Мобилизацию населения на территории России за всю современную историю страны объявляли трижды. Два массовых военных призыва пришлись на ХХ век и были всеобщими – во время Первой и Второй мировых войн. «Стол» прочёл дневники и воспоминания свидетелей этих событий и изучил, как они реагировали на принудительную воинскую повинность и описывали атмосферу, которая царила в стране, готовящейся к масштабным мировым войнам.
В июле 1914 года во время Первой мировой войны император Николай II подписал указ о всеобщей мобилизации в Российской империи. Но её предпосылки, так называемая «пробная» мобилизация, начали ощущаться гораздо раньше, когда бои шли ещё на территории Балкан.
Осенью 1912 года поэт Александр Блок записал в своём дневнике: «В воздухе – война. “Пробная” мобилизация. Ночью – Мгебров и Чекан. Бесконечно тяжело». Его современник – 21-летний москвич, инженер Владимир Меньшов – тоже оценивал положение в стране как напряжённое, но отмечал: «В России оно выражается подъёмом патриотического чувства». В сентябре 1913 года житель города Тульчина Владимир Нейман описывал «пробную» мобилизацию в глубинке и её, как ему виделось, наглядную эффективность: «Помощник командующего войсками остался очень довольным, особенно быстрой разгрузкой обоза, на которую было дано им 1,5 часа, а совершилась она в 40 минут».
Писателя Илью Эренбурга война застала в Амстердаме. Жарким летом 1914 года он тихо прогуливался вдоль каналов и опрятных европейских домиков, размышляя о живописи старых голландцев и письмах Декарта к Гезу де Бальзаку: «Я шёл, как всегда, по улицам Амстердама, не вглядываясь в лица прохожих; внезапно что-то меня озадачило; все взволнованно читали газеты, говорили громче обычного, толпились возле табачных лавок, где были вывешены последние известия. Что приключилось? Я попытался понять сообщения; повсюду повторялось одно слово “oorlog” – оно не походило ни на немецкие, ни на французские слова. Сначала я решил вернуться в гостиницу и почитать Декарта, но мною овладело беспокойство. Я купил французскую газету и обомлел; я давно не читал газет и не знал, что происходит в мире. «Матэн» сообщала, что Австро-Венгрия объявила войну Сербии, Франция и Россия собираются сегодня объявить о всеобщей мобилизации. Англия молчит. Мне показалось, что всё рушится – и беленькие уютные домики, и мельницы, и биржа…».
Французский политик, дипломат, посол Франции в России Морис Жорж Палеолог описывал в своём дневнике ночь с 30 на 31 июля, когда принималось окончательное решение о мобилизации. По его словам, император Николай II до последнего пытался избежать или хотя бы оттянуть всеобщую мобилизацию, настаивая на частичной, всё еще рассчитывая на соглашение с Австрией. Он приводит слова царя: «Подумайте об ответственности, которую вы советуете мне принять! Подумайте о том, что дело идёт о посылке тысяч и тысяч людей на смерть!». Однако министр иностранных дел Сергей Сазонов настаивал на том, что «дипломатия окончила своё дело» и мировая война в любом случае начнётся: «вспыхнет в час, желательный для Германии, и застанет нас в полном расстройстве». Рано утром мобилизация была объявлена. «Во всём городе, как в простонародных частях города, так и в богатых и аристократических, единодушный энтузиазм. На площади Зимнего дворца, перед Казанским собором раздаются воинственные крики “ура”», – пишет в дневнике Палеолог.
Николай II объявляет о начале войны с Германией с балкона Зимнего дворца. Фото: общественное достояниеЖурналистка Ариадна Тыркова-Вильямс вспоминала: «В пятницу утром швейцар, подавая самовар, сказал: “Всеобщая мобилизация объявлена”. – “Нет, Иван, только частичная”, – с обычной интеллигентской авторитетностью возразила я. Но он настаивал: “Да нет, барыня, всеобщая”. Но ни слова не сказал, что он сам уже призван, что завтра ему надо идти в солдаты. И до сих пор я не могу без волнения вспомнить об этой чисто русской стыдливости в горе. Потому что для него это прежде всего было горе».
В 1914 году мобилизацию удалось завершить за 45 дней. За это время было собрано более 3 миллионов военнослужащих и почти 600 тысяч ратников ополчения. Николай II высоко оценил скорость призывной кампании и утвердил медаль «За труды по отличному выполнению всеобщей мобилизации 1914 года».
Во время Второй мировой войны слухи (и не только слухи) о возможной мобилизации в Советском Союзе начали ходить ещё в 1939 году.
Будущий историк, а в то время 14-летний школьник Илья Кузнецов писал в своём дневнике 3 сентября: «На уроке физкультуры Иван Григорьевич – инструктор общества “Крылья Советов” – рассказал нам, как будем сдавать на БГТО. Газеты сообщают о военных мобилизациях во Франции, Дании, Голландии и Англии. Видимо, начнётся большая война!».
Усилилось волнение среди студентов. Ленинградец Аркадий Маньков записал 7 сентября: «Началась мобилизация. Людей поднимали ночью с кроватей, брали с работы, в чём есть. Несколько наших студентов уже получили повестки. Дома узнал, что приходили за мной». На день позже, 8 сентября, писатель, драматург, переводчик Александр Волков, наиболее известный как автор сказочного цикла «Волшебник Изумрудного города» отметил в дневнике, что мобилизация в стране действительно шла уже в 1939 году, хоть и не была объявлена официально: «Объявлена мобилизация (вернее, она проводится, хотя и не объявлена). Заняты многие школы, в других вводятся двухсменные и трёхсменные занятия. Адик очень обрадовался, что у них в школе будет 3 смены и что время занятий сокращено. На моё замечание, что, вероятно, введут пайки и будут давать мало хлеба, он ответил: “Ну вот и хорошо, не будете заставлять меня есть!”. Немцы взяли Варшаву. С кем мы собираемся воевать?».
