«Европа борется с лесными пожарами», «Ямало-Ненецкий округ потушил все пожары», «В Америке из-за лесных пожаров объявили режим ЧС» и так далее. Такие заголовки высвечиваются в поисковой системе в череде последних новостей. Думали, давно приручили огонь, а он всех переиграл и не поддался.
Иногда вокруг полыхающих лесных массивов случается настоящая истерика. Каждое средство массовой информации словно собственноручно ликвидирует этот пожар, поминутно ведя хронику: как тушат, кто тушит и почему принимают решение пустить ситуацию на самотёк. А потом ещё несколько недель муссируют тему с лесничими и пирологами.
А как это было в царской России, когда современных технологий тушения не было, систему мониторинга ещё не изобрели, со спутников в глубь леса не заглядывали. Возникает логичный вопрос: как вся наша тайга не выгорела вовсе?
Человек разжигающий
Безусловно, нельзя сказать, что пожары – приобретение цивилизованного общества. Это природное явление, которое существовало всегда. Вот только, как объясняют специалисты, раньше горело, действительно, если не меньше, то реже. Дело в том, что в 80–90 % случаев причиной возгорания становится человеческая деятельность. Причём это не обязательно должен быть незатушенный костёр. Неполадка в коммунальной инфраструктуре или одна искра, попавшая на лесную подстилку с железной дороги, могут стать причиной появления огня.
Кстати, именно бум строительства железнодорожного полотна всё чаще провоцировал пожары в конце XIX века. С этого времени человек становится едва ли не главным врагом зелёных насаждений. Ведь сначала по рельсам ходили паровозы, которые работали на угле. Достаточно было небольшой искры, как всё вокруг вспыхивало, будто спичка.
Хотя, конечно, природные аномалии тоже становятся причиной возгораний. Среди таких явлений молния, которая, попадая в дерево, вызывает пожар. Причём некоторые регионы, что называется, живут на пороховой бочке. Потому что ряд областей славится грозовой активностью. Среди них Красноярский край и Горный Алтай.
Что уж там было причиной пожаров в XII или даже XI веке – сказать сложно. Однако о возгораниях говорится в древнерусских летописях. Конечно, в них нет информации о количестве человек, занятых в тушении, а также о погибших или пострадавших. Но один факт упоминания говорит о том, что пожары представляли особую важность для народа.
Изучив периодические издания XIX–XX века, можно смело делать вывод о том, что лесные территории традиционно в летний период были объяты огнём. Вопрос масштаба. Правда, зависел он тогда всецело от климатической ситуации и сил природы.
«До революции в каждом населённом пункте был лесной сторож, который следил за прилегающей территорией, – говорит доцент кафедры лесного хозяйства Алтайского ГАУ Алексей Малиновских. – Когда начинался пожар, он мобилизовывал всё свободное население этого села или деревни. В основном это были женщины и дети, потому что мужчины были заняты на сельскохозяйственных работах. Крестьяне брали деревянные лопаты, вёдра, багры и шли в лес. Лесник каждому определял участок для тушения, ведь в основном пожар был низовой: горела трава, подстилка. Нужно было остановить огонь. Правда, если ликвидировать очаг не получалось, пламя разрасталось, выгорала большая территория. Могла деревня сгореть. Лесной охраны до революции не было».
Кстати, это описывают журналисты царской России. Например, в газете «Сибирская жизнь» лесные пожары занимают существенную долю информационного контента. Почти в каждом номере первые полосы отводились под сообщения о возгораниях в той или иной губернии. Например, в газете от 5 октября 1899 года говорится: «Народ работает сотнями, делают окопы, но всё безуспешно. В Истятских дачах становой и лесничий находятся на местах пожара, куда вытребовано для помощи, по словам крестьян, по 100 человек с соседских волостей». В сибирском издании отмечается, что предполагаемая причина – беспечность крестьян на охоте или при собирании ягод на болотах. Якобы люди разводили костёр, чтобы сварить обед, не затушили пламя либо потеряли над ним контроль, вот и произошло непоправимое.
Поэтому как только человек оказывался в лесной чаще, вероятность возникновения очага возгорания увеличивалась в несколько раз. Хотя раньше люди были более приспособлены к жизни на земле.
Традиционное лето в дыму
Что стало причиной пожара на следующий год, в газете не уточняется. Однако журналисты описывают возгорание, когда было тяжело дышать и невозможно рассмотреть предметы вокруг себя. Проводя аналогию с современностью, на ум приходят сибирские пожары 2019 года. Тогда тоже в воздухе висел густой смог продолжительное время. Однако пресса XX века подобные явления описывает едва ли не каждый год.
