«Большой террор» – период в истории СССР 1937–1938 годов – зияющая и неплохо изученная историками рана на телах всех бывших советских республик, включая Россию. Виновные определены, жертвы приблизительно подсчитаны, на Лубянке прямо перед нарядным зданием ФСБ вместо памятника Феликсу Дзержинскому стоит Соловецкий камень. На деле же доступ к формально рассекреченным архивам приходится выбивать в суде.
Историк Сергей Прудовский уже больше года пытается добиться от УФСБ по Тульской области доступа к протоколам «особых троек». Его интересует период с 17 сентября по 15 ноября 1938 года: в это время по всему СССР были осуждены более 105 тысяч человек, 72 тысячи из них на смерть. Это период завершения так называемых «национальных операций», по сути этнических чисток, когда к расстрелу или 10 годам лагерей приговаривали людей за принадлежность к «чуждым для СССР» национальностям – полякам, немцам, латышам, литовцам, эстонцам, финнам, грекам и многим другим. Это одна из самых массовых репрессивных кампаний НКВД наряду с уничтожением «кулаков» и чисткой внутри самих спецслужб.
Историк Сергей Прудовский. facebook.com/sergey.prudovskiy«Интересуют меня протоколы заседания “особых троек”. В 1937-м проходили так называемые национальные операции. В первое время решения по ним выносила двойка в составе наркома внутренних дел и прокурора СССР. Но к осени 1938 года скопилось такое большое количество дел, более ста тысяч, с которыми двойка не справилась. Политбюро приняло решение, поддержанное приказом НКВД, об образовании “особых троек” при региональных управлениях НКВД, куда входили начальник краевого, областного или республиканского управления НКВД, первый секретарь обкома или крайкома ВКП(б) и прокурор республики, края или области», – рассказывает Прудовский в комментарии «Столу».
Точные данные о количестве репрессированных есть для каждой республики, края и области Советского Союза. Печальным исключением стала Тульская область. Местное УФСБ на запрос Прудовского дать доступ к документам ответило отказом. В ведомстве сослались на часть первую статьи 25 Федерального закона «Об архивном деле». Эта статья позволяет ограничить доступ к архивным документам, если на это есть международный договор или закон Российской Федерации. Далее УФСБ уточнило, что непосредственно ограничивает доступ к материалам статья 9 Федерального закона «Об информации, информационных технологиях и о защите информации». Однако сама по себе эта статья не ограничивает доступ к архивным документам. Так что Прудовскому пришлось обратиться в суд.
После подачи иска тульское УФСБ придумало новую версию отказа. Теперь они ссылались на 6-ю статью Федерального закона «О Федеральной службе безопасности» и на закон «Об информации». На самом заседании мотивировка опять изменилась. Теперь выдвинута версия, что документы о репрессиях на почве национальности могут «повлечь разжигание расовой, национальной или религиозной вражды, розни». Тульский городской суд в итоге отказал Прудовскому, но историк подал апелляцию.
«У апелляционного суда возникли вопросы к УФСБ: какой методикой пользовались, когда признавали сведения опасными, и на каких нормативных документах основано решение ответчика. Также был вопрос, накладывались ли раньше какие-либо ограничения при рассекречивании, документов в тульском УФСБ. На что они ответили, что это у них впервые», – говорит Прудовский.
На самом деле в большинстве регионов России протоколы «особых троек» доступны, за ними не надо охотиться через суд. Более того, в УФСБ Прудовскому заявили, что по отдельным репрессированным получить данные можно, достаточно знать имя. Но, во первых, это незаконно, во вторых, чтобы знать, кого репрессировали, нужны эти самые протоколы. Пока было только одно заседание апелляционной инстанции, но уже 26 мая пройдёт следующее, на который стороны представят суду новые аргументы и доказательства.
Национальные операции довольно неплохо изучены. Как ни странно, тут постаралось само НКВД. Первый спецотдел НКВД, учётно-статистический, в ноябре 1938 года составил таблицу, в которую занесли данные, сколько человек в каждом регионе было осуждено «особыми тройками», кому дали срок, а кого расстреляли. При этом по Тульской области сведений не было.
«Из-за того, что в сводной таблице данных не было, всё это время считалось, что там вовсе не было “особой тройки”. Но удалось выяснить, что это не так. Кстати, такая же ситуация в Ивановской области», – поясняет Прудовский.
