В последнее время становится неинтересно писать о происходящем в среднем образовании: настолько всё это предсказуемо и настолько неоригинальны грабли, которыми образовательное ведомство устилает свой и без того негладкий путь. Однако же эти тенденции распространяются и на высшее образование, о чём нас информирует пресса. Недавно мне попались на глаза такие сообщения.
1. «Новая газета» пишет: «Педагогические университеты переходят на новые учебные программы, в основу которых положено „ядро высшего педагогического образования“. Вместо отдельных дисциплин там будут модули. В рамках социально-гуманитарного модуля сохраняется преподавание философии, истории, экономики и права. А преподавание социологии, культурологии, МХК (мировой художественной культуры) и политологии – исключено. Полностью».
2. «Коммерсант» сообщает: «Прокуратура заявила РАНХиГС, что десять программ Liberal Arts не соответствуют ст. 38 и ст. 43 Конституции РФ (касаются заботы о детях и их образовании), а также принципам стратегии национальной безопасности. Ведомство пришло к выводу, что модель этих программ „направлена на разрушение традиционных ценностей российского общества и искажение истории“, а также „способствует снижению предметно-методической и воспитательной составляющей при подготовке будущих выпускников“». Аналогичное предупреждение о разрушении программами свободных искусств традиционных ценностей российского общества получила Шанинка, ректор которой находится под арестом.
Эти события имеют внутреннюю связь друг с другом. Рассмотрим логику каждого из них по отдельности. Содержащийся в материале «Новой газеты» комментарий Нины Лобановой, работающей в одном из нестоличных педагогических университетов, содержит, на мой взгляд, правильные констатации и неправильный вывод.
Нина Лобанова. Фото: kspu.ruКогда что-то выбрасывают из программы, жалобы раздаются всегда: как так, ведь наши оболтусы не будут знать первого-второго-третьего и т. д. Но дело вовсе не обстоит так просто. Человеческие знания в какой-либо области вовсе не определяются фактом прохождения какого-либо курса и отчётности по нему. За очень редким исключением знания – это то, с чем ты живёшь и действуешь. И с этой точки зрения имеет смысл взглянуть на структуру высшего педагогического образования в целом.
В РФ, как и во всём мире, высшее образование стремится стать энциклопедическим. Смотреть ли на это как на недостаток среднего, которое даёт путёвку в жизнь честолюбивым молодым людям, не до конца освоившим азы арифметики и грамматики, не говоря о чём-то большем? Полностью к одному только этому фактору свести дело невозможно – тому противоречит сама концепция universitas litterarum, корень современного университета. Так или иначе для студентов обязательно выслушивание курсов, направленных не на совершенствование в избранной специальности, а на расширение кругозора. Но у нас в этой области есть определённая традиция. В СССР это был цикл идеологических дисциплин – марксистско-ленинская философия, история КПСС, политэкономия… Эти кафедры не были разогнаны, реформа свелась к смене вывесок: философия стала как бы нейтральной, история партии переименовалась в политологию… В общем, нетрудно понять, какого уровня и характера были знания, которые давались студентам в рамках этого предметного блока. Времени с тех пор прошло много, но традиции, думаю, сильны – и едва ли не оказались сильнее…
И в данном случае есть ещё один нюанс. Для преподавателя интереснее читать глубокие и насыщенные курсы будущим коллегам, чем общие и поверхностные – кому попало. Потому высока вероятность, что расширять студенческий кругозор будут не лучшие специалисты. Философы воспринимают такие обязательные курсы как институциональную форму существования своего профессионального сообщества (иначе кому они нужны в таких количествах?). Хорошо, если бы они ограничивались получаемым жалованьем и не портили студентам жизнь (и так не самую лёгкую).
Фото: Dom Fou/UnsplashВ стране с отсутствующим средним образованием его функции неизбежно приходится брать на себя высшему. Но это не может даваться даром: даже усвоение сложного стандарта в рамках одной специальности требует всего человека, «жаждет самовластья и души черпает до дна», как сказал В.Я. Брюсов. Потому рассчитывать на качественное усвоение добавки к программе, как правило, непонятно для чего нужной и не слишком интересно преподаваемой, не приходится.
Это если рассматривать идеальные в нашей ситуации условия, то есть «классический» университет. В педагогических же вузах ситуация много хуже. И это происходит по двум причинам.
Первое – вещь, совершенно не являющаяся тайной ни для кого; приведу её в формулировке Нины Лобановой: «Педвузы не входят в число лучших университетов страны (исключением являются МПГУ и РГПУ им. Герцена). Это значит, что набор на педагогические специальности происходит по остаточному принципу: педвузы, как правило, выбирают те, кто не смог поступить в федеральные, опорные или национально-исследовательские университеты. Соответственно, студенты педвузов отличаются от тех, кто учится в высокоселективных университетах, изначально более низким уровнем знаний и грамотности. Будущие учителя нередко открывают для себя „Троицу“ Андрея Рублёва и Венеру Милосскую только на семинарах по МХК. Воспоминания о первом (в своей жизни!) посещении театра или музея для многих связаны не с родителями, а с преподавателем культурологии, который организовал для них посещение „Ночи в музее“».