Драматург и киносценарист Александр Гладков в этих же числах сентября оставил в дневнике пометку, что в газетах, хотя «отнюдь не на самом видном месте», появилось краткое сообщение информационного агентства ТАСС о том, что в связи с угрожающим и широким характером германо-польской войны правительство СССР решило призвать мужчин некоторых возрастов в запас. «Об этой частичной мобилизации в городе говорят уже три дня, а сегодня выросли очереди не только за сахаром, солью, мылом и крупами, но и за печёным хлебом. Я полчаса стоял в булочной на Арбатской площади, чтобы купить батон». Художник-иллюстратор Владимир Голицын писал о нервной атмосфере в Москве: «В Москве паника по случаю таинственной мобилизации людей и автомобилей. Бросились закупать сахар, соль и пр. В поезде только и разговоров, что о мобилизации. Все вкривь и вкось гадают – на кого? Никто не верит Гитлеру: пакт – филькина грамота». Дневники актрисы Татьяны Булах-Гардиной тоже подтверждают факт официально не объявленной, но довольно массовой мобилизации: «Проводится грандиозная мобилизация. Нет такси. Всюду пропахшие нафталином шинели. Плач у казарм – жёны прощаются с мужьями. Укрепляем на всякий случай границы. Гитлер взял Польшу за десять дней».
1 сентября 1940 года писатель Иван Бунин запишет в дневнике: «Всё-таки это правда – наступают самые решительные дни». Однако, если верить воспоминаниям партийного и государственного деятеля Анастаса Микояна, настроения у руководителя страны и верховного главнокомандующего Иосифа Сталина были совсем другими. Вплоть до вечера 21 июня 1941 года он не верил в то, что Гитлер нападёт на Советский Союз: «Вечером мы, члены Политбюро, были у Сталина на квартире. Обменивались мнениями. Обстановка была напряжённой. Сталин по-прежнему уверял, что Гитлер не начнёт войны. Неожиданно туда приехали Тимошенко, Жуков и Ватутин. Они сообщили о том, что только что получены сведения от перебежчика, что 22 июня в 4 часа утра немецкие войска перейдут нашу границу. Сталин и на этот раз усомнился в информации, сказав: “А не перебросили ли перебежчика специально, чтобы спровоцировать нас?”».
Колонны бойцов движутся на фронт. Москва, 23 июня 1941 года. Фото: РИА НовостиЧлены Политбюро разошлись около трёх часов ночи, а уже через час их разбудили сообщением, что началась война: «Был дан приказ немедленно ввести в действие мобилизационный план (он был нами пересмотрен ещё весной и предусматривал, какую продукцию должны выпускать предприятия после начала войны), объявить мобилизацию и т. д.».
Инженер, главный энергетик завода «Красная Этна» Иван Харкевич записал в дневнике, что утром 22 июня его срочно вызвали на работу: «Все сумрачны и у всех озабоченность и тяжесть на сердце; уже приказ о мобилизации издан, многие получат повестки, и сколько не вернется больше никогда в свой город к своей семье. Молодые, здоровые сложат свои головы из-за того, что какой-то сволочи со своими капиталистами захотелось управлять всеми мирами. <...> Когда шёл до трамвая по Инструментальному, за рекой стояло зарево пожара. Кому-то двойное несчастье: война, да ещё и пожар! Уж заполыхают теперь пожары на нашей земле».
Десятилетний мальчик Варе Рейн писал: «Поехали в здание школы, где узнали, что война началась. Пошли в столовую, дали бесплатно кроличье жаркое и кисель, 1 стакан парного молока. Когда вернулись, опять пошли в тот дом, где мы были ранее. Должна была быть мобилизация. Играли в мяч».
Первый заместитель заведующего международным отделом ЦК КПСС Карен Брутенц сам разносил призывные повестки: «При виде малиновых афишек, крупными чёрными буквами извещавших о начале войны и всеобщей мобилизации, меня вдруг поразила вроде бы банальная, простенькая мысль, с которой я никак не мог свыкнуться. Люди жили мирной жизнью, работали, влюблялись, играли свадьбы, рожали детей, воспитывали их, а тем временем где-то, в каких-то укрытиях, лежали, ожидая своего часа, эти маленькие, но грозные бумажки, переворачивающие их жизнь. И это тоже было частью, пусть технической, той тайны, в которой готовятся войны».
23 июня 1941 года 29-летний уроженец города Уральска Николай Иванов напишет в своём дневнике: «День мобилизации. Я провожал Сашку и гулял с Ниной, а затем провёл с ней очень бурную ночь. Умереть теперь не жалко». Он вернётся с войны и уйдёт из жизни только в 1993 году в возрасте 80 лет. По официальной версии Вооружённых сил РФ, более 8,5 млн военнослужащих с Великой Отечественной войны не вернулись.
Третью в истории современной России мобилизацию объявил президент Владимир Путин 21 сентября 2022 года. Он заявил, что это необходимая мера для защиты страны от внешней агрессии и что его решение «в полной мере адекватно угрозам, с которыми мы сталкиваемся».
