Продолжение. Начало читайте по ссылке.
Когда председатель Государственного Совета граф Илларион Васильевич Васильчиков представил государю свой доклад о деятельности тайных обществ в России, реакция Александра I была неожиданной:
– Дорогой Илларион Васильевич, – царь обнял графа. – Вы же находитесь на моей службе с начала моего царствования. Кому, как не Вам знать, что я и сам разделял эти иллюзии и заблуждения. Не мне подобает карать за это.
– Но вам, государь, подобает карать не заблуждения, а нарушения закона, – ответил граф. – Нарушение присяги, например...
Александр I круто развернулся на каблуках и хмуро посмотрел на графа.
Васильчиков ударил в самую точку, хотя царю и не хотелось этого признавать...
* * *
Если императора Павла воспитывал масон Панин, то для его сыновей Александра и Константина императрица Екатерина II подобрала в педагоги не просто масона, а масона-якобинца – швейцарского гувернёра Фридриха Цезаря Лагарпа.
Стоит ли удивляться тому, что с восхождением на трон Александра I процесс возрождения масонских лож в России начал набирать обороты. Да и сам юный государь, взошедший на трон в возрасте 23 лет, с самого начала оказался под плотной опекой «братьев». Все четыре члена «Негласного комитета», который на первых порах от имени государя управлял империей, были масонами.
В частности, председатель «Негласного комитета» граф Петр Александрович Строганов, будучи членом якобинских лож, даже лично участвовал в Великой Французский революции.
Портрет графа П. А. Строганова. Фото: Государственный ЭрмитажЕго правая рука Адам Чарторыйский занимал в «комитете» пост министра иностранных дел.
Страстный англофил граф Виктор Кочубей был назначен вице-канцлером империи и готовил основополагающие законы для политической реформы. Впоследствии он стал первым министром внутренних дел России.
Наконец, граф Николай Новосильцев, президент Академии наук, стал заместителем министра юстиции и одним из соавторов политической реформы в России.
Опасаться каких-либо преследований со стороны правительства в этих условиях масонам было нечего. Они сами и были, по сути дела, правительством.
* * *
Первыми, кто перешёл на легальное положение, были масоны «французской системы» – новички в России. Ещё в июне 1802 года была открыта ложа «Соединенные друзья», мастером которой стал бывший русский консул в Париже Александр Жеребцов.
Это была, пожалуй, самая «звёздная» ложа в истории России – среди «братьев» были и сам Великий князь Константин Павлович, и генерал-губернатор Белорусского края герцог Александр Виртембергский, и будущий шеф жандармов при Николае I Александр Бенкендорф, и директор полиции Александр Балашов, и писатель Петр Чаадаев, и дипломат Александр Грибоедов.
Следом отправились и немцы-розенкрейцеры, за ними – «шведские» масоны.
В октябре 1805 года в Петербурге возродилась старая «шведская» ложа «Пеликан», правда, под несколько видоизмененным названием в честь Александра I – «Александра благотворительности к коронованному пеликану». Главой ложи стал Иоганн-Якоб Бебер, преподаватель математики Второго кадетского корпуса в Санкт-Петербурге.
Вскоре от «Пеликана» отпочковались еще две ложи: «Елизаветы к добродетели» (названа в честь жены Александра I императрицы Елизаветы Алексеевны) и «Петра к правде», куда вошла по преимуществу немецкоязычная петербургская интеллигенция, чиновники, купцы, врачи, ремесленники, торговцы. Возглавил её известный в то время врач Обуховской больницы Иоганн-Георг Эллизен. Все три ложи имели одну общую кассу. Для общего же управления ими в том же 1810 году была образована Великая Директориальная ложа «Владимира к порядку».
Пополнились шведские ложи преимущественно представителями старого родовитого русского барства: князья Голицыны, Гагарины, Волконские, Долгорукие, Лобановы-Ростовские, Трубецкие, графы Апраксины, Разумовские, Строгановы, Толстые, Чернышёвы, Шуваловы и т.д.
* * *
Ещё одним направлением или, правильнее, «системой» в русском масонстве стало государственное масонство. Его основателем можно считать Михаила Михайловича Сперанского – государственного секретаря империи и ближайшего соратника императора. Сперанский и сам был масоном – членом ложи «Полярная Звезда», которую создал Игнаций-Аурелиус Фесслер – учитель еврейского языка из Трансильвании, которого сам Сперанский пригласил для работы в Духовной академии в Санкт-Петербурге.
Сперанский был и автором официального признания правительством масонских лож в России с последующим их объединением в одну подчиненную государству структуру. Союзником Сперанского стал и мастер всех «шведских» лож Иоганн-Якоб Бебер, представивший Александру I записку о необходимости учреждения Главного масонского совета – Трибунала «Феникс».
Государю – вернее, «Негласному комитету» – затея понравилась. И вскоре министр полиции Балашов – сам масон – потребовал от руководителей всех масонских лож в России зарегистрироваться в министерстве внутренних дел и представить уставные документы и списки членов.
