Как зло постучалось в двери

– А можно ли веровать в беса,

не веруя совсем в Бога? –

засмеялся Ставрогин. 

– О, очень можно, сплошь и рядом, –

поднял глаза Тихон и тоже улыбнулся.

Ф.М. Достоевский. «Бесы»

Зло все явственней входит в нашу жизнь, а попытки усомниться в его реальности, как доказал случай статьи «Является ли злом существование ада», вызывают жёсткую критику как со стороны консерваторов, так и со стороны прогрессистов. 

Война и пандемия – лишь наиболее близкие и наглядные доказательства этого феномена. Реальность зла проникает ещё глубже, в самую ткань публичной риторики: здесь зло существует как неоспоримый факт, с которым нужно справляться каждый раз, когда мы пытаемся что-либо объяснить или проинтерпретировать. Так, высокий спрос на книги Достоевского связывают с «трудными временами» и возрастающим интересом к мрачным сторонам человеческой психики. Новую экранизацию «Властелина колец» считают чуть ли не предвестником последних времён. В философской повестке дня все громче заявляет о себе проблема теодицеи. Наконец, самое характерное: попытки поставить под сомнение само понятие зла вызывают резкое общественное осуждение. Зло стало слишком реальным, слишком насущным, и отрицать его сегодня – сродни святотатству. 

Конечно, зло было с нами всегда, но только вот до 2020 года плавало оно как-то мелко или слишком локально: в несносных политических склоках, в затянувшемся экономическом кризисе, в отдалённых уголках планеты, потрясённых природными катаклизмами. Сегодня мы говорим о реальности зле на более высоком, практически метафизическом уровне: война, пандемия, глобальная несправедливость. Английский эко-философ Тимоти Мортон называет подобные понятия гиперобъектами и выделяет несколько их ключевых свойств. Во-первых, они так или иначе связаны с идеей конца света. Во-вторых, они как бы зацикливают на себе нашу повседневность, заставляют нас смотреть на мир и говорить о нём с обязательной поправкой на своё присутствие: вот уже два года как коронавирус и его последствия служат универсальным предметом самых разных разговоров. В-третьих, гиперобъекты преодолевают пространство и время: по большей части они находятся как бы в спячке, в подполье, но в кризисные эпохи гиперобъекты всплывают наружу и, словно чёрная дыра, стягивают пространство вокруг себя.

Тимоти Мортон. Фото: Verso Books/Yourube

Именно эти пространственные помехи, информационный шум, образованный присутствием гиперобъектов, и усиливают наше ощущение тотальности и абсолютной неизбежности зла.

Но что вообще значит – отрицать зло? Неужели можно усомниться в реальности испытываемых людьми страданий? На обсуждение этих вопросов направлена печально известная статья Игоря Гаспарова «Является ли злом существование ада», вызвавшая столь яростную публичную реакцию в начале года. Интересно, что в информационной атаке против автора статьи отметились не только фундаменталистские СМИ вроде «Царьграда», но и вполне либеральная «Медуза».  Как правило, публику возмущало два момента. Первый: почему за какую-то обычную статью платят так много денег? Второй: что это вообще за абсурдный вопрос в заглавии? Как можно сомневаться в том, что ад – это безусловное зло? 

Думается, что к последнему недоумению читающая публика пришла опытным путём. Мы видим, что вокруг очень много страданий. Страдания – это зло; следовательно, зло реально. Ад – это место, полное бесконечных страданий. Если ад реален, то его существование, конечно же, является злом.

Не всякий христианин найдёт в себе силы отвергнуть эту аргументацию, несмотря на то что христианская традиция твёрдо говорит о бессубстанциональности зла. Зло, согласно Блаженному Августину, Иоанну Дамаскину и многим другим святым отцам, есть лишение или убывание блага. Или – ещё яснее – отсутствие добра. Этот простой вывод имеет далеко идущие и во многом неприятные для современного человека следствия. Зло – своего рода паразит, который не может существовать сам по себе, но только с помощью других. А самым близким и податливым материалом, на котором может паразитировать зло, оказывается человеческая воля.

