В первую свою загранпоездку в Англию Николай Вавилов отправился, будучи сотрудником кафедры частного земледелия Петровской академии под руководством академика Дмитрия Прянишникова. Молодой, но уже блистательный учёный недавно венчался с Екатериной Сахаровой в храме Иоанна Предтечи на Пресне. Кстати, не так давно стала известна дата венчания – 19 октября 1912 года. Считалось, что пара вместе отправилась в Лондон в 1913 году, но это оказалось не так: жена приехала позже. Получив 625 рублей на закупку семян, растений и книг, в 1913-м Николай Вавилов едет в Лондон один, о чём свидетельствует открытка: «4 дня в Лондоне. Устроились неважно. Рекомендованные в Москве учителя англ. языка оказались плохими. Да и нам могут мало внимания. С питанием тоже неважно. Да и от города далеко. Обдумываем, как устроиться. Пришлите всё то, что Лидерт получит на моё имя, особенно Journal of Genetics. (Хотелось бы видеть Science, пока не устроюсь с библиотекой – зачёркнуто Вавиловым)». Благодаря этой открытке, а также карте и путеводителю по Лондону с пометками мы знаем и дату приезда Николая Вавилова в Англию – 22 августа, и его первый адрес: Hornsey Rd.
Довольно быстро учёный окунулся в научную жизнь Англии, участвовал в заседании Британской научной ассоциации. Но главное – познакомился с одним из отцов генетики, автором термина «генетика» Уильямом Бэтсоном – кембриджским учёным, который активно продвигал в науку женщин и спорил с учением Дарвина. «В Кембридже, между тем, свила себе гнездо, если не особенная по своим заслугам, то довольно крикливая и умеющая себя рекламировать партия антидарвинистов, – писал Вавилов в журнале “Научное слово” в 1910 году. И читать теперь это забавно, понимая, какая глубокая дружба свяжет вскоре двух учёных. – Главою ея считается профессор Бэтсон; его подголосками выступили позднее наш академик Коржинский, так и профессор Де-Фриз». Эти первые впечатления вскоре рассеются, учёные проникнутся глубоким уважением и симпатией друг ко другу и вместе внесут огромный вклад в мировую науку. Бэтсон без длительных проволочек предоставил Вавилову участок для опытов в Мертоне близ Лондона, а к участку – 160 сортов пшеницы, наиболее резко отличающихся морфологически и физиологически, с целью изучить их отношение к желтой ржавчине.
Это было далеко не всё, чем был занят Вавилов. Профессор Персиваль из Редингского университета предоставил ему возможность вести наблюдения над огромной коллекцией, в которой было до 2500 сортов пшеницы, собранных по всему миру. «По совету Бэтсона», находясь в Англии, Вавилова написал в 1914 году в Journal of Genetics статью об иммунитете к грибным заболеваниям как физиологическом критерии в генетике и систематике, что стало первым этапом работы Николая Вавилова над «Иммунитетом...».
Коллекция початков кукурузы в кабинете Николая Вавилова. Фото: Luigi Guarino / Flickr25.10 он пишет жене открытку: «Я боюсь только подумать – сегодня уже ¼ периода. И столько осталось сделать. На следующей неделе надеюсь увидеть тебя здесь. Твои уроки (лекции) в понедельник, пятницу и среду. (…) Здесь холодно, снег, и я жгу газ в печке. Сегодня у меня было несколько лекций, новые рекогносцировки, немного практической работы по цитологии и библиотека. Завтра – воскресенье – посвящаю книге Бэтсона, которая даёт намного больше, чем всё остальное, вместе взятое. Самое важное, что она наводящая на мысли и критическая. После этой книги Бэтсон вырос в моих глазах. Теперь я уверен, что обязан был сначала попасть в Англию без всяких сомнений». По мнению Татьяны Авруцкой, речь идёт о книге «Проблемы генетики», которая, к слову, сохранилась в личной библиотеке В.С. Воробьёва и имеет на титуле пометку «Н. Вавиловъ» и пометку «g48». Экземпляры с такими пометками хранятся в мемориальном музее-кабинете Н.И. Вавилова в Москве.
Поражает воображение описание Вавиловым дискуссий менделистов и биометриков. Интерес научной мысли к этим мероприятиям был таким, что они являлись полноценными светскими раутами. «Ещё в 1913 году, когда нам пришлось учиться в Англии, нам приходилось неоднократно слушать блестящие лекции Пирсона, посвящённые громовой критике менделизма, и даже видеть демонстрацию опытов по скрещиванию пегих собачек. (…) И вот вы можете себе представить почтенную аудиторию Королевского института, где лекции начинались в 9 вечера, где дамы появлялись в бальных костюмах (так как иначе их туда не пускали), а джентльмены – во фраках (это были особого типа лекции, помимо обычных лекций, которые происходят в дневные часы), и вся эта аудитория, можно сказать, весь цвет английской науки, смотрит опыты, опровергающие менделизм, опровергающие его опытным порядком, в очень остроумной форме, на пегих собачках, с блестящим лектором». К слову, Пирсон, столь открытый широкой публике, отказал Николаю Вавилову в посещении своей лаборатории, побоявшись нарушения авторских прав. «Лаборатория старая, – объяснил Пирсон, – а свои работы надо сначала кончать, а потом показывать».
