Осенний пленум ЦК КПСС, открывшийся 21 октября 1987 года, был посвящён, в основном, подготовке к грандиозному празднованию 70-летия Великой Октябрьской социалистической революции (в просторечии – ВОСР), а поэтому был коротким – чего там обсуждать, всё уже давно было готово. Закрома наполнены, доклады написаны, конференции проведены, солдаты и техника уже готовятся в ожидании парада 7 ноября на Красной площади. Разве что доклад генсека Михаила Горбачёва был несколько длиннее обычного – однако, это был не просто доклад, а программа перестройки, обусловленной не только наследием Октября, но и пониманием нового этапа исторического развития страны, с вкраплениями едких замечаний в адрес отдельных руководителей министерств и ведомств. Поэтому и хлопали генсеку усерднее обычного.
После доклада секретарь ЦК Егор Лигачёв, председательствовавший на пленуме, привычного спросил у зала, есть ли у кого-нибудь вопросы к докладчику – это был обычный ритуальный вопрос, потому что доклад Самого партийцы принимали без вопросов и сомнений
– Вижу, что у товарища Ельцина есть вопрос, – раздался голос Горбачёва.
В первом ряду, где сидели кандидаты в члены Политбюро, началось какое-то шевеление, затем как-то неуверенно встал Ельцин – красный как рак. Он не ожидал, что Горбачев так подставит его – у них же была договоренность, что его письмо с просьбой об отставке будет рассмотрено после пленума.
– Смелее, Борис Николаевич, я знаю, что у вас есть какое-то заявление!
Горбачёв явно наслаждался моментом: провокация удалась как по нотам. Либо Ельцин сыграет труса и откажется от своих слов, и тогда его можно будет его тихо стереть в порошок, либо он сейчас выступит, и тогда пленум паровым катком просто размажет его по полу – в назидание другим.
– Есть у вас заявление? – подначивал его генсек.
– Есть! – на негнущихся от страха ногах Ельцин пошёл к трибуне, решив говорить без подготовки и без заготовленной бумажки – да и чёрт с ними со всеми, будь что будет!
* * *
Впрочем, начать стоит чуть раньше – с 1982 года, когда новый лидер СССР Юрий Андропов, обновляя управленческие кадры, стал вытаскивать в Москву перспективных провинциалов. Так он и вытащил Михаила Горбачёва и Егора Лигачёва: первого из Ставрополя, второго – из Томска. Горбачёв стал Секретарем ЦК КПСС, замкнув на себя подготовку заседаний Политбюро, Лигачёв – главным партийным кадровиком, который стал очищать окружение Андропова от брежневских «мастодонтов». Надо сказать, что «мастодонты» недолюбливали Андропова – выскочку из КГБ, который в борьбе за власть против партийной элиты использовал не самые деликатные, мягко говоря, методы – отстранил от дел и завёл дело на всесильного брежневского министра МВД Щелокова, угрожал компроматом остальным конкурентам.
Андропов ответил партийцам взаимной ненавистью. Именно при нём неимоверно возросла власть управлений КГБ на местах.
И когда Горбачёв сам стал генсеком, он продолжил «андроповскую» линию на выдавливание старой партийной номенклатуры из партии. Всю грязную работу он и поручил Лигачёву, и поставленную задачу Егор Кузьмич начал выполнять с присущей ему энергией. Так, к началу 1985 года в отставку была отправлена практически половина начальников отделов ЦК и региональных партийных руководителей.
Также Егор Кузьмич подбирал в провинции и новых перестроечных руководителей.
Одним из новых кадров и стал Борис Ельцин – в то время первый секретарь Свердловского обкома КПСС, которому оказали высочайшее доверие – его поставили на место 72-летнего Виктора Гришина, правившего Московским горкомом партии чуть менее 20 лет. Как секретарь столичного горкома Ельцин тут же вошёл и в состав Политбюро ЦК, что разом сделало его одним из самых влиятельных людей в стране.
* * *
И Ельцин сразу же решил показать Горбачёву, что такое настоящая перестройка.
