Вместе с девчонками погибла и 11-летняя Вика З., также успевшая написать в мессенджере: «Мы горим! Я всех люблю, прощайте! Я не могу дышать...»
Спасшаяся девушка Анна Заречнева тоже вспоминала, что многие дети гибли не от огня, а от удушья: «Сигналку слышно не было. Выскочив из кинозала, мы увидели плотный чёрный едкий дым, который полностью затянул детскую игровую площадку и второй кинозал, — их было совсем не видно. Дышать уже было нечем...»
Спасшийся свидетель Дмитрий Хорошавцев: «В метре никакой видимости, дышать невозможно, все кричат, огромная толпа... Дети маленькие, родители их теряли, это не описать просто! Пожарные тоже не так быстро приехали со скорыми. Люди выбивали окна и прыгали...»
Коррупция – вот настоящее имя виновника трагедии в Кемерово. Потому что пожарная охрана – я имею в виду не простых пожарных, выезжающих на тушение пожаров, но тех чиновников, кто имеет отношение к контролю за соблюдением противопожарных правил – в России давно уже превратилась в самый коррупционный институт страны, в настоящую вотчину для кормления, где думают вовсе не о безопасности людей, но о набивании собственных карманов.
В стране, которая кичится лазерными пушками и гиперзвуковыми ядерными ракетами, не сработала самая простая пожарная сигнализация. Не сработала сигнализация – не сработала и система пожаротушения. Было упущено драгоценное время для эвакуации людей, которые задохнулись ядовитым токсичным газом, который выделяют при горении дешевенькие облицовочные пластиковые панельки...
Но установка пожарной сигнализации – это такая же закрытая отрасль, как и производство ракет. Фирма «с улицы» в этот бизнес попасть просто не сможет никогда – это занятие исключительно для «своих» фирм, существующих под крылом начальников пожарной охраны. Причем, даже официальный «подкрышный» статус вовсе не освобождает предпринимателей от обязанности платить в карман пожарных более 50 % «отката» с каждого контракта. В итоге установщики сигнализации экономят буквально на всем, зачастую устанавливая вместо лицензированных датчиков обычную «бутафорию» - авось как-нибудь да пронесет.
О каких еще новейших «технологиях» после этого вообще может идти речь?! Кого вы хотите напугать, если наши «технологии» опасны только для нас самих?!
Сигнализация – это только вершина айсберга. Зайдите в любой самый современный торговый центр – например, в «Европейский» или в «Метрополис». Посмотрите внимательно – эти огромные торговые залы станут смертельной ловушкой для сотен человек в случае пожара, теракта или массовой паники, когда толпы людей бросятся штурмовать один или два эскалатора, ведущие с этажа на этаж. Много ли вы в современных торговых центрах видите лестницы аварийных выходов? Их практически нет – коммерсантам, озабоченным только тем, как бы выжать побольше из каждого квадратного метра площади, они не нужны. Не нужны они и пожарным чиновникам, кто за взятки не глядя подписывает акты о пожарно-технической экспертизе строительных проектов.
Поэтому самый безопасный торговый центр в Москве – это ГУМ, построенный в те времена, когда люди еще не знали эскалаторов и когда казнокрады по-настоящему боялись наказания за взятки. Именно поэтому лестницы в ГУМе встречаются через каждые полсотни метров.
Так что, думаю, лучшей памятью погибшим детям были бы прощальные слова Марии Мороз, выжженные каленым железом на толстых щеках коррумпированного пожарного начальства – в назидание другим. Жаль, что это сейчас невозможно.
Родственники одного из пропавших без вести при пожаре в торговом центре «Зимняя вишня» в Кемерово. Александр Кряжев/ РИА НовостиОлег Глаголев: Огромное горе. Ничего кроме жалости к погибшим не испытываю. Такие события выпадают, чтобы мы проникались жалостью друг к другу. Мы слишком безжалостными стали за последние сто лет. Устраивать конкурсы на название смертоносному оружию и предлагать это своему народу - верх бесчувствия и бестактности в наше время. Где-то прочитал про телефонный звонок двенадцатилетней девочки, которая сказала сразу в прошедшем времени: «Передайте маме я ее любила, скажите, я всех любила». Это и есть главное сообщение этой беды: чья-то жизнь оказалась слишком короткой, но уже сбылась, состоялась. Надо взять это как пример, чтобы и моя так закончилась – любовью. Вокруг полыхает и надо не виноватых только искать ради наказания, это меньше помогает, это безжизненно.
София Андросенко: Горе. Телеграм завален сообщениями о пожаре в торговом центре. 7, 30, 50, 60 жертв. Пропавшие без вести. Паника. Дети. Давка. Дым. Люди прыгают из окон. Много сообщений о том, как плохо (то есть вообще никак) была организована эвакуация. Всегда немного стыдно, что на фоне такого большого горя у тебя где-то в сознании маячит параноидальная мысль, что возможно – не просто роковая неосторожность или халатность, а кем-то срежиссированное зло.
