Каноны биоэтики ещё не утвердились ни в одной из религий, а жизнь бросает один вызов за другим. Англия уже лет пять стоит перед необходимостью разрешить ситуацию с отключением младенцев от аппаратов поддержания жизни. В СМИ обсуждают истории малышей Альфи Эванс, Альты Фикслер, Тафиды Ракиб, Чарли Гарда, Айзаи Хааструп и Пиппы Найт. Каждому из них врачи диагностировали смерть мозга и «в наилучших интересах ребёнка» приняли решение перестать искусственно поддерживать жизнь в теле. При этом детей не отдавали родителям – таковы английские законы. В душераздирающие истории включались иностранные общественные организации и Ватикан, но Верховный суд Великобритании оставался непоколебим. И вдруг произошло чудо. Тафиду Ракиб удалось перевезти в Италию, она пошла на поправку, сейчас даже уже дышит самостоятельно. Чудо не только не решило, но углубило проблему, потому что только на поверхностный взгляд она решается легко. Казалось бы, о чём спор? Детей от аппаратов не отключать или отдать по решению родителей на попечение других медицинских организаций. Признать человека живым до тех пор, пока в нём есть любые признаки жизни. Но оказывается, так не получится, и ответ, возможно, нужно искать на стыке разных наук и дисциплин: медицины, социологии, права, философии и богословия. «Если бы всё было понятно, вопрос о вере не стоял, – говорит Маргарита Шилкина, декан факультета религиоведения СФИ. – Для верующего человека жизнь духа автоматически не связана с функционированием тех или иных органов».
Смерть в законе
Медики держат удар и опираются на неврологический критерий смерти, который был введён Гарвардской медицинской школой в 1968 году. Человек признается мёртвым, если в нём не зафиксирована нейроактивность. Этот рационалистический подход подвергался критике и подозревался в желании получить как можно больше донорских органов для трансплантологии. Врачи в ответ обвиняли оппонентов в негуманности, ведь современные методы позволяют поддерживать «искусственную» жизнь очень долго. Но означает ли необратимое повреждение головного мозга утрату человеческой природы? Когда дух покидает тело?
– Духовное, душевное и телесное живут по разным законам, движутся в разных направлениях, и это доказано клинико-психиатрическим, клинико-психологическими исследованиями», – сказал Владимир Калинин, ведущий открытых клинических разборов Независимой психиатрической ассоциации России.
Не задерживать отход души
Современный иудаизм опирается в таких вопросах на мнение главного раввина Объединённых еврейских конгрегаций Великобритании Иммануэля Якобовица и его труд «Еврейская медицинская этика», вышедший в 1959 году. По нему, человеческая жизнь священна и имеет высшую и бесконечную ценность.
«Значение человека равносильно значению всего творения, вместе взятого», – гласит трактат «Берахот». В «Сангредине» сказано: «Сотворён был только один человек. Это должно служить указанием, что тот, кто губит хотя одну человеческую душу, разрушает целый мир, и кто спасает одну душу, спасает целый мир». Любой шанс спасти жизнь, каким бы незначительным он ни был, должен быть реализован любой ценой. Каждая жизнь одинаково ценна и неприкосновенна, включая преступников, заключённых и неполноценных людей. Нельзя жертвовать одной жизнью, чтобы спасти другую или даже любое количество других. Никто не имеет права распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению.
– Еврейское мировоззрение не принимает концепцию, которая требует сохранения закона природы, и поэтому избегает вмешательства в природные процессы, – писал израильский врач и специалист в области биомедицинской этики рабби Авраам Стейнберг. – Наоборот, человечество является партнёром Всемогущего в улучшении мира во всех сферах.
Если привести примеры, то отношение иудеев к репродуктивным технологиям в целом положительное, ведь «всякий, кто не занимается исполнением заповеди «Плодитесь и размножайтесь», словно проливает невинную кровь». Трансплантология тоже одобряется большинством рабби: «Не стой (в бездействии) при виде крови ближнего твоего». А эвтаназия абсолютно неприемлема, воспринимается как убийство. Но всё же отключение младенцев от аппаратов возможно. Кодекс «Шульхан Арух» содержит разрешение удалить от умирающего посторонние помехи, как-то «цоканье или соль на языке, задерживающие отход его души».
– Но поскольку не всегда в древних источниках возможно найти прямые указания, релевантные случаи, то решение выносится на основании широких гуманистических ценностей еврейской традиции, моральной интуиции, – говорит Наталья Раевская, доцент кафедры гуманитарных дисциплин и биоэтики Санкт-Петербургского государственного педиатрического медицинского университета. – При безусловном сохранении правового подхода всё больше вопросы решаются поголовным большинством рабби исходя из желания помочь людям с использованием современных медицинских средств.