Как многие провинциалы, Москву он не любил и писал в своих мемуарах: «Честно признаюсь, я тоже с предубеждением относился к москвичам. Естественно, близко мне с ними общаться не приходилось, встречался в основном с различными союзными и республиканскими руководителями, но и от этого общения оставался неприятный осадок. Снобизм, высокомерие к провинции не скрывались, и я эмоционально переносил это на всех москвичей».
Поскольку своих людей у Ельцина в Москве не было, он решил опереться на второй эшелон партийных работников, «вычистив» первый – таким образом, пересевшие в кресла своих начальников бывшие заместители были бы целиком и полностью обязаны Ельцину. Простая тактика, но эффективная.
Итак, Ельцин разом заменил всех секретарей горкома партии. Кадровые вопросы решались жёстко – на каждом заседании бюро МГК выносили по 5-6 выговоров, а новости о новых отставках партийных руководителей в районах столицы звучали как фронтовые сводки.
На первой же встрече с председателем исполкома Моссовета Промысловым, продержавшимся на этом посту почти 23 года, Ельцин потребовал от него немедленно принести заявление об отставке.
Случались и трагические исходы. В июле 1986 года покончил с собой уволенный первый секретарь киевского райкома КПСС Александр Коровицын.
По слухам, причиной гнева Ельцина стало географическое расположение района: до 1991 года Киевский район столицы располагался по обоим берегам реки Москвы, и именно через этот район проходила правительственная трасса, соединяющая Кремль с Кунцевом. И вот, когда в Москву приехал с визитом президент Франции Франсуа Миттеран, первая леди страны Раиса Максимовна решила устроить для супруги Миттерана спонтанную прогулку по столице. Заглянули и в овощной, где не нашли вообще ничего, кроме гнилой картошки – ведь на дворе стояла весна, а советская социалистическая экономика, даже под угрозой поголовного расстрела всех директоров магазинов, не могла обеспечить круглогодичного снабжения жителей столицы необходимыми овощами. Тем не менее, за этот «прокол» Ельцин получил выговор от Горбачёва, а сам Борис Николаевич тут же распорядился снять с должности Александра Коровицына, секретаря района, в котором находился магазин, и исключить его из партии.
Борис Ельцин и Раиса Горбачева. Фото: Сергей Гунеев / РИА НовостиДля народа же Ельцин старался показать себя самым демократичным руководителем. После случая с Миттеранихой он каждое утро сам стал инспектировать работу продуктовых магазинов, лично устраивая разносы нерадивым директорам. Затем он отказался от «кремлёвской» поликлиники, и даже показательно ездил на работу на троллейбусе.
* * *
Но сразу же Ельцин начал конфликтовать с Лигачёвым, ведь все обиженные партийцы бежали жаловаться к Егору Кузьмичу. В ответ тот начал критиковать Ельцина.
Надо сказать, что Егор Лигачёв обладал таким же взрывным темпераментом, как и Ельцин. И точно также привык крыть матом своих подчинённых, не выбирая выражений.
В случае с Ельциным, получилось буквально как в народной поговорке: нашла коса на камень.
Все аргументы отошли на второй план, в схватке двух сибиряков выжить должен был только один.
* * *
В начале сентября Моссоветом по инициативе Ельцина были приняты правила проведения митингов – первый в советской истории документ, который на практике позволил реализовать записанное в Конституции право на свободу собраний.
Но новый законопроект вызвал крайнее недовольство в Кремле.
На заседании Политбюро 10 сентября против Ельцина резко выступил Лигачев:
– Почему первый секретарь Московского горкома партии не рассмотрел этот вопрос на бюро МГК? Кто обсуждал их и с кем?!
Вина Ельцина, с точки зрения членов Политбюро, была очевидной: в обход Политбюро он посягнул на создание нормы для всего Советского союза. Раз можно митинговать в Москве, то почему нельзя в Киеве или в Таллине?
В ответ 12 сентября 1987 года Ельцин решил написать письмо генсеку с просьбой об отставке – в тот момент Горбачёв отдыхал в Крыму.