«Всё пространство от Сретенска до Усть Кары, по обоим берегам реки Шилки, поражено страшной, небывалой засухой и грандиозными лесными пожарами. Леса горят почти повсюду и на целые десятки верст; земля покрыта настолько толстым слоем дыма, что в середине дня на солнце можно смотреть свободно! Дым ест глаза, затрудняет дыхание; окружающие предметы видно только на расстоянии 70–100 саж., в 150 саж. видны лишь силуэты предметов, и в 200 саж. ничего не видать!» – отмечается в «Сибирской жизни» от 2 августа 1900 года.
Буквально через несколько лет газета «Искра» будет описывать методы борьбы жителей Сибири с огнём. Журналисты отмечают, что в основном крестьяне борются «домашними» средствам, потому что в монархии отсутствуют какие-либо предупредительные мероприятия. А администрация узнает о возгораниях, только когда они переходят в разряд крупномасштабных.
Кроме того, в заметке подсчитывается примерный ущерб. Он исчисляется десятками миллионов рублей. Однако на тот момент авторы ещё не знают, что через год «Зелёная Русь», как леса называют дореволюционные корреспонденты, потеряет куда больше. Будет «Большой Сибирский пожар». Первые очаги вспыхнут весной и будут разрастаться на протяжении всего знойного, жаркого лета. Конечно, такое возгорание в то время могли остановить только русла крупных рек.
Как отмечает доцент кафедры лесного хозяйства Алтайского ГАУ Алексей Малиновских, в 1915 году огонь уничтожил 10 миллионов гектаров леса.
Тогда пламя буквально выгнало из чащ волков и медведей, которых очевидцы видели близ населёенных пунктов. У людей от постоянной гари и копоти появились заболевания глаз и дыхательных путей. Безусловно, пожар оказал влияние и на посевы. Это, кстати, нашло отражение в информационных сводках. Сам «Большой Сибирский пожар» так не освещался как неурожайность, в том числе из-за зноя и гари.
«Кроме неблагоприятного для уборки хлебов влияния дождей, едва ли не большее значение в этом отношении имел, по большинству сообщений, стоявший во все время знойного периода туман, сопровождающийся к тому же дымом от горевшей тайги, застилавшим свет солнца, так что хлеб в тёплой и влажной атмосфере не высыхал, а прел». Об этом говорится в выпуске «Известий главного управления землеустройства и земледелия» от 4 октября 1915 года.
Но даже этот масштабный пожар не станет импульсом для создания развитой сети лесной охраны. А система контроля над лесными возгораниями станет приобретением советского времени.
Пока же лес превращается в настоящее поле битвы. Идёт гражданская война. Барнаул то и дело оказывается то на одной стороне, то на другой. И вот что рассказывает представитель Алтайского ГАУ. В Западно-Сибирской крестьянской армии под предводительством Мамонтова выходит указ о сохранении лесов в неприкосновенности. Дело в том, что участники войны поджигали леса. Документ разрешал расстреливать застигнутых врасплох на месте.
Кстати, за время гражданской войны на Алтае выгорело более 100 тысяч гектаров леса. Потом, после пришествия к власти советского правительства, принялись за восстановление. Примерно за 20 лет удалось засадить большую часть уничтоженных лесных территорий.
Тушить нельзя оставить
На кафедре лесного хозяйства АГАУ распечатаны слова Ленина: «Лесных специалистов нельзя заменить другими без ущерба для леса и тем самым – для всего народа: лесное хозяйство требует специальных технических знаний». Большевики понимали, что лес – специфическая территория. Туда нельзя отправить кого попало. Поэтому зелёная, но уже советская Русь будет в почёте.
Правительство большевиков становится инициатором лесной охраны. По словам Алексея Малиновских, первые пожарно-химические станции заработали в Алтайском крае в послевоенный период. Конечно, это не значит, что в лесу сразу появилась современная техника для пожаротушения. Сначала сотрудники использовали автомашины, конные плуги (не было даже специализированных плугов – запрягали лошадей). А потом уже появилась техника: трактора на гусеничной тяге и колёсные, специализированные автомобили, лесопожарная техника. Сейчас, конечно, есть возможность тушить с вертолётов и самолётов.
Безусловно, это улучшило ситуацию местных жителей. Потому что традиционно в Алтайском крае очень сильная горимость. Особенно там, где расположены ленточные боры. Много бывает пожаров каждый год, в том числе повторных, когда на выгоревших местах образуется большое количество горючих материалов. Например, территории, которые приближены к горному Алтаю, отличаются куда меньшей горимостью.
Поэтому пожароопасный сезон, например, в ленточных борах длится 7 месяцев (с апреля по октябрь), в приобских лесах – чуть меньше полугода. Для каждого региона – свои сроки. Они зависят от так называемых лесопожарных поясов, которые выделил академик Мелехов.
Учёный-лесовод установил, что пожары – явление географическое, то есть каждому региону с его климатом, количеством населения, а также характеристикой лесных пород присуща своя длительность пожароопасного сезона, а также определённое количество вероятных возгораний.
