На вопросы «Стола» отвечает председатель оргкомитета конференции Юлия Балакшина, доктор филологических наук, учёный секретарь Свято-Филаретовского института.
– Откуда вообще эта идея, что труд – это больное явление, которое надо лечить?
– Мы хотели назвать конференцию «Исцелённый труд», предполагая, что будем говорить о том, как люди внутри христианских сообществ стремились устроить свой труд не на началах эксплуатации, насилия, а на началах братотворения, взаимной любви и помощи. Но когда мы трезвенно взглянули на историю христианского общинного труда, то поняли, что в ней тоже всё было не безоблачно. Нельзя построить рай на земле. Поэтому выбрали более осторожное название «В поисках исцелённого труда», имея в виду, что эти христианские сообщества пытались обрести какое-то иное, чем в мире сем, качество труда.
Мы увидели, что труд испытал два мощных удара. Первая антропологическая катастрофа случилась в начале истории, когда человек выбрал не свободное, родственное с божественным, творчество, а самоутверждение. Библейский миф о грехопадении говорит, что именно труд первым страдает, когда человечество выбирает путь самоутверждения вне Бога. «В поте лица своего» человек обречён теперь добывать себе хлеб, а земля растит ему в ответ «тернии и волчцы».
Юлия Балакшина. Фото: sfi.ruВторой удар прямо связан с судьбой нашей страны. В XX веке труд у нас подвергся самым большим репрессиям, несмотря на лозунги «Мир, труд, май!», которыми нам забивали эфир. Оказалось, то как организован труд, как люди были вынуждены относиться к своему труду, стало гигантским провалом во всех сферах жизни: производстве, сельском хозяйстве, науке, культуре. Плоды этого мы пожинаем и сегодня.
– Чтобы исцелять, нужно определить диагноз. Чем болен труд?
– Первая фундаментальная болезнь, которой заражён труд – что он извержен в сферу нужды и заботы и воспринимается нами прежде всего как возможность самому не умереть с голоду, прокормить семью, решить экономические проблемы. Но как много писали об этом Сергей Николаевич Булгаков и другие религиозные философы и политэкономы начала XX века, есть ещё понятие хозяйствования, устроения жизни как целого не только в своей отдельно взятой квартире, но и на своей земле, и на всем земном шаре, которое невозможно без труда. И, соответственно, если задача труда – устроение этого земного бытия человека, то труд не может быть воспринят нами как рабское, уничтожающее нашу свободу принуждение. Устроением мира может заниматься только свободный и творческий человек, и это целая антропологическая задача – развернуть осмысление труда в этом направлении.
О труде в советское время на конференции был замечательный доклад о колхозах Александра Никулина, руководителя Чаяновского центра в Шанинке. Он нарисовал достаточно тонко нюансированную картину, благодаря которой стало понятно, что обобществление труда вошло в противоречие с фундаментальными потребностями человека. Люди оказались принуждены существовать параллельно в двух реальностях. С одной стороны было колхозное хозяйство – попытка государства поставить жизнь крестьян на индустриальные рельсы, разрушавшая творческий труд, инициативу, личную заинтересованность. Все это они как-то сохраняли в параллельной реальности – на том небольшом клочке земли, со своей коровкой, где крестьяне готовы были трудиться свободно и творчески.
Помимо искоренения чувства хозяина, произошло и разрушение этических отношений внутри крестьянской трудовой практики. Советская система породила большое лукавство в отношениях крестьян с руководителями колхозов, друг с другом, с землей в конечном итоге. Сознание, что можно что-нибудь утащить с работы для своего хозяйства – слить бензина, прибрать каких-то комбикормов для собственной хрюшки – стало нормой. Люди понимали, что по-другому им просто не прожить.
Выдача продуктов колхозникам на трудодни. Фото: общественное достояниеЕщё один момент – распространенная установка, что в этом обобществлённом хозяйстве ты можешь трудиться некачественно. Были, конечно, люди, которые сохраняли достоинство труженика, но в целом ощущение, что там, где ты трудишься «на дядю», на государство, можно делать это как попало – железно сохранилось. Исцеление от перечисленных болезней идёт очень сложно.
– Это повлияло даже на язык и на мысль. В поговорке «Работа – не волк, в лес не убежит» можно услышать, что работа не должна властвовать над человеком, делать его рабом. Но обычно в этом слышится представление о работе как пожизненной обузе. Или совсем уж советская присказка: «Лучше кашки не доложь, но работкой не тревожь».
– Когда нас с друзьями в молодости отправляли на работы в колхозы, мы самозабвенно, как исповедание веры, исполняли песенку: «Пускай работает железная пила, не для работы меня мама родила». Не знаю, кто и когда её сочинил. Всё это в нас, увы, осталось и вызывает скорее смех, чем стыд.
– Мне кажется, что в каждом человеке, особенно в мужчине, есть явная или сокрытая жажда любви к работе, желание найти такое дело, которому не жалко посвятить лучшие годы и вообще всю жизнь. Предлагали на конференции какие-то лекарства для восстановления творческого потенциала труда?