К этому нужно прибавить одно. Разница между студентами – не в эрудиции, а в антропологии; в учителя идут (в отличие от Финляндии) не самые способные (по крайней мере в интеллектуальном отношении) молодые люди. Собственно, тут можно было бы остановиться: это обстоятельство – достаточное условие для провала любой образовательной деятельности. (Тут есть одна оговорка, к которой я вернусь чуть позже.)
Фото: fauxels/PexelsНо на самом деле этого мало. Педагогическое образование двойственно: в нём есть предметная и собственно педагогическая часть. Таким образом, оно складывается не из двух, как у всех, а из трёх компонентов, и предлагается молодым людям, в основном не претендующим на интеллектуальное превосходство.
Чудес не бывает. Многопредметность мстит за себя неусвоением главного. Я с трудом представляю себе, как можно вынести из такой школы хорошее знание предмета, который будешь преподавать.
Если бы мы были в нормальной ситуации с образованием подростков (которое разветвлялось бы на полноценное среднее и высшее начальное), мы и в подготовке педагогических кадров искали бы не однообразия: для гимназистов нужны универсанты (глубоко знающие предмет и не слишком озабоченные методическими проблемами с любознательными и трудолюбивыми детьми), для учеников высших начальных училищ была бы отдельная ветвь педагогического образования с другим балансом. Следует ли говорить, что политика властей – прямо противоположная, что выпускников университетов без педагогического образования не желают допускать до школ?
Впрочем, вряд ли проектировщики высшего педагогического образования руководствовались такими сложными соображениями. Ими могло двигать искреннее и бескорыстное желание испортить его. Но это не так просто (может быть, даже сложнее, чем улучшить), и не этими неискусными руками можно осуществить такую операцию.
Теперь вернёмся к оговорке. Профессия учителя – массовая, и потому, конечно, мы не можем рассчитывать на то, что средний уровень окажется значимо выше среднего по стране. Но если сейчас мы имеем дело с бессребрениками, несущими свою жертвенную вахту (читай: теми, кто не смог достичь большего в жизни), то, если мы вдруг захотим повысить уровень жизни педагогов и сделать их положение социально привлекательным, мы будем иметь дело с лучшим человеческим материалом (читай: корыстолюбцами, которые вытеснят из профессии последних квалифицированных педагогов, поскольку лучше будут оформлять бумаги). Реально создание качественного педагогического корпуса – сложнейшая социальная технология, у нас никто не знает, с какой стороны и приступить к решению этой задачи. Так что позволю себе заключить эту часть привычным рефреном: родители сами в ответе за образование и воспитание детей, на государство они рассчитывать не могут.
Фото: Киселев Сергей/Агентство «Москва»Теперь обратимся ко второму сюжету. Он демонстрирует (и не менее красноречиво, чем первый), в каком именно направлении власти намерены ухудшать высшее (не только педагогическое) образование. Внимание на этот раз уже не образовательных властей, а правоохранителей привлекли программы Liberal Arts. Если бы они обозначались по-русски – «свободные искусства», – думаю, они не привлекли бы такого внимания (слово «свобода» пока ещё не запрещено и не считается подрывающим русские традиционные ценности; впрочем, это, возможно, вопрос времени). А вот в Liberal Arts слышится что-то либеральное (хотя, отметим в скобках, нет ничего, столь же далёкого от внутренней свободы и враждебного ей, чем русский либерализм: будучи нетерпим к любым ограничениям свободы и, следовательно, ко всему, кроме себя, он становится универсально нетерпимым мировоззрением и преодолевает расстояние от безграничной свободы к безграничному рабству первым же шагом).
Собственно, свободные искусства – предметы, достойные свободного человека. Им в традиционном каноне противостоят механические искусства – направленные на достижение практической пользы. Здесь мы имеем дело с классическим контрастом школы для жизни и школы развития; общества с младенческим воспитательным сознанием (каково было русское в середине XVIII века и каково наше сейчас) имеют о втором типе очень слабое представление; школа развития должна была бы пользоваться покровительством властей, но у нас настоящая демократия, управляющие в интеллектуально-образовательном отношении не очень отличаются от управляемых, и концепция школы развития не находит пути к сердцам ни тех, ни других. И в этом случае правоохранители совершенно правы, классовое чутьё их не обмануло: ценности, которые являются традиционными для нынешней РФ, школа развития подрывает до самых оснований. (Не будем здесь рассуждать, насколько в самом деле концепция Liberal Arts и соответствующая образовательная программа воплощают принципы школы развития; ограничимся одними идеалами.)
***
Писать о современной образовательной политике и делать прогнозы очень просто: она чрезвычайно предсказуема. Все её креативы были много раз испробованы, и получались разве что слегка обновлённые грабли. Было бы интереснее, наверно, погадать, что произойдёт, когда изменится политическая ситуация и станут возможными образовательные реформы… Но есть опасение, что из-та тождества взглядов и целей мы не увидим нужных мер. Чтобы грамотно руководить образованием, нужно, чтобы власть превосходила образованностью народ. Нужен культурный раскол между верхними сословиями и нижними, подобный тому, какой возник при Петре Великом. Без него ничего не получится.