Классификация позволяет начать и закончить подготовку к опасному периоду вовремя. Кроме того, даёт представление о том, сколько и какой техники и персонала необходимо иметь наготове.
Впрочем, как отмечают в Рослесхозе, пожароопасный сезон в России становится фактически круглогодичным.
«В последние несколько лет площадь, пройденная огнём на лесных территориях, составляла порядка 9–10 миллионов га. При этом она не равна площади погибшего леса. В подавляющем большинстве случаев огонь распространяется по земле. При низовых пожарах выгорают мох и трава, а урон лесному массиву – минимальный. Так, в 2021 году из-за лесных пожаров погибло порядка 57 тысяч га леса (при площади, пройденной огнем, – 9,9 миллиона га)», – отмечает заместитель руководителя Рослесхоза Алексей Венглинский.
Согласно статистике профильного ведомства, в 2021 году 82,2 % всех лесных пожаров приходилось на три региона России: 68,9 % земель лесного фонда горели в Республике Саха (Якутия), 9,2 % – в Иркутской области, 4,1 % – в Тюменской области.
По данным Рослесхоза, в этом году ситуация значительно лучше. Площадь пожаров сократилась почти в 4 раза, а их количество – вдвое.
У леса на опушке
Вместе с тем специалисты Рослесхоза замечают, что сильнее горят регионы, где сочетаются традиции по выжиганию травы и благоприятные для распространения огня условия. Среди таких эксперты выделяют расположение посреди чащи коммунальной и жилищной инфраструктуры. Ведь случись что, авария на коммуникациях только добавит масла в огонь. Причём, вероятно, в прямом смысле этого слова.
«У нас есть территории, где в лесу расположена инфраструктура: железные дороги, посёлки. Например, в Алтайском крае есть село Ларичиха. Оно находится рядом с крупной железнодорожной станцией, которая расположена в чаще. Если будет пожар, который, кстати, уже был в 90-е, там сгорит всё: станция, село, железная дорога окажется отрезанной. В Иркутском, Красноярском крае, в лесных регионах много таких территорий. Проблема ещё в чём: сначала начинается лесной пожар, потом он переходит в посёлок. Или наоборот. Очень сложно тушить оба возгорания одновременно, потому что каждое из них имеет свою специфику», – добавляет Малиновских.
Заведующий лабораторией механико-математического факультета ТГУ, старший научный сотрудник лаборатории прогнозирования состояния атмосферы Института оптики атмосферы СО РАН Денис Касымов уверен, инфраструктура на лесных территориях – отдельный предмет для исследований того, как грамотно её проектировать.
Учёный отмечает, что как в России, так и за рубежом появляется всё больше частных домовладений, для которых невнимательность к пожарной безопасности может стать причиной непоправимой катастрофы. В особенности это очевидно в таких странах, как США, Канада или Австралия, откуда поступают сообщения о выгорании целых населённых пунктов. Так, например, в 2018 году огонь уничтожил целый город Парадайс на севере Калифорнии.
И это ещё одно доказательство того, что пожар проще предотвратить, чем потушить. И тем более ликвидировать последствия. Потому что гари очень тяжело восстанавливаются. Ведь поражённые места зарастают второстепенными породами: березой, осиной. Восстановление ведётся очень медленно и требует огромных затрат. Например, на Алтае засаживание 1 га лесной культурой обойдётся в 50–60 тысяч рублей. Однако это лишь начало пути ликвидации последствий пожара. Ведь высадить – не вырастить. Поэтому на восстановление может уйти от 40 до сотни лет. В особенности тяжело процесс проходит в регионах, где сухие бедные почвы.
Лес жгут, щепки летят
В обществе бытует точка зрения, что пожары – своего рода прикрытие незаконной вырубки леса. Мол, таким образом браконьеры заметают следы. Ещё несколько лет назад ряд спикеров Госдумы заподозрили неладное. По словам, например, депутата Владимира Бурматова, в 2019-м очаги возгорания подозрительно совпадали с местами действия чёрных лесорубов. Об этом парламентарий рассказывал изданию «Дума ТВ».
Кстати, сообщений о подобных случаях в прессе немногим меньше, чем о пожарах. Правда, в основном по факту совершения преступлений. Ведь до этого кто поджёг зелёные насаждения – не докажешь. Например, только в Красноярском крае в 2019 году расследовали 15 уголовных дел о незаконной санитарной вырубке леса. Что это такое? Это ликвидация деревьев после пожара.
В этом году суд Якутии уже рассматривает уголовное дело, из материалов которого следует, что лесоруб причинил ущерб лесу на сумму почти 5,5 миллиона рублей. Однако также очевидно, что подобные теории происхождения возгораний стали обсуждать совсем недавно. Даже в 2010 году, когда полыхала Сибирь, такие заметки едва ли можно было отыскать. Однако, по словам тех, кто живёт в непосредственной близости к лесу, подобные схемы поживиться незаконной древесиной были всегда.
