Волжская Германия
История немцев Поволжья началась с манифеста Екатерины II о заселении пустующих нижневолжских земель европейцами. За 10 лет по обе стороны Волги сформировалось свыше 100 колоний и образовалась своя маленькая Германия. Трудолюбивый народ внёс огромный вклад в развитие промышленности в Поволжье. Знаменитая на весь мир ткань сарпинка, кожевенное, маслобойное или мучное производство: за что бы ни брались колонисты – качество их продукции всегда считалось лучшим. Внутри колоний немцы сохраняли свою идентичность, религию и язык. Первым потрясением в размеренной жизни этого народа стала революция и национализация передовых заводов и мельниц. Большинство их владельцев в отчаянии покинули Россию, оставшихся ждала незавидная судьба. Так, крупнейший промышленник и меценат Саратова, мучной король Иван Шмидт после срока в тюрьме смог устроиться лишь могильщиком на немецкое кладбище. К простым колонистам новое правительство отнеслось лучше и подарило автономную область, кстати, первую в РСФСР. Спустя пять лет автономию преобразовали в республику с административным центром в нынешнем Энгельсе-Покровске.
До конца 20-х годов «Волжская Германия» прочно удерживала второе место в стране по уровню грамотности населения. К концу 30-х годов в Немецкой АССР насчитывалось 5 вузов и 11 техникумов, работали национальный и детский театр, музей и издавалась 21 газета. Почти 200-летнюю историю достижений немцев на Волге в августе 1941 года перечеркнул указ об их депортации и обвинения в шпионаже в пользу фашистской Германии.
В сентябре 1941 года из Поволжья депортировали свыше 438 тысяч этнических немцев, в том числе свыше 365 тысяч из Республики немцев Поволжья, 46 тысяч из Саратовской области и 26 тысяч из Сталинградской области. АССР немцев Поволжья ликвидировали, а её территорию разделили между Саратовской (15 кантонов) и Волгоградской (7 кантонов) областями.
Так для почти полумиллиона колонистов окончилась обещанная Екатериной II привилегированная жизнь в России. Мужчинам, женщинам, старикам и детям дали лишь сутки на сборы. Они не успели доехать до конечной точки своего маршрута в Средней Азии и Сибири, когда их дома со всей домашней утварью, засаженными огородами и скотиной заняли новые хозяева.
Без права на возврат
Андрей – или Хайнрих Фельзинг, как значилось в его метриках, – родился за 5 лет до войны в Куккусском кантоне Республики немцев Поволжья, ныне это село Приволжское Ровенского района Саратовской области. Предки Фельзингов приехали в Поволжье в 1766 году из графства Эссен. Жили – по русским меркам – зажиточно. Глава семьи работал в школе комбайнёров, а мать, как и большинство немок, занималась домом и детьми. За год до войны в селе собрали рекордный урожай хлеба. Отец построил просторный и добротный дом. Тогда он не знал, что в новых стенах они проживут совсем недолго. В начале сентября 1941 года семью Фельзинг вместе с односельчанами депортировали в Сибирь.
– Взять разрешили только самое необходимое, – вспоминает Андрей Андреевич. – Родители успели зарезать и закоптить десяток кур. Все думали, что мы уезжаем ненадолго, и надеялись быстро вернуться обратно. Детей и провизию до железнодорожной станции везли на телеге, взрослые шли рядом.
Ехали долго. В пути рождались младенцы, умирали дети и старики. В теплушках свирепствовала скарлатина. Тела умерших детей заворачивали, во что придётся, и отдавали на станциях. Те, кто потерял близких, так и не узнали места их захоронения.
В конечный пункт в Новосибирскую область теплушки приехали к зиме. Отца сразу забрали в трудармию. Советские немцы работали наравне с заключёнными на лесоповалах и в шахтах. Потом забрали и мать, а детей распределили по детским домам. Андрей несколько раз сбегал оттуда, скитался по дворам и улицам. Когда вышел закон, который освободил от принудительных работ женщин с детьми до трёх лет, мать отпустили. С трудом она отыскала дочь и сыновей. С 7 лет Андрей помогал колхозникам: подгонял быков, возил волокуши, а с 12 лет трудился в колхозе.
После войны в семье Фельзингов родились дети, которые никогда не видели и не знали своей волжской Родины, но старшее поколение ещё долго грезило ею. Однако вернуться обратно они так и не смогли. До 1964 года советские немцы жили в спецпоселениях, побег из которых грозил 20 годами каторжных работ. Лишь при Брежневе им разрешили покинуть ссылку с пометкой «без возврата в места прежнего проживания». Фельзинги переехали в Южный Казахстан. Андрей Андреевич прошёл путь от рядового комбайнёра до полковника налоговой службы, преподавал в высшей школе МВД и даже написал несколько книг.