Получается, что в хорошо изученной теме национальных операций есть существенный пробел: историки и общественность не знают, ни сколько было репрессированных на самом деле, ни их имён и фамилий. И хотя ФСБ напирает на аргумент, что это знание общественно опасно, на самом деле раскрытие информации о массовых репрессиях – это путь к примирению общества.
«Сокрытие таких документов от общественности может порождать фальсификацию, слухи, недостоверную информацию. Раз нет документа, то можно говорить что угодно. Сокрытие этих данным может вести к расколу общества. Ведь наша страна, Российская Федерация, не отрицает, что были репрессии, она называет их преступлением. Тем более что и двойки, и тройки – это органы, не предусмотренные Конституцией, то есть незаконные даже по советскому праву»”, – отмечает историк.
Действия тульской УФСБ больше похожи на местную инициативу, поскольку в большинстве регионов такой проблемы нет. На официальном уровне Российская Федерация осуждает советские репрессии, хотя и действует непоследовательно. С одной стороны, президент Владимир Путин открывает памятники жертвам репрессий, с другой, правозащитный центр «Мемориал» сначала признают иностранным агентом, а потом и вовсе ликвидируют (на днях решение вступило в силу). Получается картина такого двоемыслия: репрессии никто не отрицает, но об их масштабах знать обществу не надо, историю фальсифицировать нельзя, но и изучать тоже.
«Думаю, что такое нежелание давать доступ к архивам – это попытка спасти “честь мундира”. ФСБ считает себя наследницей ВЧК, НКВД и КГБ, в кабинетах сотрудников висят портреты Дзержинского, они наследники той системы. Естественно, что по возможности они скрывают информацию о репрессиях. Пару-тройку лет назад начальник ФСБ Бортников писал, что репрессии были “перегибами на местах”. Хотя это было совсем не так», – считает Прудовский.
Пустые коробки для документов, хранившиеся в архиве КГБ, на ул. Большая Лубянка д. 14. Фото: Ведяшкин Сергей / АГН "Москва"При этом нельзя сказать, что российское общество не заинтересовано в раскрытии данных о репрессиях прошлого. Многие россияне в последние годы интересуются историей собственных семей, ищут в открытом доступе документы своих предков и нередко натыкаются на архивы НКВД, где оказывается короткая справка: «Осуждён на 10 лет, погиб в лагере».
Конечно, сейчас запросов несколько меньше, чем в 1990-е, когда на волне гласности и демократического единения власти с народом рассекречивались архивы, открывалась правда о прошлом, которая объясняла исчезновение из семейных альбомов фотографий. Тогда, в 1990-е, президент Борис Ельцин издал указ, по которому все дела и документы 1917–1991 года должны были рассекретить и передать в государственные архивы. Но это всё не было выполнено, до сих пор многие документы не были де-факто рассекречены. Со временем запрос общества притупился, но тем не менее необходимо знать и жертв, и палачей.
«Незнание этого привело к тому, что мы имеем сегодня: к новым политическим делам. Тем более что масштаб тех репрессий таков, что почти каждый человек, живущий в России, – потомок репрессированного или его родственника», – заключает Прудовский.
В его работе это не первый случай, когда ФСБ пытается скрыть данные о советских палачах. В 2018 году Прудовский пытался рассекретить дело Татьяны Кулик, еврейской переселенки из китайского города Харбин, которую расстреляли в Бутово 1937 году, обвинив в шпионаже в пользу Японии. Данные на харбинку выдали, но не целиком, в ксерокопиях документов были вымараны должности, звания, фамилии и подписи сотрудников НКВД и прокуратуры, сфальсифицировавших уголовное дело.
Прудовский обратился в суд. Однако все инстанции, включая Верховный суд, посчитали, что ФСБ ничего не нарушила, выдав документы в таком неполном виде. Суды ссылались на то, что данные сотрудников спецслужб сами по себе – это гостайна. Это действительно так, согласно Указу президента России № 1203 от 30 ноября 1995 года. Но другой документ, Указ президента № 685 от 23 июня 1992 года, предписывает полностью рассекретить дела репрессированных.
Отдельный абсурд ситуации в том, что дела других заключённых, репрессированных теми же людьми, полностью рассекречены. И имена палачей известны. В аналогичных документах фигурируют Вольфсон Илларион Иосифович, Постель Аркадий Осипович, Сорокин Иван Григорьевич, Якубович Григорий Матвеевич, Реденс Станислав Францевич.
Как война не закончена, пока не похоронен последний солдат, так и «большой террор» не прекратился, пока все жертвы и палачи не будут названы.
