Почему вдруг эта тема? Так или иначе многие из нас признают, что в ХХ веке целый ряд стран столкнулся с проблемой преодоления тоталитарного прошлого, и Германия и немецкий опыт являются, пожалуй, наиболее ярким и целостным примером осознания и преодоления этого трудного периода в своей истории.
Я живу в России и вижу, что вопрос вины и покаяния за преступления, совершённые в советское время, в нынешнем российском обществе остаётся острым и даже болезненным. Это видно везде – от научных конференция до баталий в комментах в соцсетях. А часто эту тему просто замалчивают и избегают под предлогом того, что «копание в прошлом» лишь дестабилизирует обстановку в стране и обществе.
Приступая к теме, я хотела разобраться в том, как Ясперс и Бонхёффер рассматривали вину и покаяние, как соотносили её с ответственностью, какую роль в принятии или непринятии вины играет принадлежность к сообществу (где границы этого сообщества, где «мы» сменяют «они») и возможна ли в конце концов коллективная ответственность и национальное покаяние.
Кто виноват
Итак, первый вопрос – о том, кто виноват. Как и положено христианскому мыслителю, Бонхёффер прежде всего апеллирует ко Христу, Который взял на Себя всю вину, хотя Сам был безгрешен. И «поскольку Иисус взял на себя вину всех людей, каждый ответственно действующий человек становится виновным», ибо христианин призван следовать за Христом и подражать Ему, а это подразумевает и готовность – дерзновение и свободу – в этом следовании брать на себя вину за других. У Бонхёффера виновен тот, кто за что-то отвечает, виновен старший. Христианин как член церкви не может не быть виновным, ибо «вина всего мира ложится на церковь».
Ясперс говорит о вине немцев, возникающей из конкретной исторической ситуации – прихода к власти национал-социалистов и преступлений нацистского режима. Важен акцент, который ставит Ясперс относительно субъекта вины: виновен не какой-то абстрактный немец, но я сам. Также и вопрос о виновности следует задать не кому-то, а прежде всего себе. Ясперс уверен, что это является жизненно важным для немецкой души, поскольку, только ответив на него, можно будет говорить о духовном возрождении нации; тот факт, что «победители нас осудили», имеет значительные, но не определяющие последствия для жизни немцев, так как внешнее осуждение не поможет немецкой нации в самом главном – во внутреннем духовном возрождении, которое зависит исключительно от самих немцев и от их способности увидеть собственную вину.
Mea culpa, mea maxima culpa*
Следующий вопрос: чья вина лежит на человеке? Кажется, что ответить можно просто: моя, чужая или наша общая. Ах если бы всё было так просто! Мы помним, что вся человеческая история началась с грехопадения и с неспособности человека ни взять вину на себя, ни разделить её с другим человеком.
Факт собственной виновности, считает Бонхёффер, надо принять, а свою ответственность за других людей поставить выше собственной невиновности. Признание своей вины и покаяние возможны только без оглядки на вину ближнего, поскольку любой грех другого человека можно извинить, и только «собственный грех остаётся виной, которую я не могу простить». Как невозможно простить и «вину всего мира», которая ложится на церковь. Но на церковь она ложится после того, как каждый [верный] признает свой личный грех и, следовательно, воспримет грех церкви как свой собственный. При этом важно, что, исповедуя собственную вину, церковь не снимает вину с отдельного человека, но призывает его к общему исповеданию вины и покаянию. Для Бонхёффера нет понятия чужой вины. Исходя из призвания каждого верующего следовать за Христом, Бонхёффер рассматривает готовность войти в чужую вину как выражение готовности жить в церкви и идти за Христом.
Для Ясперса было важно развести «признание коллективной ответственности», то есть политической виновности всех граждан за действия государства, и объявление всех граждан соучастниками (с уголовной или моральной точки зрения) в преступлениях, совершённых от имени государства.
Ситуация с уголовной виной наиболее прозрачная, поскольку существуют законы, и каждый нарушивший их лично становится виновным. Но Ясперс был также против попыток возлагать моральную вину на всех людей, поскольку инстанцией моральной вины является совесть человека, что исключает коллективность такого типа вины. А вот политическую вину может и должна нести общность людей, поскольку весь народ повинен в том, кто и как им управляет.