Без флага и без родины
Вице-президент Национально-культурной автономии российских немцев Поволжья Саратовской области, в прошлом лётчик-истребитель Александр Арндт о существовании немецкой республики узнал уже взрослым. Мать, Марта Фридриховна Шваб, показала ему газетную вырезку с указом о переселении, которую хранила всю жизнь. Уроженку старейшей поволжской колонии немцев из Швабии депортировали в Казахстан в 15 лет. Из всей семьи Швабов избежать насильственного переселения удалось только её старшей сестре, так как её русский муж воевал на фронте. Но «бронь» оказалась недолгой. Муж погиб, и молодую женщину с грудным ребёнком выселили в Казахстан.
– Предки по отцовской линии происходили из села Альт-Варенбург, ныне это село Привольное Ровенского района Саратовской области, – рассказывает Александр Эдуардович. – Бабушку и дедушку раскулачили и арестовали ещё до депортации. Осиротевший в 12 лет отец ночевал в кошаре с колхозными овцами и перепродавал молоко по поездам. Потом в Питерке отучился на тракториста, оттуда его и депортировали. Отец прошёл трудармию, строил металлургический завод в Челябинске.
Печать сына врагов народа Александр Арндт нёс, даже не зная об этом. Лишь с четвёртой попытки его зачислили в лётное училище. Постановлением ЦК КПСС немцам ограничивали поступления в вузы и назначения на руководящие посты. По этой причине Арндту негласно отказали в приёме в военно-воздушную академию и не утвердили в высшей командной должности. Служба в советских ВВС сыграла против него и в отношениях с исторической Родиной. Когда позже он подавал документы на переезд в Германию, немецкая сторона отказала ему с формулировкой «за службу тоталитарному режиму».
Республика, которой нет
С распадом СССР и обострением национальных вопросов в среднеазиатских республиках русские, украинцы и белорусы массово переезжали на историческую родину, но двум миллионам немцев уезжать было некуда, и все чаще звучали требования о восстановлении исторической справедливости. Андрей Фельзинг вспоминает, что автономию для немцев пытались сделать ещё в конце 70-х в границах нынешней казахской столицы Нур-Султан. Но местные жители высказались против. Да и сами немцы видели свою республику только там, где они прожили почти 200 лет.
Андрей Фельзинг вернулся в Саратовскую область, когда шли активные дебаты по поводу восстановления автономии и создавалась специальная рабочая группа. Тогда же он посетил родное село и нашёл свой дом. Теперь это одно из сельских госучреждений. Ни одному депортированному немцу так и не вернули потерянное имущество. Всё, что им полагалась, – компенсация не более 10 тысяч рублей.
Андрею Фельзингу за отцовский дом дали 6 тысяч. После поездки в родное село он стал ещё активнее бороться за возвращение Республики немцев Поволжья и создание первой в Саратове немецкой национально-культурной автономии.
О своей республике мечтала и мать Александра Арндта. В конце 80-х сын привез её на место, где когда-то стояло её родное цветущее село.
– Посмотрев на то, что от него осталось, она сказала, что вернулась бы, только если бы здесь возродили её родную немецкую республику, – вспоминает Александр Эдуардович.
Грёзы о своей республике стали для российских немцев катализатором надежд на счастливое будущее в России. И в одно время казалось, что их мечты обретут реальность. В июле 1992 года в России подписали протокол о сотрудничестве между правительством РФ и ФРГ с целью поэтапного восстановления государственности российских немцев в областях традиционного проживания их предков. Согласно этому документу, правительство РФ обязалось восстановить республику немцев Поволжья. Германская сторона, в свою очередь, гарантировала поддержку экономических, культурных и социальных мер по содействию такому развитию, включая финансовую помощь территориям, где планировалось восстановление республики. Говоря простым языком, ФРГ брала на себя создание необходимой инфраструктуры для переселенцев, включая содействие в современном оснащении промышленных предприятий и агропромышленного комплекса.
Заявляя о желании реабилитировать репрессированные народы, в России приняли мораторий на территориальные изменения. В итоге на пути у российских немцев встал Саратовский обком КПСС и горкомы Красноармейска и Маркса. По их инициативе в Энгельсе и Марксе проводили митинги, а на заборах в то и дело появлялись грубые высказывания против автономии. Впрочем, в кулуарах поговаривали, что причина недовольства крылась не столько в нежелании развития немецкой культуры на Волге, сколько в угрозе разоблачения крупных хищений в системе саратовской мелиорации. Против воссоздания немецкой автономии выступил и Борис Ельцин. Аргументом стало некомпактное проживания немцев в регионе. Взамен им предложили военный полигон в Волгоградской области. По той же схеме не увенчалась успехом и идея создания национально-культурной автономии в совхозе Бурный.