«Лес не дают, его – раз, подпалили, а потом он идёт под вал. Конечно, такие случаи тоже бывают. Как докажешь? Никак. С этим бороться можно, только если в лесу есть хозяин. То есть должны быть лесхозы. А у нас сегодня это хозяйство в плачевном состоянии», – отмечает потомственный охотник, житель Томской области Владимир Домнин.
Интересно, когда я попросила сибиряка распределить причины уничтожения леса по возрастанию, он сказал, что это сделать сложно, потому что на состояние тайги влияют как вредители, так пожары и лесорубы. Однако практически всё время нашей беседы посвятил именно последней опасности.
«У нас стратегические запасы вокруг посёлка все уже вывалены. Лес вообще восстанавливается долго: 60 или 70 лет требуется на возрождение берёзы, осины или пихты, а кедрачу и вовсе 300 лет. Потому что он где-то в 70 только плодоносить начинает. Сейчас говорят, что в лесу перестой, то есть это кедр, которому уже более 300 лет. Он пустотелый внутри. Говорят, мол, его нужно валить. Дело в том, что его свалишь – никакого не останется. Что-то шелкопряд съел, что-то вырубили, что-то сгорело, вот и остаёмся без кедров», – сетует охотник.
Причём те, кто умышленно поджигает лес, зачастую вырубает и нетронутые огнём деревья. Конечно, которые находятся в непосредственной близости от полосы возгорания. Хотя некоторые производства не прочь работать и с так называемым «горельником».
Бороться на опережение
Поэтому сейчас учёные работают в том числе над усовершенствованием систем мониторинга, которые получили распространение после 2000-х годов с развитием технологий спутникового мониторинга, дистанционного зондирования земли. «Мы можем говорить о получении информации о расположении термоточек с точностью до сотни тысячной после запятой. Это метод хороший. Однако проблема заключается во времени отклика», – говорит Денис Касымов.
Он вместе с коллегами разрабатывает систему прогнозирования лесных пожаров при помощи специальных газов и газоанализирующего оборудования.
«По сути, мы стараемся “унюхать” пожар за горизонтом. То есть выделить сектор, место очага горения, который явным образом не читается. Конечно, что-то можно разглядеть со спутника, но процесс займёт много времени. А явным образом пламя или дымовой шлейф мы не видим, соответственно отреагируем, только когда разгорится больше», – объясняет Касымов.
Учёные планируют сократить время отклика до нескольких часов, чтобы не допустить распространения огня по лесной территории. Предварительные результаты исследований будут уже в конце следующего года. Предполагается, что технология будет полезна при оснащении метеопостов и пожарно-наблюдательных пунктов.
Пожарный парадокс
Касаемо наблюдений, как отмечают специалисты, огонь не так-то прост. Он будто доказывает, что, как дикого зверя, его приручить невозможно. Нападёт в самый неожиданный момент. Дело в том, что чем тщательнее охраняется территория, тем больше на ней возникает риск возгорания из-за накапливающихся горючих материалов: опавшей листвы, опилок, травы, ветоши. «Это пороховая бочка, – говорит Алексей Малиновских. – Были случаи, когда выгорали целые заповедники, ценные лесные массивы, которые тщательно охранялись. Потому что не было периодического оборота огня, не проводился отжиг».
Речь идёт о профилактических выжиганиях, которые проводятся в определённый период для уничтожения травы, хвороста и лесной подстилки. Пожарные называют эти материалы «топливом». Однако в России, по словам доцента кафедры лесного хозяйства Алтайского ГАУ, такая практика не распространена. Потому что давно укоренилось мнение, что огонь в лесу – это враг.
Хотя это не всегда так. Потому что вместе с разрушениями пожар несёт лесу омоложение и обновление. Хотя и такие небольшие и вроде бы безобидные для взрослых деревьев возгорания, конечно, лучше вовремя тушить. Иначе под воздействием ветра они могут превратиться в неконтролируемое пламя.
Итак, приходим к выводу, что леса горели действительно всегда, но не так, как сейчас, и не по тем причинам. Однако учёные сходятся во мнении, что ситуация с пожарами в мире действительно становится критической.
Во-первых, потому что плотность населения растёт. Это уже повышает уровень пожароопасности, увеличивая площади территорий группы риска. Во-вторых, в мире наблюдается тенденция сохранения продолжительных засушливых периодов. Например, показательны пожары в Австралии в сезон 2019–2020 года, а также в Европе в этом году. Денис Касымов осторожно замечает, что всё указывает на то, что таких экстремальных погодных условий становится всё больше. Поэтому ждать, пока само потухнет, увы, нельзя.