Когда в погоне за трафиком СМИ начали писать о войне, я запретил употреблять это слово в заголовках наших материалов. Ведь каждая публикация, каждый лайк на ней или просмотр – это приближение гула канонады, зов войны по имени. И тем, кто делает вид, что он сейчас вот-вот уже начнёт сечь, только и нужен градус народного напряжения. Это необходимо, чтобы при любом исходе наши прилипшие к экранчикам россияне могли выдохнуть. А потом снова резко вдохнуть. Чтобы все сосредоточились на одышке, а не на том, что в действительности происходит.
По существу происходящего вопросы трудно ставить, ещё сложнее на них отвечать. Кому нужны эти конфликты? Что выиграют стороны? А что получат те, кто молчит в этой заварушке? Мы понимаем, за что предлагается воевать? И ради чего хранить мир? Какой может быть христианская позиция на происходящее? Про политику писать не буду, скажу о человеческом, попробую ответить на последний вопрос.
Сделать это прямо и просто вряд ли возможно. Если написать проповедь о войне, то ни солдаты, ни беженцы, ни политики, ни даже обычные верующие ей не внемлят – всем не до того. Нет запроса на слово. Есть только раздраженное «почему РПЦ молчит»? Почему патриарх не встанет и не заявит открыто, что Россия воевать не будет, что в случае военных действий с нашей стороны, он закроет все храмы и проклянёт тех, кто отправляет солдатиков на убой? Почему церковь не возвысит свой голос? Почему не остановит кровопролитие до его начала?
Прибытие эвакуированных жители ДНР и ЛНР в Московскую область. Фото: Виталий Смольников/КоммерсантъУ кого есть сила говорить так, чтобы его слышали, тот и не молчит. В данном случае молчание – это знак бессилия.
Это бессилие имеет практическую, политическую и духовную природу. У нас в принципе не очень проповедующая церковь. Это даже на службах далеко не везде принято, чего уж говорить о проповеди вне храма, на языке, который понятен прохожему. Этот навык не просто отсутствует, он отбит страхами церковного руководства и действующим законодательством, ограничивающим миссионерскую деятельность религиозных организаций. Политически же в России официальная линия церкви коррелирует с линией власти, а на Украине всё гораздо жестче. Там Киевский (раскольнический) патриархат может называть РФ агрессорами, а Московский патриархат там вынужден оборонять свои храмы и молчать в тряпочку. Понравилось бы тем, кто требует голоса церкви в России, если бы она вдруг заговорила, что Америка – это агрессор, который вот-вот захватит мир и превратит всех мальчиков в геев, а девочек в проституток? Звук церковной институции на уровне страны проходит по определённой частоте, которую регулирует государство.
И, наконец, духовная природа церковного молчания обусловлена бездействием в мирное время. Тот, кто всегда проповедует Христа, у того есть и слово о мире тогда, когда оно нужно, для тех, кто его ищет. Человек, что занимается делами милосердия знает, как он может помочь раненым, беженцами, семьям погибших. Тот, кто умеет собирать людей, тот соберёт больше. И так далее. А тем, кто все свои навыки заточил на установления связей с администрацией, строительство храмов, проповедь свечного благочестия или пропаганду здорового образа жизни, тому ни сказать, ни сделать будет нечего. Про тех, кто всё время занят только своим благосостоянием или устройством быта, вовсе умолчим. По крайней мере, ничего христианского от таковых ожидать не приходится.
Выводы из всего этого я делаю простые. Если ты раньше не слышал голоса церкви, то и сейчас не услышишь, но если раньше не занимался делами веры, то сейчас самое время.
Что же это за дела?
Ненависть рождает войну, а война – ненависить. Этот замкнутый круг уничтожает человека физически, высушивает душу, отравляет дух. Поэтому сейчас первое и главное, что можно сделать – это научиться принятию другого. Трезво, с пониманием. Когда Христос говорил о любви к врагам, акцент стоял именно на любви, а враги остаются врагами, пока не установлен мир.
Сейчас на всех уровнях и во всех слоях общества мы наблюдаем стремительный рост непринятия. Мы перестали замечать, насколько быстро мы расстаёмся со всяким, кто не таков, каким я хочу его видеть.
В этом смысле тысячу раз прав философ Артемий Магун, который написал, что «отказ украинского руководства от переговоров с ДНР и ЛНР это по логике примерно то же самое, что посадки оппозиционеров в России». Власть не будет признавать никакой альтернативы, у неё остаётся только чувствилище силы. Все понимают, чем это заканчивается?
Артемий Магун. Фото: facebook.com/artemy.magunИли та же мысль в словах у Алексея Чадаева, директора Института развития парламентаризма звучит так: «"расчеловечивающий” стиль давным-давно стал языком описания ситуации со всех сторон. С точки зрения Кремля, Украина — не контрагент; она не субъектна, управляется извне и там не с кем разговаривать. С точки зрения Киева, «народные республики» не контрагент; это российские прокси, сепаратисты и террористы и там не с кем разговаривать. Более того, с точки зрения «коллективного Запада» и Россия, в общем, тоже не контрагент, разговаривать тоже не с кем и не о чем, слишком разные “картины мира”». И это наши элиты!
А в семьях мы разве не наблюдаем это расчеловечивание? Стоит посмотреть на статистику домашнего насилия, например, или узнать, сколько сторонников Навального получают поддержку, а сколько проклятия от своих родителей и прародителей. Самый понятный пример – это наши фейсбучные аквариумы, в которых мы всегда поддерживаем комфортную для себя среду, отправляя в бан несогласных.
Уже кто-то замечал, что вместе с новой этикой в христианском мире наступила эра неофарисейства. Ведь буквально «фарисей» – это означает отделённый. Только ярлыки немного перевесили, а вещи остались те же. Теперь мытарь с укоризной смотрит на фарисея, поучая того, мол важно быть попроще – тогда люди потянутся. Но Христос в этой притче сказал, что один ушёл «более оправдан», чем второй. Теперь нас это не устраивает. Если один оправдан, второго надо осудить и с позором изгнать!
Блудного сына мы давно простили, обласкали, пустили в своё сердце, потому что сами грешны. А к его старшему брату у нас большие претензии. Как это он смел не принять слабость своего родственника?! Притча заканчивается тем, что старший не хочет входить в дом, отец выходит ему навстречу, а вернулись ли они потом на пир вместе или нет – это уже предмет нашей веры. Как бы вы хотели?
Гюстав Доре «Спор Христа с фарисеями». Фото: общественное достояниеНаконец, политика – это устроение общей жизни, а не бесконечная борьба за власть. Но общая жизнь отрицается как невозможная самыми обычными людьми. То есть можно бесконечно во всём винить марионеточных политиков, тиранов, диктаторов и манипуляторов, но мы сами, когда отправляем живого человека в бан, герметизируя свой аквариум, отказываем всем, кто за стеклянной стенкой, в человечности – украинцам, проукраинцам, путинцам, американцам, беженцам, либералам, единоросам, детям с миндалевидными глазами.
Война – это ад, апогей ненависти. Если сегодня для нас ад – это другие, жгучее желание захлопнуть дверь, то рай прорастает там, где люди умеют жить вместе. И там же торжествует мир.
Хочешь быть миротворцем и придержать зверя войны в своей будке? Запрети себе банить людей за взгляды.