Провальный проект
С тяжёлой экономической ситуацией в 90-е переезд российских немцев в Германию принял массовый характер. Перебрались в Баварию родители Александра Арндта и дочери Андрея Фельзинга. Но желающих вернуться на Волгу даже тогда оставалось немало. Чтобы сократить количество выезжающих, в Саратовской и Волгоградской областях утвердили ряд российско-германских программ. В рамках этих проектов предполагалось совместное строительство посёлков для компактного проживания немцев с организацией рабочих мест и культурных центров.
– На средства немецкой стороны планировали построить восемь посёлков в Саратовской области и ещё три в Волгоградской, – рассказывает Александр Арндт. – В чистом поле выросло село Степное под Марксом, и ещё 100 домов построили в посёлке Бурный под Энгельсом. Российская сторона щепетильно относилась к проекту и требовала создать условия, которых не было в саратовских сёлах. Кирпичные коттеджи должны быть оборудованы всеми коммуникациями, включая канализацию и очистные сооружения. При этом свою часть программы россияне сорвали. За два года построили лишь 8 домов в Ровенском районе. Те из немцев, кто дождался своих домов, из-за их удалённости не смогли найти работу и уехали на заработки. В итоге финансирование строительства свернулось.
Последние несколько лет поволжские немцы компактно проживают в совхозе Бурный Энгельсского района, в селе Багаевка Саратовского района, а также в посёлке Степное под Марксом. В общей сложности их осталось около 7,5 тысячи. По словам Андрея Фельзинга, который сейчас живёт в немецкой части села Багаевка, из 26 построенных для переселенцев коттеджей немцы живут лишь в половине из них. В основном это потомки смешанных браков. Ушло в прошлое и сотрудничество Саратовской области с Германией. Немецкая сторона поддерживает лишь культурную деятельность. Под патронатом саратовского культурно-просветительского центра «Фройндшафт», что в переводе означает «Дружба», в области работает 11 немецких центров.
– У нас можно научиться немецким песням, танцам и – самое главное – языку, который профессиональные педагоги в рамках программы поддержки этнических немцев преподают бесплатно. При этом доля немцев среди тех, кто приходит в центр, не превышает 30 процентов, – рассказывает руководитель «Фройндшафта» Любовь Шорохова.
Памятник за забором
Событием для уже немногочисленных потомков колонистов стало появление монумента в память о репрессированных советских немцах. Памятник с цитатами из Гёте и солженицынского «Архипелага ГУЛАГа» по инициативе Александра Арндта установили к 70-летию депортации на пожертвования неравнодушных людей на территории энгельсского Госархива немцев Поволжья. Разрешения на установку монумента инициаторы добивались сложно.
– Нас убеждали, что их родных не депортировали, а эвакуировали, чем спасли им жизнь. Требовали сменить название и отбить плитку с готовой надписью. Для охраны памятника пришлось даже нанять ЧОП, – рассказывает Арндт.
В отместку тогдашний глава Энгельсского района Дмитрий Лобанов огородил памятник забором. Сейчас Дмитрий Юрьевич отбывает тюремный срок за злоупотребление служебным положением и взятки, но ограждение так и стоит. Кроме того, немцев обязали платить за аренду земли под монументом. Только за пять лет её сумма перевалила за 100 тысяч рублей. Долг погасили, но денег на переоформление земли не нашли.
– Наш памятник до сих пор в подвешенном положении. Законодательство по истечении определённого срока позволяет признать его бесхозным имуществом и перевести на баланс муниципалитета. Так как в ближайшие годы отношение к немцам в России вряд ли изменится, это наилучший вариант.
– Мы всегда считали Россию Родиной и служили ей. У меня много наград, но дороже медаль Святой великомученицы Екатерины II, которую мне вручили за верную службу Отечеству. Как человек и как юрист я понимаю, что сейчас создать Республику немцев уже невозможно, но и молчать об этом тоже нельзя, – считает Андрей Фельзинг.
Александр Арндт придерживается иной точки зрения.
– Сейчас я за то, чтобы о существовании на этой земле немцев поскорее забыли, да и следов от немецкого народа практически не осталось, – говорит он. – Власти сделали всё, чтобы их стереть. Помните, в 2013 году возле саратовской консерватории открыли мемориал в честь 250-летия немцев Поволжья? Так вот сейчас его нет. Официально его убрали при замене плитки, но так и не вернули. Я уверен, что такая политика идёт с большого верха. Конечно, это не относится к простым саратовцам. Время всё стирает: пройдет 50 лет – и от российских немцев на Волге не останется и следа…