Игорь Гаспаров. Фото: phil.hse.ru

Собственно, в этих коротких положениях и заключены основные выводы критикуемой статьи. Зло есть следствие искажения человеческой воли. В таком случае ад – вовсе не творение Бога, поскольку благой Бог не может быть источником страданий. Зато подобным источником очень даже могут быть человеческие желания, стремящиеся нарушить божественный порядок, поставить временные – «человеческие, слишком человеческие» – блага выше вечных, божественных. Поскольку же это невозможно, ибо вечность всегда побеждает временность, божественная слава – мирской успех, грешники испытывают страдания ввиду неудовлетворённости своих желаний. Оказываются в реальном, а не в метафорическом аду. 

Но неужели у Достоевского, к которому обращаются отягощённые жизнью читатели, мы можем обнаружить другой вывод? Согласно старцу Зосиме, «ад – это невозможность любви», то есть, опять же, ложное, порочное направление нашего желания. Мы хотим прежде всего собственного благополучия, хотим сохранить свой кафтан при себе, а не раздаривать его другому. Идея разумного эгоизма стремимся осуществить себя даже вопреки благополучию других, потому что это наука, дважды два четыре, безусловная реальность, которая нас не спрашивает. «Миру ли провалиться или вот мне чаю не пить?» – рассуждает другой персонаж Достоевского, герой «Записок из подполья». И тут же отвечает: «Пускай мир провалится, а мне чтоб всегда чаю пить». 

Но Достоевский идёт ещё дальше, к ещё более глубокому и страшному откровению. Писатель указывает, что зло, вообще-то, очень комфортно. «В этой усиленно созданной и всё-таки отчасти сомнительной безвыходности своего положения, во всём этом яде неудовлетворённых желаний, вошедших внутрь, во всей этой лихорадке колебаний, принятых навеки решений и через минуту опять наступающих раскаяний и заключается сок того странного наслаждения, о котором я говорил». Чтение Достоевского приводит нас к совсем уж парадоксальному выводу: мы хотим пребывать в аду; мы хотим читать, обсуждать и размусоливать новости о войне и пандемии; наконец, мы хотим, чтобы зло было реальным и действенным, поскольку в таком случае на это зло, в чьём бы лице оно ни выражалось, очень удобно сбрасывать личную ответственность за происходящее. Вероятно, именно в таком ключе следует трактовать диагноз Великого инквизитора: «Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться».

Картина Якоба ван Сваненбурга «Терзание ада». Фото: общественное достояние

Конечно, речь ни в коем случае не идёт о некоем скепсисе, касающемся реальности войны, эпидемий или глобальной социальной несправедливости, приличном скорее сторонникам конспирологии, нежели христианам. Сомнения христианина работают на ином уровне: они относятся к реальности и безусловности того зла, которое подразумевается за этими монстрами и которое, хочешь не хочешь, заколдовывает наше внимание, образуя замкнутый круг: чем больше мы думаем об этом зле, тем реальнее оно становится.

Очень изящную и простую характеристику этого не совсем очевидного различения предлагает Иоанн Дамаскин. Святой описывает человека, которого отвлёк от важной работы визит друга. И вот работник, конечно же, не применит обвинить своего гостя в том, что благодаря ему он сегодня профилонил и не завершил своего дела. Св. Иоанн указывает на лукавство этой позиции: «Конечно, друг пришёл не для того, чтобы он не занялся делом, но так случилось». 

А дальше, исходя из этого простого примера, Дамаскин внезапно формулирует фундаментальную истину христианства, истину столь радикальную, что едва ли её сможет вместить современный мир: «Бог не желает один только быть праведным, но чтобы все по возможности уподоблялись Ему». Вот эта возможность, указанная Дамаскиным, есть возможность увидеть, что зло – иллюзорно, а благо – абсолютно действительно. Конечно, это видение требует серьёзной работы. Работы, которая не терпит отвлечения. Покуда же наш ум занят гиперобъектами самого разного свойства, мы будем пребывать пускай и в комфортном, но всё же злосчастном сне. 

И, как писал Блёз Паскаль, комментируя события в Гефсиманском саду: «Иисус будет терпеть муку до скончания света. Всё это время не должно спать».