– В первом докладе нашей конференции, который делал известный философ Андрей Тесля, специалист по движению славянофилов, научный руководитель Центра исследований русской мысли в Калининградском университете имени Иммануила Канта, рассматривалась дискуссия между Петром Струве и Сергеем Булгаковым. Они пытались найти альтернативу веберовской этике труда, на которой было построено капиталистическое хозяйствование. Идея Струве была связана с появлением хозяйственных личностей, готовых изнутри своей свободы брать ответственность за преображение мира, отвечать за землю, а не за прибыль. Проецируя на современность, можно сказать, что это стремление трудиться качественно и по совести вопреки тому, что нам все время задают какие-то советские и постсоветские нормы качества. И на конференции были предприниматели, которые говорили, что хотели бы восстанавливать национальные традиции и трудиться, соблюдая хотя бы десять заповедей Моисея. Один участник сказал, что для него это как ходить по воде – то есть совершенное безумие в этом мире – пытаться не подставлять, не обворовывать, не уничтожать в конкурентной борьбе своего соперника.
Андрей Тесля. Фото: psmb.ruВторой путь представлен Сергеем Николаевичем Булгаковым, в эмиграции отцом Сергием, искавшим переустройства самой системы труда – когда не просто отдельная личность выходит из игры, а сам труд строится на иных началах. Мы увидели, что в истории православная традиция обнаруживала эти начала, иные принципы отношения к труду, когда появлялось какое-то сообщество единомышленников, ищущее и созидающее альтернативные пути хозяйствования. Есть вдохновенные примеры – Трудовое Крестовоздвиженское братство Николая Николаевича Неплюева, или наследники Серафима Саровского – братство беседников.
– Макс Вебер описал, как протестантизм способствовал развитию капиталистических отношений. Удалось ли православной этике сформировать своё отношение к труду и соответствующий образ устроения общества и мира?
– Поиск ответа на этот вопрос стал для меня одной из главных задач на конференции. Внесло ли православие что-то в понимание труда, его богословие, этику? Действительно, все мы знаем идею Вебера о рождении капитализма из духа протестантизма. Для протестантов это одна из ключевых тем. Много думали и писали о труде католики – у них есть идея сотворчества человека с Богом, что через труд продолжается творение мира. Это проявилось в жизни многих монашеских орденов, монастырей и современных духовных движений. Есть ли какой-то свой ключик у православия?
В нескольких докладах, посвящённых православным монастырям, я увидела, что труд воспринимался как аскетическое упражнение, нужное в первую очередь, чтобы самого себя перетворить, преобразить. Энергия православного человека изначально направлена не вовне, а как будто на самого себя. В наших широтах это было связано с суровыми климатическими условиями. Просто невозможно было бы выжить без тяжелого физического труда. Представить, что в северных монастырях монахи будут только молиться, переписывать летописи и заниматься интеллектуальным трудом, невозможно. Например, моего дедушку, который в детстве серьёзно болел, по обету отправили трудником на полгода в Соловецкий монастырь, когда ему было семь или восемь лет. И он исцелился. Православию очень близка мысль, что труд во славу Божью сам по себе может быть целительным для человека. У такого труда и внешние плоды были значительные. Мы все знаем, что Соловецкий монастырь потрясал всех, кто там бывал, и обилием сельскохозяйственных культур, которые они умудрялись выращивать почти в зоне вечной мерзлоты, и уникальными гидротехническими сооружениями, и очень сложным и качественным строительством и архитектурой.
Макс Вебер. Фото: общественное достояние– Была особая творческая атмосфера в монастыре?
– Не знаю, можно ли говорить о творческой атмосфере. Но, видимо, человек, преображая самого себя, становится каким-то источником перетворения, преображения и для мира. Был на конференции рассказ об одном современном случае в Самарской губернии – в православном движении беседников, которые известны тем, что много и качественно трудятся. В первую очередь для них труд – аскетическое делание. Там в селе в зимние каникулы сгорела школа. Но небольшая христианская община беседников, несколько дворов этого села, уже на следующий день вышли строить новую школу на свои деньги. Это удивительно ещё и потому, что у них у самих детей там нет – это такой монастырь в миру.
Опыт преображения мира через преображение человека был отрефлексирован в трудах Николая Бердяева, о чём у нас был доклад Софьи Андросенко из Свято-Филаретовского института. Интересно, что для Бердяева труд – одна из важнейших антропологических категорий. Он даже спорит с Булгаковым, для которого труд в первую очередь хозяйствование, то есть устроение уже данного. Бердяев же утверждает, что труд может быть творческим, связанным с рождением нового. Источники для рождения этого нового могут быть обретены и в Боге, и в человеке. Открытие нами этих источников важно и для дела преображения мира, и для самого Бога. Особое место в рассуждении Николая Александровича о труде занимает проблема превращения труда в товар, потребительское мироощущение, которое он противопоставляет творческому, «производительскому» мирочувствию.