* * *
Ельцин писал: «Я всегда старался высказывать свою точку зрения, если даже она не совпадала с мнением других. В результате возникало всё больше нежелательных ситуаций. А если сказать точнее – я оказался неподготовленным со всем своим стилем, прямотой, своей биографией работать в составе Политбюро... Партийные организации оказались в хвосте всех грандиозных событий. Здесь перестройки... практически нет... Задумано и сформулировано по-революционному. А реализация именно в партии – тот же прежний конъюнктурно-местнический, мелкий, бюрократический, внешне громкий подход. Вот где начало разрыва между словом революционным и делом в партии, далеким от политического подхода…
У Егора Кузьмича Лигачёва, по-моему, нет системы и культуры в работе. Постоянные его ссылки на "томский опыт" уже неудобно слушать... В отношении меня после июньского пленума ЦК и с учетом Политбюро 10 сентября, нападки с его стороны я не могу назвать иначе, как скоординированная травля. Решение исполкома по демонстрациям – это городской вопрос, и решался он правильно. Мне непонятна роль созданной комиссии.
Я неудобен и понимаю это. Понимаю, что непросто и решить со мной вопрос... Дальше, при сегодняшней кадровой ситуации, число вопросов, связанных со мной, будет возрастать и мешать Вам в работе. Этого я от души не хотел бы... Вот некоторые причины и мотивы, побудившие меня обратиться к вам с просьбой. Это не слабость и не трусость.
Прошу освободить меня от должности первого секретаря МГК КПСС и обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Прошу считать это официальным заявлением…»
* * *
Пожалуй, в истории КПСС это был первый случай, чтобы руководитель такого ранга отказывался бы и от должности, и от членства в Политбюро.
Возможно, у Ельцина был расчет, что Горбачёв, впечатленный этим эмоциональным поступком, просто не одобрит его отставки и возьмёт под свою защиту от Лигачева.
Но расчет провалился. Горбачёв решил публично и максимально жестоко наказать нарушителя партийной дисциплины, посмевшего усомниться в верности кадровых решений Самого.
* * *
Ещё накануне открытия пленума ЦК Ельцина неоднократно звонил Горбачёву и добился гарантий, что его письмо не потребует необходимости обращаться непосредственно к пленуму ЦК КПСС.
Но Горбачёв внезапно настоял на выступлении Ельцина.
И тот принялся вспоминать свое письмо – сумбурно, эмоционально, перескакивая с мысли на мысль.
– Прежде всего нужно было бы перестраивать работу именно партийных комитетов, партии в целом, начиная с Секретариата ЦК, о чём было сказано на июньском Пленуме ЦК партии, – начал Ельцин. – Я должен сказать, что после этого, хотя прошло пять месяцев, ничего не изменилось с точки зрения стиля работы Секретариата ЦК, стиля работы товарища Лигачёва.
Егор Кузьмич Лигачев на трибуне 19 Всесоюзной конференции КПСС. Фото: Борис Бабанов / РИА НовостиИменно на своего врага Ельцин и возвел всю ответственность за то, что перестройка не приносит ожидаемых результатов, а народ перестал верить в пафосные обещания.
После доклада генсека о победном шествии перестройки, гласности и ускорения по стране навстречу 70-летию Октября слова Ельцина прозвучали как контрреволюционный выпад.
Но Ельцин вполне сознательно пошел на обострение конфликта. Это понимал и Горбачёв – как позже в своих мемуарах писал помощник Горбачева А.С. Черняев, очевидно, что, подавая на пленуме заявление об отставке, Ельцин рассчитывал, на то, что партийцы «не осмелятся» её принять. Дескать, отставка популярного руководителя Москвы сугубо по политическим мотивам получит нежелательный резонанс на Западе – как «откат» в деле перестройки. Но сам Горбачёв прекрасно понимал, что пока на Западе нет кандидатуры реального конкурента на пост генсека, то западные лидеры не будут замечать ничего.
Поэтому важно, чтобы никаких потенциальных конкурентов и не было бы.
* * *
Всё выступление Ельцина занимало менее двух страниц стенограммы. Но вот дальнейшее обсуждение – 48 страниц.