Записные книги Николая Вавилова. Фото: Luigi Guarino / FlickrПолучив в Великобритании всё, что хотел, Вавилов едет во Францию, Германию и планирует дальше направиться в США. Но разразилась Первая мировая, когда супруги Вавиловы осознали, что находятся в стане врага. Они вернулись в Англию, откуда отплыли домой. Мы до сих пор не знаем, что пережил Николай Вавилов. Знаем только, что пароход, на котором находилась большая часть научного груза: семена, гербарии, коллекции растений, книги, – подорвался на мине и затонул. А сестра Лидия «встретила Николая худым, с дёргающейся половиной лица». «Он хочет готовиться к магистерским экзаменам, – писала Лидия Курносова. – Его положение скверное, не кончил за границей, и нет осознания окончания». За этой трагедией последовала ещё более ужасная – Лидия умерла от чёрной оспы, будучи беременной. Но Николай Вавилов в письме Бэтсону от 15 ноября 2014 года пишет, что снова «понемногу» работает в институте и надеется возобновить путешествие после войны. «После Англии, после Британского музея, библиотеки в Кью-Гардена и всех научных институтов Лондона и Кембриджа здесь в науке затишье, – пишет он. – Особенно теперь, когда мы не получаем иностранной периодики (получали её через Лейпциг) и книг». Вавилов вновь попадет в Англию только в 1921 году, уже будучи директором отдела прикладной ботаники и селекции Учёного комитета Наркомзема. А в Англии его будут помнить ещё долго. Американский генетик А. Вейнштейн в 1925 году написал Вавилову: «Вас ещё помнят в Кембридже, и то место, где Вы обычно проводили гибридизацию своих растений, мне было показано».
«На благо народа этой страны и всего человечества»
Продолжением европейской поездки должна была стать командировка в США. И этот период жизни Вавилова является одним из самых неизученных. Отчёта учёного о поездке исследователям обнаружить не удалось, так что эта часть биографии Вавилова написана по фотографиям и открыткам, отправленным жёнам. Это путешествие стало возможным только через семь лет после возвращения из Англии и было сопряжено с такими организационными сложностями, что вставал вопрос, пустят ли учёного за границу вообще. Но генетикам было за что бороться: доклады Николая Вавилова и Артура Ячевского должны были стать первым официальным выступлением учёных, представляющих Россию на международных научных форумах. К этому времени Вавилов, переживший две войны и революцию, возглавлял отдел прикладной ботаники и селекции Сельскохозяйственного учёного комитета Наркомзема РСФСР. Для разрешения на выезд понадобилось 218 подписей, 118 бумаг, заключение 7 ведомств, 12 коллегий. «Выехать за границу, да ещё с золотом, – это такое предприятие, что мне ещё самому кажется невероятным, – пишет Вавилов 28.06.1921 своей второй жене Елене Барулиной. – Поездка нам всем (подчёркнуто Вавиловым) даст так много, что надо попытаться. (…) В Саратове и на Юго-Востоке надвигается катастрофа, началось бегство. А.А. Рыбников делал доклад в М. Об-ве с.х-ва, на съезде взывая к помощи. Отправили делегацию к Ленину. Голод самый реальный. Студенты и профессора, население бежит. В Москве много саратовской профессуры устраивающейся. Неурожай хуже 1891 г. И откуда придёт помощь – неизвестно. Граница по существу закрыта. Холера, чума…, etc. (…Я раньше думал, что это гипербола». Средства, о которых упоминается в письме, – это 211 750 золотых рублей на приобретение новейшей литературы и приборов. А сама поездка планировалась с ознакомительными целями.
Но и в пути спокойно не было. Пароход плыл в океане две недели по таким штормам, что Артур Ячевский заказал по прибытии молебен. Из-за всех проволочек учёные опоздали на Международный конгресс по болезням хлебов, но делу это всё равно не помешало.
Николай Вавилов в первые дни пребывания подружился с доктором Ортоном, директором Института растениеводства в Вашингтоне, а затем и с десятками других профессоров. Одной из важнейших его заслуг стало решение в Вашингтонском министерстве торговли и промышленности вопроса о ввозе в Советскую Россию семян. Это было архиважно после неурожая 1921 года и в связи с надвигающимся голодом. Вавилов и Ячевский посетили десятки институтов и опытных станций в 14 штатах. Обладая удивительной харизмой, Николай Иванович наладил тёплые отношения со многими американскими учёными: Марией Рагландом Дэвисом, Лютером Бэрбанком, Германом Меллером, Келвином Бриджесом и Альфредом Стертевантом. А главное – с Томасом Гентом Морганом, одним из основоположников генетики. Прямо в Колумбийском университете Вавилов не побоялся критиковать великого учёного за его гипотезу линейного распределения генов. «Но справедливость заставляет отметить, – пояснял Вавилов по возвращении в Москву на лекциях, – что сам Морган в первое время вводил это распределение как удобную рабочую гипотезу, которая в дальнейшем должна была быть подтверждена или опровергнута фактами».
