия эзотерика – однозначное зло и сатанизм. В нынешнем мире позиции, отбрасывающие чужое, затрудняют диалог. Но в последнее время в рядах священнослужителей РПЦ появляются люди, которые иначе подходят к этим феноменам. Они не пытаются всё чужое с порога проклясть, а стараются разобраться. Скажем, в Ассоциации исследователей эзотеризма и мистицизма, которую я возглавляю, есть православные священники, которые занимаются исследованиями.
Фото: Артём Лешко– Можно попытаться наметить точки эзотерического бума в нашей стране: начало XX века, 1990-е и сегодняшний день. В чём особенность увлечённостью потусторонним в названные периоды?
– Я выделю два периода: рубеж XIX – XX веков и вторая волна с 1990-х по наши дни. Другое дело, что те силы, которые подпитывают этот интерес в 1990-е, немного отличаются сегодня. Когда в конце 1980-х обрушился «железный занавес» и у нас начался очень сильный подъём интереса к разным альтернативным идеологиям, на рынок хлынул вал эзотерической литературы. Это отклик на жадные ожидания новых мировоззренческих форм. А вот в 1980–1990-е в самом деле была ломка – от социализма к капитализму. Слом эпох продолжается по инерции до сих пор, хотя мы привыкли к многообразию разных идеологий. Всплеск интереса к эзотерике случился в Серебряном веке, который сам же подпитывал эзотерику своими сюжетами и образами. Тогда дал о себе знать «взрыв» теософии, увлечение масонством, ориентальный поворот. Восток был в моде. Аналогичные процессы происходили на Западе. Взлёт культуры, искусства не мог не вдохновляться эзотерическими темами, потому что это вечные темы для человечества. В конце XIX века Россия была более интегрирована в мировую западную культуру, потом она от этого отошла. И 1990-е как раз характеризуются возобновлением этой интеграции. Сейчас мы в идейном отношении во многом интегрированы, потому у нас наблюдаются почти те же процессы, что и в странах Запада.
– Можно ли сказать, что идеологические чаяния 1990-х более прагматичны и напоминают поиск, «чтобы выжить»?
– Нет. Что в 1990-е, что на рубеже XIX–XX веков это была одна и та же ситуация поиска мировоззрения. У нас в течение семидесяти лет господствовала одна официальная идеология, которая всех остальных просто «забила». Когда марксизм был сокрушён, вышли такие мировоззренческие системы, которые сами стимулируют поиск ответов на вечные вопросы, потому у нас начинает появляться полиморфизм. А вечные вопросы людей никогда не оставляли.
– То есть запрос на утилитарность в современном религиозном выборе – иллюзия?
– Он был безусловно утилитарным, прагматичным, но не всё к этому сводилось. Ведь любая прагматика сознательно или бессознательно опирается на мировоззренческие формы. У любого человека есть собственное мировоззрение. Конечно, в голодные 1990-е люди пытались на что-то опереться, отсюда поиск новых форм идеологии. Интерес к эзотерике сегодня такой же, как в начале прошлого века, просто подпитывается разными причинами. В начале века только-только знакомились с Востоком. Сейчас Восток стал частью нашего масскультурного ландшафта.
– Почему именно Восток?
– Созрели условия, при которых Восток начинает в конце XIX века становиться очень популярным. Очень большое влияние оказали теософы, инспирировав массовую волну интереса к Востоку, особенно индийскому. Восток представляется в чудесном, экзотичном ореоле. Отсюда ожидание чудес в Индии у публики, падкой до таких феноменов. Сейчас с Востоком мы знакомы неплохо, но при этом очень специфично. Можно выделить два типичных представления о Востоке: созерцательный и мистический, с одной стороны. И более научный, философский, не утопающий в мистическом тумане, – с другой. В полной мере это проявилось в 1960-е с появлением нью-эйджа, когда Восток уже становится частью общечеловеческой эзотерической субкультуры. Это связано с феноменом усложнения мира и появлением многочисленных ситуаций, вызывающих стрессы. А Восток с его спокойной созерцательностью даёт возможность человеку ощутить душевное спокойствие через прежде всего медитацию, и это выразилось в понятии «поток».