Кемерово, Кемерово… Вспоминаю, что лет семь назад была там. И тоже запомнился пожар, от которого мы, правда, застали уже только большой карьер. Но местные жители рассказали, что в 30-е годы это было место, к которому тянулась многотысячная очередь на расстрел. Тела сжигали в карьере.
Не знаю, почему вспомнилось. Но есть ощущение, что мы живем на пораженной злом земле, и оно будет и будет дальше давать свои всходы – в халатности, глупости или злом умысле. Так же как пожарные до сих пор не могут справиться с огнем в торговом центре, мы уже сто лет не можем потушить адское пламя, разожженное на нашей земле.
Даже Бог не всесилен перед злом этого мира – ни перед шалостью подростков, ни перед преступной халатностью взрослых, ни перед хладнокровным убийством. Смерть – и Его враг, Его в первую очередь. И в каждом таком горе видишь и Его страдания, и Его плач о нас. И наш плач друг о друге, и наш плач и тоску о Нем, обещавшем, что «отрёт всякую слезу, и смерти уже не будет».
Цветы и мягкие игрушки возле здания торгового центра «Зимняя вишня» в Кемерово, где произошел пожар. Александр Кряжев/ РИА НовостиАндрей Васенёв: Я силком оттащил себя ночью от монитора – в youtube была прямая трансляция переговоров пожарных, которые тушили «Зимнюю вишню». Очень хотелось услышать, что нашли живых, но было понятно, что шансов нет.
Мы с детьми бываем в таких местах. Редко, но бываем. Люди идут туда, чтобы подарить детям праздник, чтобы провести время с семьей. Вообще сейчас молодёжь перекочевала с дворовых лавочек в торговые центры: там всегда тепло, сухо, музыка и кафе. И никогда не приходило в голову подумать: «А здесь безопасно?!» Там огромные павильоны, которые владелец торговых площадей вынужден постоянно чем-то заполнять: меняются выставки, приезжают зоопарки, организуется досуговые пространства – всё, чтобы можно было остаться там на весь день, сдать детей и пойти за покупками. Такие места давно стали существенной частью жизни для горожан. А теперь мы видим скрины со страниц детей ВКонтакте, где они пишут «это конец», «мы горим», «наверное прощайте»...
Последний раз я читал это, когда горели башни в Нью-Йорке. Но там был теракт. А что здесь? Кто здесь напал на этих детей?
Говорят, что семьи получат компенсации, виновных посадят. Но кого? Тех, кто сэкономил на сигнализации? Чиновников из МЧС, кто этого «не заметил»? Это напоминает мне историю, когда Пётр I решил навести порядок и издать указ о том, что если кто сворует денег на цену веревки и более, того на этой веревке надо и повесить. Генерал-прокурор Павел Ягужинский, честный и мужественный человек просто ответил своему императору: «У вас не останется ни одного подданного. Мы все воруем: кто-то больше, кто-то меньше». Поэтому можно и нужно сострадать этим детям, тем кто ещё погиб в пожаре, их родным, но если мы не обратим внимания на тот простой факт, что этот пожар начинается с воровства бумаги и карандашей в офисе, с согласия на то, что взятки – это нормально, то это значит, что мы согласны рисковать собственными детьми.
Мои соболезнования всем пострадавшим и их родным. Погибшим – вечная память. С ними теперь будет разбираться Господь, а мы должны разобраться с собой.
Алина Гарбузняк: Когда случается подобная трагедия, хочется спустить собак на каких-нибудь чиновников или других «ответственных лиц», от этого как будто легче. Можно встретить родителей, которые годами ходят по судам с кипами документов, пытаясь добиться справедливости в споре с государством, которое таким-то образом лишило их ребенка: в армии, в больнице, на улице, в аварийном здании, в захваченном террористами театре… Трагедия обрывает жизни гораздо большего количества людей, чем числятся в официальных списках.
Родным и близким погибших сейчас сложно что-то советовать, им, догадываюсь, не нужны даже наши соболезнования… Найти новый смысл жизни – вот задача для них на ближайшие годы.
Никогда не забуду историю Виталия Калоева – жителя Северной Осетии, у которого в катастрофе над Боденским озером в 2002 году погибла вся семья: жена, сын и дочь. Через два года после трагедии он убивает швейцарского диспетчера Петера Нильсена, который в тот вечер, когда два самолета столкнулись в небе, дежурил за диспетчерским пультом. Калоев приезжал к нему с фотографиями погибших и хотел, чтобы тот извинился. Вместо этого Нильсен ударил Калоева по руке и выбил фотографии… Осетин отсидел в швейцарской тюрьме два года и был выпущен за хорошее поведение. Сейчас он работает заместителем министра архитектуры и строительной политики Северной Осетии. У диспетчера Нильсена остались жена и трое детей.