Моргану Вавилов понравился сразу. Вот что он пишет в рекомендательном письме генетику Джулиану Хаксли: «Я хотел бы представить Вам профессора Вавилова из Петрограда, которому было разрешено выехать из России для кратковременного посещения нашей страны (…). Я уверен, что Вы получите огромное удовольствие от знакомства с проф. Вавиловым. Могу ли я просить Вас представить его кому-либо из тех людей в университете, кто проявляет интерес к его работам по его специальности?».
Гениальный российский учёный и не мог производить иного впечатления на коллег. Герман Меллер пишет: «Его высказывания, всё его поведение и вся его деятельность убедили меня в том, что в Советской России открылись грандиознейшие возможности для развития генетики как теоретической, так и прикладной – на благо народа этой страны и всего человечества». Дружба между генетиками вылилась в научные взаимоотношения между странами. Оказывается, именно Вавилов взял на себя поручительство за пребывание Меллера в России в 1922 году, когда Меллер привёз в Кольцовский институт коллекцию линий дрозофилы. Затем Меллер пять лет руководил отделом проблем гена и мутаций в Институте генетики АН СССР.
Интересно, что как раз в годы пребывания Вавилова в Нью-Йорке прошла масштабная выставка America Making, где образ России был представлен сенсационным для обычных посетителей фактом. Всё земледелие Канады и северной части США основано на русских сортах пшеницы, ржи, ячменя, овса. Русские сорта яблонь, груш, черешни заселяют сады Канады. Вряд ли это совпадение. Но в любом случае этот факт является следствием тех связей, которые удалось наладить Вавилову в США. Разумеется, не пропало и золото, которое было выдано под стратегические закупки. Вавилов закупил 7275 образцов культурных растений, семенной материал, материал для испытаний, книги, журналы – все научные издания, которые вышли за последние семь лет.
Николай Вавилов в Аризоне. Николай Вавилов и Доктор Генри в Буэнос-Айресе. Николай Вавилов на экспериментальной станции в Пергамино, Аргентина. Фото: из архивов Всероссийского института генетических ресурсов растений имени Н.И. ВавиловаВ начале ноября 1921 года Николай Вавилов возвратился в Европу, где его ждало печальное разочарование, особенно заметное на фоне передовых лабораторий США. Представители научной интеллигенции Европы в числе первых записались добровольцами на фронт, многие погибли. Научная жизнь почти замерла, заменить потери было некем. «У нас сделано больше, чем в Кембридже за 7 лет», – пишет Николай Вавилов в открытке 5.12.1921. О темпах его работы можно судить по таким выдержкам из открыток: «Был сегодня у Бэтсона. Самого увижу завтра. Вчера на ночь читал новую книгу о пшенице Persival`я. Это великая работа за 2 столетия». «Прощаюсь с Лондоном, через час во Францию. В Англии всего не сделал, даже не был у Пирсона. Второпях, ночью, писал заказ на 700 сортов Sutton`у корнеплодов и прочего». «Возвращаюсь от де-Фриза. Он был чрезвычайно любезен. (…). Переговорили о новых работах, конечно, о Моргане, о рядах очень одобрительно. Получу всех мутантов. Словом, сегодня я счастлив. Когда видишь больших людей, то это поднимает над уровнем». «Германия, Кёльн. Позади Америка, Англия, Франция, Бельгия. Скорее надо в Питер, хочется скорее взяться за ряды, системы, починить полевые культуры Юго-Востока, проблем без конца. Надо бы повидать Baur`а, Correns`а, Lotsy, de Vries`а, Nillson`а Eble, Lobanssen`а, не знаю, удастся ли всех. Боюсь, что этот год будет слишком труден для России. Скорее надо на выручку».
Особенно больно читать о стремлении прийти на выручку, зная теперь, что именно эти загранпоездки лягут в основу смертного приговора Николаю Вавилову. «Вавилов проводил шпионскую работу в пользу иностранных разведок, будучи связан с заграничными белоэмигрантскими кругами и поддерживая неофициальные связи с представителями иностранных консульств и иностранцами, проживавшими на территории СССР», – написано в обвинительном заключении по его делу. И гениального учёного с мировым именем, который положил жизнь на то, чтобы накормить мир, в тюрьме заморили голодом и «забыли», где он похоронен.
Фото арестанта Николая Вавилова. Фото: Народный комиссариат внутренних дел