Правда, далеко не всем «английским», «немецким» и «французским» братьям пришлась по душе идея войти в непосредственное подчинение к Беберу. Так, часть розенкрейцеров ушла в подполье. Тем не менее, задача установления плотного правительственного контроля над деятельностью масонов была в основном решена.
И первым делом новые масонские уставы включали и клятву верности России: «Масон должен быть покорным и верным подданными своему государю и отечеству; должен повиноваться гражданским законам и в точности исполнять их. Он не должен принимать участие ни в каких тайных или явных предприятиях, которые могли быть вредными отечеству или государю».
* * *
Вне всякого сомнения, в планах Сперанского было также и реформирование на масонский лад и самой Русской православной церкви. Об этом писал сам член ложи «Полярная звезда» князь Александр Голицын: «Я замечал сколько раз в Его Величестве наклонность к всеобщей религии, которая его поставляла в некоторое недоверие к греко-российской церкви. Изданием “Сионского вестника” государь думал понять настоящий христианский дух, вывести нечувствительно из спасительных форм нашей церкви внутреннее христианство и быть орудием всех церквей».
Но тут уже на пути реформаторов встали все консервативные круги империи, вынудившие императора в самом начале 1812 года уволить Сперанского со всех постов и отправить его в ссылку в Пермь.
Портрет М. М. Сперанского кисти Александра Варнека. Фото: Helsinki UniversityСледом в опалу отправился и Фесслер. Его отправили в Саратов.
* * *
Отечественная война 1812 года сильно изменила жизнь масонов. Нет, правительство вовсе не ослабило контроля за общественной жизнью, как о том мечтали молодые дворяне, вернувшиеся с фронта и из европейских походов.
Напротив, против Трибунала «Феникс» выступили сами масоны, недовольные падением популярности тайных обществ.
Московский военный губернатор Фёдор Ростопчин так отзывался о знакомых масонах: «Они скрывают свои замыслы под покровом религии, любви к ближнему и смирения. Они отлично едят и пьют, преданы роскоши и сладострастию. А между тем, постоянно разглагольствуют о целомудрии, воздержании и молитве. Через это приобретают они легковерных последователей с деньгами».
Против власти Бебера восстал управляющий мастер немецкой ложи «Петра к правде» врач Обуховской больницы в Санкт-Петербурге Иоганн-Георг Давид (Егор Егорович) Эллизен. В июне 1814 года он заявил об отказе подчиняться решениям Капитула. И объявил о создании собственного союза под управлением Великой ложи «Астрея», в который на первых порах вошли четыре «немецких» ложи: «Петра к правде», «Палестины», «Изиды» и «Нептуна к надежде».
Правительство на появление «диссидентов» посмотрело сквозь пальцы – дело в том, что все четыре ложи объединяли эспатов-иностранцев мещанского и купеческого сословий, проживавших в России. Это были своего рода землячества и профессиональные союзы. Например, в ложе «Петра к правде» состояли врачи и аптекари, «Нептун» объединял немецких моряков, состоявших на русской службе, «Изида» – купцов и бизнесменов. Русские же «каменщики» в этой маленькой масонской революции играли явно второстепенную вспомогательную роль.
Да и вообще, сами русские представители «третьего сословия», как люди богобоязненные, в масонские ложи шли неохотно, повторяя слова генерала Ермолова: зачем обществу, ставящему перед собой полезные и добрые дела, нужно непременно быть тайным? Да и «тайным» от кого? Властям же имена всех членов давно известны...
Тем не менее, с 1815 года начался переток «диссидентствующих» масонов под крыло Великой ложи «Астрея». (Полиция тем временем легализовала бунтовщиков, утвердив положение, что в стране могут сосуществовать и два масонских союза.) Причём в ряды «Астреи» стали переходить и русские «братья». Например, к «Астрее» относилась и ложа «Овидий», основанная в Кишиневе, в которую вступил и Александр Сергеевич Пушкин.
Кстати, как считал сам Пушкин, именно его вступление в ложу «Овидий» и сыграло злую шутку с русским масонством. Все-таки Пушкин тогда находился под особым надзором полиции – как ссыльный. Пушкин был направлен на службу в так называемый Попечительный комитет о колонистах Южной России, принадлежащий к ведомству иностранных дел и находившийся в Екатеринославе (потом ведомство перевели в Кишинёв). По всем уставам масоны не имели права принимать в свои ряды ссыльных и поднадзорных, так что когда власти узнали о вступлении Пушкина в масоны, ложа была закрыта.
А вскоре и запрещены сами масонские общества.
* * *
Власть только ускорила агонию «вольных каменщиков». Гораздо большую роль в вырождении масонства сыграла победа «реформаторского крыла» – чем больше было свободы и открытости, тем меньше смысла в деятельности тайных обществ видели даже сами мастера.
«Мы садимся, встаем, зажигаем и гасим свечи, слышим вопросы и ответы, – писал тайный советник Андрей Афанасьевич Никитин, член ложи «Избранного Михаила». – Мы баллотируем и принимаем в масоны непросвещённых, то есть немасонов. И, наконец, мы собираем несколько рублей для бедных, – вот для чего мы собираемся в ложу».