Наибольшие вопросы вызывает метафизическая вина. Её преодоление возможно на личном уровне, не на коллективном и требует внутреннего преображения человека. Однако «коллективной» вине противостоит не только личная вина, но и вина соборная, основывающаяся на свойственной каждому человеку солидарности с другими. Утрата этой солидарности и составляет существо метафизической вины. Таким образом, говоря о метафизической вине, можно утверждать, что она, конечно же, носит характер не коллективной, но общечеловеческой, а потому относится к каждому человеку лично.
А судьи кто?
Ясперс в ответе на этот вопрос предельно лаконичен:
- если вина уголовная – то закон;
- если вина политическая – то победитель;
- если моральная вина – то совесть;
- если метафизическая – то один лишь Бог.
Лучше автора я это не представлю, потому всем, кто ещё не читал, советую посмотреть соответствующие страницы из книги «Вопрос виновности». Себе позволю сделать лишь две ремарки – про моральную и метафизическую вину.
Говоря о моральной вине и совести как её инстанции, Ясперс спрашивает себя: может ли совесть обличать не меня, а другого человека? Может, отвечает он, но только тогда, когда есть любовь. Без любви совесть не имеет права говорить о моральной вине другого человека.
Что же касается метафизической вины, то её трагизм, говорит Ясперс, заключается в её неизбежности.
А что Бонхёффер? Судьями, или инстанциями, перед которыми должен держать ответ человек, он называл самого себя, других людей или институты (церковь, государство) и, наконец, Бога. Причём если перед самим собой или другим человеком ещё можно оправдаться, то перед Богом оправдания нет – только надежда на Его милость. «Человека свободной ответственности оправдывает перед другими людьми необходимость, перед самим собой его оправдывает совесть. Но перед Богом он надеется только на милость».
Что там с коллективным покаянием?
К вопросу о самом насущном: возможны ли коллективная вина и национальное покаяние?
Если отвечать коротко, то и Бонхёффер, и Ясперс дистанцировались от понятий коллективной вины и коллективного покаяния, так как видели в этом скорее педагогическую меру, не способствующую внутреннему обновлению человека и подлинной перемене ума. Потому неудивительно, что внешний призыв к принятию вины и покаянию не был услышан немцами в первые послевоенные годы – они воспринимали самих себя как жертв, а также боялись стигматизации и наложения дополнительных материальных обязательств.
Если отвечать чуть подробнее, то Бонхёффер считает, что христианин, видя страдание мира, не может избежать принятия и исповедания вины, и все его действия должны восприниматься и быть озвучены «как акт покаяния». При этом он различает активное покаяние и неактивное покаяние. Если с первым типом покаяния всё ясно – речь идёт о покаянии в своих собственных грехах, то второй тип покаяния – «не-активный» – подразумевает вхождение в чужую вину и разделение её. И субъектом такого покаяния у Бонхёффера выступает церковь как сообщество верных.
Ясперс считает, что решение вопроса вины требует духовного преодоления – человек должен перестать воспринимать себя как жертву, и именно это будет способствовать его внутреннему обновлению, т.е. покаянию. Он не принимает коллективную виновность за пределами политической вины, но говорит о «всеобщей виновности, укоренённой в экзистенции человека». Ясперс с некоторой неприязнью вспоминает развешанные по немецким городам фотографии из концлагерей с подписями «Eure Schuld» («Ваша вина»), справедливо отмечая, что обвинения к немцам обоснованны, но вопрос покаяния должен прорасти изнутри немецкого народа, а не насаждаться извне. Изнутри, однако, вопрос о покаянии, тем более покаянии национальном, прорастал с трудом, поскольку его духовная сторона часто подменялась политической.
Вопрос национального покаяния, как мы видим, болезненный и часто наталкивается на неприятие и в обществе, и в церкви. На то, чтобы общество созрело хотя бы к тому, чтобы быть готовым вести взвешенную дискуссию на эти темы, требуется подчас не одно десятилетие. В современном мире покаяние часто рассматривается исключительно на политическом или юридическом уровне, когда виновный больше боится наказания, нежели ожидает прощения и облегчения совести, а «истец» печётся о репарациях больше, чем о примирении и не торопится заколоть телёнка за вернувшегося блудного сына.
И Ясперс, и Бонхёффер рассматривали покаяние прежде всего в духовной плоскости, не как потерю – лица или какого-то внешнего статуса, – но как «обретение себя во Христе», за что им большая благодарность. Как и за то, что они стали триггером разговора на эту тему в послевоенной Германии.
***
Уже не вопрос, но важный вывод. Большое внимание и Бонхёффер, и Ясперс уделяли умению жить вместе. И отсутствие общечеловеческой солидарности, они понимали как общечеловеческую вину и повод для покаяния.