– Вы говорите о серьёзном религиозном выборе, в то время как инстаграм-коучи пичкают своих подписчиков призывами быть «в потоке», «ресурсе» и «осознанности». Так откуда же хлынул «поток»?
Фото: Артём Лешко– Слова, которые вы назвали, – модный жаргон, связанный с саморазвитием и самореализацией. И всё это появляется в 1960–1970-е на Западе во время развития нью-эйдж. Понятие «потока» имеет вполне конкретного отца-основателя. Был такой американский психолог венгерского происхождения Михай Чиксентмихайи, который на эту тему писал в 1970-е книги. Под «потоком» он понимал очень вовлечённое состояние человека, в котором ему хорошо, состояние, наполняющее осмысленностью жизнь. А потом это понятие стало развиваться в других направлениях психологии и попало в эзотерику. В даосизме есть понятие цзыжань – вовлечённость в «поток превращений», потому что дао, в котором мы находимся, не стоит на месте. Соответственно, и мы должны постоянно меняться вместе с ним. В буддизме тхеравады есть похожее понятие «сротапанна» – это монах, глубоко вовлечённый в «поток» учения, первый тип благородных личностей. Термины, которыми походя разбрасываются модные коучи, часто имеют почтенную историю, многие из них пришли с Востока.
– Вы сталкиваетесь со страхами студентов заниматься наукой, учитывая расширение закона об экстремизме?
– Нет. Студенты молоды и открыты новому. У них меньше развит инстинкт самосохранения. Студенты делятся на две группы: первые – и исследователи, и последователи изучаемых практик. И вторые – исключительно исследователи. Условный среднестатистический студент – человек широких взглядов, он и в карму верит, и медитирует, и йогой занимается, и при этом доброжелательно относится к авраамическим религиям, даосизму. Другая часть студентов скорее поддерживает конкретные религиозные традиции.
Своё мнение о феномене есть и у Бориса Фаликова, доцента Центра изучения религии РГГУ.
– В чём особенность увлечённостью потусторонним в начале XX века, 1990-е и сегодня?
– В начале прошлого века оккультизм чаще использовался как инструмент творчества (тут и Андрей Белый, и Казимир Малевич), в 1990-е – как подспорье для поисков смысла жизни, нынче он стал более практичным, от него ждут пользы как духовной, так и вполне материальной.
– В книге «Величина качества» вы цитируете Елену Блаватскую: «Магия – это наука будущего». Как думаете, её слова стали пророческими? Если да, то почему к магии (особенно практической) такой интерес?
Борис Фаликов. Фото: facebook.com/boris.falikov– Для начала расшифрую афоризм Блаватской: магия – это наука, обогащённая духовным измерением. В чём-то она оказалась права: современная наука сильно отличается от плоского позитивизма, который господствовал в её время. Вряд ли она стала магией, но поиск запредельных вещей в ней усилился. Достаточно взглянуть на новейшие космологические теории. А интерес к магии самой по себе вырос у наиболее нетерпеливых, кому развитие науки в указанном Блаватской направлении кажется недостаточно быстрым. Вот они и продолжают заниматься магическими манипуляциями.
– Авангардисты XX века тяготели к магическому мышлению, отказавшись от материализма. А какова религиозная картина условного современного яппи?
– Авангардисты прошлого века не столько отказывались от материализма, сколько вслед за Блаватской, Штайнером и иже с ними стремились его дополнить духовным измерением. В целом эта установка сохранилась и у их нынешних наследников. Причём они могут и не заниматься художественным творчеством, а сочетать свои оккультные интересы с весьма прозаической работой. Вроде банковских служащих, которые на досуге увлекаются церемониальной магией.