По наглецу прошлись буквально все.
Первым выступил сам Лигачёв, утверждавший, что всё, что говорил Ельцин, не соответствует действительности, а его слова о падении у советских людей веры в перестройку – грубая политическая провокация.
За ним в атаку пошли секретари обкомов, назвавшие Ельцина и «дезертиром», и «эгоистом», и «предателем Родины».
Далее подключилась тяжелая артиллерия. «Архитектор перестройки» Александр Яковлев назвал Ельцина «безнравственным подлецом»:
– Это выступление ошибочно политически и несостоятельно нравственно. Политически неверно потому, что исходит из неверной оценки обстановки в стране, из неверной оценки позиций, которые занимают Политбюро, Секретариат ЦК КПСС... А безнравственно потому, что поставил свои личные амбиции, личные интересы выше партийных…
Председатель КГБ Виктор Чебриков и вовсе назвал Ельцина добровольным помощником западных спецслужб:
– Ваше выступление льёт воду на мельницу сотням и тысячам аналитиков на Западе.
В итоге уничтоженного Ельцина сняли с поста хозяина Москвы и выгнали из Политбюро. Но объявление решения отложили на вторую половину ноября – никакие политические дрязги не должны были бросить тень на празднование 70-летия ВОСР.
Причем, решение вопроса решили провести через пленум горкома партии.
Обходить молчанием этот вопрос не стоит, чтобы не показалось, что есть какая-то могучая оппозиционная сила, – сказал Горбачев. – В общем, покажем, что это просто авантюрист и отщепенец.
* * *
Напрасно Ельцин писал покаянные письма – исправить он уже ничего не мог.
9 ноября – в свой последний рабочий день в МГК – он даже симулировал попытку самоубийства – впрочем, согласно решению Роскомнадзора мы не можем сообщить вам каким именно способом.
В итоге Ельцина госпитализировали в больницу, где стали накачивать седативными препаратами.
Сложно сказать, как бы повернулась история дальше, но тут в ход политических интриг вмешалась новая сила, которую в Кремле привыкли вообще не принимать в расчет – собственно, сам советский народ.
* * *
Едва по стране пошли слухи, что Ельцин попал в больницу, так в Свердловске прошла несанкционированная демонстрация в защиту земляка, обиженного в Москве.
Затем уже в Москве появились листовки за возвращение Ельцина. «Конспект» скандального выступления на пленуме был растиражирован в самиздате, причём, при каждой публикации текст выступления обрастал все новыми и новыми пунктами.
Вскоре «речь Ельцина» стала городским фольклором – все пересказчики вкладывали в уста Ельцина именно то, что сами хотели от него услышать – от критики советского строя вообще до резких замечаний в адрес Раисы Максимовны Горбачёвой, которая, мягко говоря, не пользовалась в народе большой любовью.
В считанные дни опальный Ельцин в народной мифологии превратился в лидера оппозиционных сил, в политика, действующего вне правил и рамок официозной политической жизни.
* * *
Убедившись, что исключение Ельцина из высшего партийного руководства получило вовсе не тот эффект, Горбачёв решил пойти на попятный.
Пленум Московского горкома, открывшийся 11 ноября 1987 года, вёл сам Горбачёв. На заседание Ельцина привезли из больницы. Все обвинения он слушал молча, не делая даже попыток оправдаться.
Впрочем, как сам Борис Николаевич писал в воспоминаниях, он молчал, потому что плохо себя чувствовал: «голова кружилась, ноги подкашивались, я почти не мог говорить, язык не слушался».
В итоге Ельцина уволили, но Горбачёв распорядился не добивать бунтаря. Более того, он одобрил назначение Ельцина на должность первого заместителя председателя Госстроя СССР – формально это был министерский пост, сохранявший за Борисом Николаевичем место в высшей обойме номенклатуры.
Но народное сознание было уже не остановить. По стране прошли митинги в поддержку Ельцина, «пострадавшего за правду». Потому что если народу нужен образ вождя протестов, он его сформирует – даже если сам «вождь» будет против.
Впрочем, Ельцин был не против.