* * *
В мае 1821 года царь возвратился из-за границы – с Лайбахского конгресса в Австрии, созванного по поводу революционного движения в мире и революции в Италии. Специальный доклад был посвящён роли тайных масонских обществ в политике Европы.
После конгресса государю представил свой доклад о деятельности тайных обществ председатель Государственного Совета граф Илларион Васильевич Васильчиков, которого поддержали и члены «церковно-патриотической» группы, уже давно недовольные усилением масонства при дворе.
Неформальным лидером группы был митрополит Михаил (Десницкий), первенствующий член Святейшего правительствующего синода. Также в группу входили ректор Санкт-Петербургской духовной семинарии архимандрит Иннокентий (Смирнов), иеромонах Александро-Невской лавры Фотий (Спасский), графиня и камер-фрейлина Анна Орлова-Чесменская, начальник канцелярии по принятию прошения на высочайшее имя Пётр Андреевич Кикин – один из создателей Общества поощрения художников, делом доказавший государю, что благотворительностью можно заниматься и без тайных обществ и мистической мишуры.
Особенно выделялся иеромонах Фотий – горячий проповедник «против масонов, иллюминатов, методистов, Лабзина, Сионского Вестника и прочих». В автобиографии Фотий писал, что он получил «изведение свыше во сне и разных откровениях, что подобает ему изыти на подвиг против тайных всех обществ».
Через своих учеников и почитателей Фотий собирал разнообразную информацию о деятельности масонских лож, мистических изданиях и прочих. Так что масонов он громил со знанием дела, а его проповеди в Казанском соборе вызывали неизменные аншлаги – многие специально приходили Фотия послушать. Масоны не оставили его без внимания – через связи в правительстве они добились перевода Фотия в архимандриты Сковородского монастыря в Новгороде. Но усилиями Орловой-Чесменской Фотия вернули в столицу. И он даже удостоился аудиенции с императором Александром I. Беседа шла «о делах веры и церкви», «злых тайных обществах».
* * *
Идея Васильчикова была проста. Если масоны держат клятву, данную государю, то они не будут сопротивляться закрытию подпольных масонских обществ, не зарегистрированных в МВД.
И в сентябре 1821 года государь распорядился закрыть 43 подпольных польских масонских ложи, действовавших под эгидой Великого Востока Польши.
Следом была закрыта подпольная ложа розенкрейцеров, которой управлял Александр Лабзин – издатель журнала «Сионский вестник».
Портрет А. Ф. Лабзина кисти В. Л. Боровиковского. Фото: Государственная Третьяковская галерея12 марта 1822 года было объявлено о формальном объединении двух ранее враждебных масонских союзов: Великой ложи «Астреи» и Великой провинциальной ложи на началах «принятой некогда в Великой Директориальной ложе “Владимира к порядку” истинной древней шведской системы». Новым главным масоном всея Руси был провозглашён генерал-лейтенант и сенатор Егор Андреевич Кушелев, зять уже умершего к тому времени Бебера.
Это был не просто удар по реформаторскому крылу масонства. Это был тест для всех подпольных обществ и кружков мигрантов – хранят ли они лояльность русскому государю? Подчинятся ли они приказам государя или нет?
«Немцы» предпочли указ проигнорировать. О чем они даже с некоторой бравадой заявили на праздновании Рождества святого Иоанна Крестителя в помещении Великой провинциальной ложи – по католическому обряду масоны этот особый день отмечали 24 июня.
Вероятно, не рассчитывали, что и в этот раз государь махнёт на самоуправство «каменщиков» рукой. Но Александр не шутил.
* * *
Что ж, ответом государя стал рескрипт о полном запрещении масонских лож и тайных обществ на территории Российской Империи.
Этот документ был копией уже принятых указов о запрещении масонства в Германской и Австро-Венгерской империях. В пространстве «Священного союза трёх императоров», поставившего себе задачу спасения христианского мира от чумы революции, больше не было места никаким иным союзам и тайным мистическим обществам.
Разумеется, далеко не все «каменщики» подчинились воле государя. Многие перешли на нелегальное положение.
Из шести основателей Союза спасения, из которого вышли собственно Северное и Южное тайные общества, организовавшие «восстание декабристов» в 1825 году, «вольными каменщиками» были пять человек. Из 121 осужденного по делу о восстании действующими масонами были 27 человек.
После восстания масонское братство активно помогало своим братьям в ссылке. Особую роль в этом сыграла масонская ложа Конта, действовавшая в Иркутске. Братья-масоны собирали средства на помощь осуждённым, давали взятки тюремному начальству для улучшения условий содержания ссыльных и их жён.
Но с тех пор каждый желающий поступить на государственную службу давал в полиции специальную расписку: «Даю настоящую подписку в том, что во время состояния на службе я обязуюсь не принадлежать к масонским ложам и к таким обществам и союзам, которые не узаконены или участие в которых воспрещается для лиц, состоящих на службе, законом или подлежащею правительственной властью».
Эти расписки собирали в полиции почти сто лет подряд – до самого 1917 года.