Не убивайте самих себя
В исламе много лет разворачивается дискуссия, как относиться к пересадке органов, учитывая, что Египет – одна из мировых столиц чёрного рынка трансплантологии. Аргументы против восходят к тезисам о неприкосновенности тела и человеческой жизни. Трансплантация в данном случае истолковывается как путь к гибели, так как наносит вред донору: «Не убивайте самих себя» (то есть друг друга). Тело мусульманина неприкосновенно даже после смерти: «Сломать кость умершему (человеку) подобно тому, что её сломают живому». Но с другой стороны, Коран даёт человеку выбор совести: «Благословен Тот, в Чьей Руке власть, Кто способен на всякую вещь, Кто сотворил смерть и жизнь, чтобы испытать вас и увидеть, чьи деяния окажутся лучше. Он – Могущественный, Прощающий».
– Исламские богословы ссылаются на строки Корана, где смерть описывается, как процесс дезинтеграции, который происходит постепенно, – говорит Софья Рагозина, сотрудник Института востоковедения РАН. – А когда душа подступает к горлу и вы смотрите на умирающего, Мы находимся ближе вас к нему. Хотя вы не видите этого.
Иными словами, по тому, что отказал один орган, мы не можем судить, что весь человек скончался».
На Ближнем Востоке и в Африке подобные споры горячи еще и потому, что многие врачи получают образование на Западе и более или менее ориентированы на запад. А в обществе преобладает консервативный тренд. В Йемене, по одному из опросов, упомянутых Софьей Рагозиной, даже большинство врачей не слышали про критерий смерти мозга, предложенный Гарвардом.
– Возможно, я ошибаюсь, это моя гипотеза, но у меня все же складывается ощущение, что религиозный дискурс подстраивается под научные достижения и пытается их перемолоть, впитать в себя, – говорит Софья Рагозина.
Делать жизнь выносимой
В православии единого документа тоже нет хотя бы потому, что наши церкви автокефальные – независимые друг от друга. Есть, например, «Основы социальной концепции Русской православной церкви» – официальный документ РПЦ от 2000 года. Но общая картина – пёстрая.
– Мне однажды на конференции по биоэтике пришлось слышать доклад, где на полном серьезе обсуждалось пагубное влияние джинсов на репродуктивное здоровье русских подростков, – смеется Ольга Ярошевская, преподаватель по религиозной этике СФИ. – Но часто невозможно вычитать готовый ответ из Писания или сочинений святых отцов. В каждой конкретной ситуации ответ нужно искать заново.
Например, вечный вопрос абортов. «Социальная концепция» выступает категорически против, делая исключение ситуациям, когда есть угроза жизни матери. Аборт недопустим даже если выявлена патология плода. Как в таком случае относиться к перинатальной диагностике? «Перинатальная диагностика может считаться нравственно оправданной, ели она нацелена на лечение выявленных недугов, возможно на ранних стадиях, а также на подготовку родителей к особому попечению о больном ребенке», – говорится в документе РПЦ.
Но реальность такова, что не все болезни поддаются лечению и не все дети желанны.
– Альтернативой можно считать пропаганду контрацепции, в православии нет неприятия к ним, – говорит Ольга Ярошевская. – И информированность, но мы все знаем, какой шум поднимается, когда была попытка ввести такие уроки в школе. Целомудрие у нас приравнивается к неведению.
Митрополит Волоколамский Антоний говорил, что для христианского размышления над темой биоэтики нужно, чтобы, во-первых, церковь признала наличие проблемы. А во-вторых, не связывала людей, которые берутся рассуждать на тему, прошлым. Руководствоваться надо только фундаментальным представлением о человеке в евангельской истине и учении святых отцов.
Христианская позиция по биоэтике основана на божественном откровении представлений о жизни как о бесценном даре Бога, о неотъемлемой свободе и богоподобных достоинств человеческой личности. То есть недопустимо сведение человека до некой функции, такой, как работа одного органа. Позитивистский подход чреват тем, что к человеку начинают относиться как к исключительно биологическому объекту, а к человеку в коме – как к биоматериалу.
– С таким уклоном то и дело сталкиваешься, - говорит Ольга Ярошевская, – потому что это вообще в России производное от отношения к человеку как к винтику. Но с другой стороны, в светском подходе ведь существует и гуманистический, который имеет немало точек пересечения с христианской позицией – спасать человека от страдания, делать ее возможной и выносимой.
В целом, семинар СФИ по биоэтике носил общий, описательный характер, нащупывая болевые точки для дискуссий. Планируется подобные встречи продолжить, возможно, по узким тематикам. «В последние годы кажется, что сайентизация и рационализация перестают работать: появляются какие-то заболевания или ситуации, которые совсем выходят заграницы представлений, – сказала модератор Анна Алиева, замдекана факультета религиоведения СФИ. – Тема бездонная».