Софья Андросенко. Фото: sfi.ru– Идея, что труд может украшать мир и исцелять человека, многократно озвучивалась в советское время. Создавались искусственные водохранилища на месте затопленных деревень, места для узников назывались системой исправительных учреждений. Что за ошибка вкралась в советское понимание труда?
– Это мне кажется очевидным – творческий труд может быть только свободным, он не может быть насильственным, из-под палки. Но даже в том принудительном труде, на который нас обрекла советская действительность, в той самой исправительной колонии, в колхозной работе за трудодни, которая могла и достойного плода не приносить, творческое начало в труде человека сохранялось. Не раз вспоминали на конференции «Один день Ивана Денисовича» Солженицына – у человека отнято всё, но труд остается реальным способом сохранения личностного начала.
Хотя Бердяев говорил, что не всякий труд может быть творческим, и не всякому человеку творчество открывается через труд, а может открываться через общение, молитву, созерцание, но всякий может пережить труд как искупительный опыт. Даже если труд для тебя не творчество – ты можешь просто носить цемент, чтобы поддержать этот разваливающийся, больной мир, можешь его подлатывать, обустраивать, привносить в него какое-то созидательное начало. Он искупительный, потому что труд может воспитывать в человеке и терпение, и мудрость, умение помогать людям, может какие-то новые качества жизни открывать. Так эта энергия искупления в человеке может действовать.
Был доклад Лидии Крошкиной из Твери, посвященный отношению к труду новомученицы матери Марии (Скобцовой). Ей приходилось сталкиваться с русскими эмигрантами, жившими в тяжелейших условиях и вынужденными помногу работать на заводах, конвейерах, в портах и шахтах. Она много размышляла о том, что труд может быть внешне подневольным, но то, ради чего человек его совершает – может перетворить самого человека.
Лидия Крошкина. Фото: sfi.ruЛидия Владимировна приводила пример Симоны Вейль, которая добровольно пошла на завод, чтобы разделить с рабочими изнурительный конвейерный труд. Надо заметить, конечно, что у Симоны Вейль всё-таки был выбор, идти на этот завод или не идти, как у матери Марии был выбор мыть пол шахтёрам или не мыть. Конечно, когда мы говорим о человеке, у которого выбора нет и который обречён на тяжелый труд, то поиск пространства свободы оказывается более трудным.
– Вспоминается автор книги «Сколько стоит человек» Ефросинья Керсновская, для которой даже каторжный труд был и творчеством, и способом выжить в лагере, и возможностью поддерживать несчастных.
Имеет ли ценность само содержание трудовой деятельности? Человек может быть трактористом, может быть поэтом, торговцем людьми, или тем, кто изготавливает ракеты, или очень метким снайпером. В конце концов, человек, который занимается неправедным трудом, может часть своей зарплаты переводить бедным. Важна только цель труда или и сам процесс?
– Интересно, что эта тема звучала на конференции больше не в докладах русских участников. Например, много и серьезно об этом думают наши итальянские друзья. Паоло Петракка и Пьеранджело Торричелли из Ассоциации христиан трудящихся Италии (ACLI) рассказывали о принципах, которые были выработаны этим христианским движением. Они говорили и о том, что труд не должен быть разрушительным, что они борются, чтобы участники их ассоциации не поддерживали военно-промышленные предприятия, чтобы люди имели возможность по крайней мере выбирать те сферы труда, где их совесть не будет повреждена. Для них вопрос этического содержания труда стоит очень серьёзно, и потому это движение успешно противостояло итальянской мафии.
– Есть ли примеры исцелённого труда на наших просторах, в России, в Русской церкви?
Марина Наумова. Фото: sfi.ru– Отдельные предприниматели свидетельствовали на конференции о таком своем опыте. Сейчас достаточно много интересного опыта волонтерского труда. Анор Тукаева рассказывала о фонде, который спасает от разрушения затопленный храм в Вологодской губернии. Интересен опыт труда на братских началах в Преображенском братстве, представленный в докладе проректора Свято-Филаретовского института Марины Наумовой, которая является организатором целого ряда братских предприятий. Когда Марина Анатольевна формулировала принципы труда, рождённые в Преображенном братстве, то начала с того, что сам труд должен отвечать призванию отдельного человека и призванию конкретного христианского сообщества. Ведь изначально цель труда – не прагматическая борьба с нуждой, а поиск и исполнение своего призвания. Если удается устраивать труд таким образом, он качественно меняется, как меняется и характер отношений между трудящимися. Конкуренция, когда каждый хочет урвать побольше благ, финансов, может отступать перед взаимопомощью и братской солидарностью. Конечно, есть определенное напряжение между жаждой доверия и взаимопомощи и стремлением к качественному результату, подразумевающему и профессиональную конкуренцию, и взыскательный контроль. Но нам были предъявлены вдохновенные примеры преодоления этого напряжения в опыте целого ряда предприятий, созданных на братских началах.
