– Если таксист посмеет со мной заговорить, я ему так обрушу рейтинг, что он сразу вылетит из бизнес-класса, – пишет в сети какая-то сложная особа. Пишет под статьей об интроверсии. В комментариях уже целый кружок таких же воробушков-социофобушков. Все они мнят себя утончёнными, хрупкими, неотмирными... и бойко чирикают в своей стайке о наболевшем. Они делятся друг с другом, в каких салонах работают самые молчаливые мастера маникюра, рассказывают, в каких барах расстояние между столами максимально, а взаимодействие с персоналом осуществляется только с помощью специальных приложений, дают советы, как перевоспитать свекровь, если она «телефонная террористка», и где спрятаться от своих детей в двадцатиметровой студии.
Иногда эти нежные создания зачем-то забредают и в мой блог. Я, бывает, описываю разные случаи в жанре «из бесед с таксистами». Некоторые кажутся мне забавными, некоторые – просто занимательными. В основном читатели улыбаются или грустят, многие делятся своими историями, но неизменно появляются и они – воробушки. Приходят и заводят эту свою унылую трель. «Зачем вы с ними разговариваете?» – спрашивают они меня. «Перешли бы на другую сторону улицы». «Сели бы в другой вагон». «У вас что – других дел нет?», «У вас что – нет никаких границ?».
Границы. Тут я смеюсь в голос. У меня с ними так хорошо, что даже плохо. Они невидимы, но порой совершенно непроницаемы. И, нет, я совсем не вижу в этом никакого преимущества. И уж точно я не готова «отращивание» этих самых границ поставить себе в заслугу (я с этим, кажется, увы, родилась). Я знаю, что об эти неприступные рубежи часто бьются те, кому я этого совсем не желаю, те, кем я на самом деле дорожу. И когда после этого какие-то хрустальные девы и томные юноши рассказывают мне, как это больно – безобидный small talk с соседкой по подъезду, – мне делается непонятно и странно.
Впрочем, можно предположить, что же так царапает наших снежинок. Наш русский small talk специфичен. Безмятежный трёп о погоде у нас запросто переходит в развертывание перед свободным слушателем истории всей жизни, полной драматизма и невыносимых подробностей. Или же непринуждённая болтовня перетекает вдруг в разговор, а то и спор о судьбах родины, внезапно очень важным представляется разрешить раз и навсегда прямо в очереди в МФЦ, кто виноват, что делать, чей Крым, кому и почём надо продавать газ.
Но так ли это в действительности травматично? Я, например, совсем не против порой послушать шапочных знакомых, дальних родственников, таксистов, продавцов, парикмахеров. Болтовня о погоде действительно утомительна, а то, какой представляют реальность люди, которые связаны со мной пусть и не близким, но родством, которые живут со мной в одном подъезде, посещают одну поликлинику, которых я через день встречаю в магазине, как минимум небесполезно. С интересом я выслушаю и тех, с кем делю купе поезда или больничную палату. Пусть это даже целые автобиографии, пусть они скверно и путано рассказываются – ничего. Истории и взгляды всех этих случайных людей могут быть обескураживающими, возмутительными, невероятно печальными или, наоборот, смешными, но все они так или иначе описывают тот реальный мир, в котором мы все живём. Тот сложный, противоречивый, часто, увы, очень грустный мир.
Я, может быть, и не готова принять этот мир с христианским смирением и философской невозмутимостью, но подменять его другой искусственно созданной одномерной реальностью, сладкими грёзами об утвердившемся Царстве Божием на земле, где агнец возлёг со львом, я не готова тоже.
Разумеется, избирательность в общении нужна и важна. Человеку нужны свои. Своими не могут быть многие. Но мудрость же не в том, чтоб оставить в своём мире только близких и отсечь всех остальных как несуществующих, бесконечно сузив тем самым действительность. Разумен тот, кто различает одних и других. У нас же многие – такое ощущение – не готовы признать реальность, в которой взаимодействия с разными людьми имеют не только разную ценность, но и разный смысл. У нас теперь для всех как будто одна «экология общения», в рамках которой живые люди не являются больше ни родными, ни друзьями, ни коллегами, ни соседями, ни знакомыми, а все делятся только на «токсичных» и «комфортных». Вот уж и правда экология со своими пищевыми цепочками из хищников и травоядных.
Фото: CHUTTERSNAP / UnsplashКуда ни глянь, всюду ранимые и травмированные. У них очень тонкая, очень сложная внутренняя организация, но почему-то очень простая, если не сказать примитивная организация жизни внешней. И неудивительно, сегодня целая армия самопровозглашённых психологов предлагает страждущим совсем бесхитростные правила и чёткие алгоритмы. Если посмотреть, что представляют собой эти советы, становится понятно, почему коммуникация у тех доверчивых товарищей, кто ими руководствуется, терпит крах. «Говори о себе, а не о другом», «Изучай свои точки ранимости», «Слушай себя».
Совершенно непонятно, какую роль в этой огромной, но пустой и самодостаточной в своей пустоте вселенной, может играть кто-то ещё. Разве что роль «агрессора». Потому что когда в это холодное космическое пространство попадает инородное нечто со своим непривычным свечением в виде альтернативных идей и мыслей, это может быть расценено как вторжение. И тогда действительно может быть больно. Очень уж легко и стремительно тогда «независимый и самодостаточный» индивид превращается в обычного тревожного гражданина, а стремление к «экологичному общению» на поверку оказывается банальной социофобией.
Современную реальность, особенно если говорить о плотной городской среде, называют реальностью, в которой правят интроверты. Но я, интроверт, вовсе не могу с этим согласиться. Современный мир – это мир социофобов. Он населён какими-то очень трепетными созданиями, которых ранит любое лёгкое касание. У них нельзя спросить на улице дорогу – они не только в наушниках, они будто бы в огромном стеклянном шаре. И вообще понимать же надо: «нормальные люди должны уметь пользоваться навигатором». Им нельзя позвонить, настройки их смартфона таковы, что звонок с неизвестного номера не пройдёт, вероятность, что звонить может медсестра из детского сада, потому что их ребёнку плохо, просто не предусмотрена. Они не готовы принять, что общество – это сотни мнений, а жизнь – это тысячи ситуаций, ведь их лента в социальных сетях строго ограничена и таргетирована.
Есть, впрочем, и ещё кое-что. Сегодня социофобия порой рационализируется как стремление к эффективности. Тогда другие и другое выносятся за скобки будто бы не из-за боязни столкновения с чем-то, не укладывающимся в привычный маленький мир, а из-за экономии времени и психических ресурсов.
Да, со мной тоже так бывает. Иногда я так устаю, что, завидев на платформе слишком словоохотливую знакомую, стараюсь не попасть с ней в один вагон. Однажды я вообще пешком прошла путь из Стрельны в Петергоф, потому что не в силах была зайти в автобус, в толпу людей. Но это редкие случаи, и, как правило, это является сигналом, что нужно меньше работать и что можно меньше успевать. Что мир не рухнет, если я, маленький винтик, не совершу сегодня (а также завтра, послезавтра и в остальные дни) никаких трудовых подвигов и не забуду про парочку «срочных» бытовых дел. Что вовсе не нужно стремиться к максимально возможному КПД, потому что я не машина. Что книжку можно почитать и вечером вместо подработки, а не в этом самом вагоне, куда я сбегаю от знакомой, чтоб не терять драгоценное время на болтовню. Что дело вообще не в знакомой, а в том, что я давно не виделась с родными и друзьями. Что помеха мне не другой, а я сама. И ещё в эти моменты я отчётливо понимаю, что это уже не интроверсия.
