Продолжение. Часть первая, часть вторая, часть третья.
Осень 1917 года подарила столичным жителям несколько слов: во-первых, «хвосты» – то есть, очереди в магазины, и, во-вторых, «разгрузка» – грабёж.
Действительно, хаотическая экономическая политика Временного правительства привела к тому, что из продажи исчезли все продукты. И «хвосты» стояли за всем – за мукой, керосином, дровами. О голодных бунтах начала года, спровоцировавших переворот в феврале 1917 года, никто уже и не вспоминал – эх, и славное же было время!
Газеты писали, что осенью 1917 года жители столицы стали меньше улыбаться и общаться друг с другом. Да и о чём говорить, когда своих переживаний хватает?
В наступившем хаосе хорошо себя чувствовали лишь криминальные элементы. «Разгрузки» в столице стали привычным делом – причём, все совершаются среди бела дня и при большом стечении людей, ведь милиция предпочитает не вмешиваться в происходящее, чтобы не нарваться на случайную пулю.
Признаки агонии государства можно увидеть в любом городском сквере, где собираются толпы «тёмного люда» – бандиты, дезертиры, безработные, мигранты и гастарбайтеры. Здесь договариваются о совместных налётах на господские дома, торгуют краденым, играют в азартные игры на большие деньги, употребляют наркотики, которые легко можно купить в любой аптеке – ведь в стране был введён «сухой закон», а вот закона против опия или кокаина нет. А после «дури» лузгали семечки – все свидетели тех дней пишут, что Петербург и другие крупные города империи были буквально засыпаны шелухой подсолнечника.
* * *
Третье же слово – «Моонзунд». Название доселе никому неизвестного архипелага из четырёх островов, прикрывающих вход в Рижский залив, который для петроградцев стало символом позорного поражения революционного Балтийского флота.
Напомним, что, начиная Первую мировую войну, немцы рассчитывали на лёгкую победу – в частности, благодаря победоносному Кайзерлихмарине, императорскому военно-морскому флоту. Адмирал фон Тирпиц разработал план: немецкий флот должен был прорваться в Финский залив, уничтожить Балтийский флот, который немцы заранее списали со счетов, и ударить по Петрограду с моря.
Однако когда в первый же месяц войны немецкие крейсеры попытались пойти на восток, их ждал неприятный сюрприз. Сначала корабли были встречены залпами российских крейсеров, затем крейсер «Магдебург» был захвачен русскими моряками, которые взяли в качестве трофеев германские коды и шифры – благодаря этому у российского Генштаба появилась возможность разгадывать намерения германского командования до конца войны.
Также выяснилось, что русские миноносцы опутали минными заграждениями все морские проходы к востоку от острова Готланд, и в итоге германское командование вынуждено было сократить все военные операции.
Лишь в 1917 году – после февральского переворота и полной деморализации Балтийского флота – адмиралы кайзеровского флота решили разработать операцию «Альбион» по захвату проливов в Рижский залив, которые надёжно защищали Ригу от всех атак с моря.
* * *
Сама же Рига была захвачена немцами еще в сентябре 1917 года.
Прорыв Северного фронта начался в 4 часа утра 1 сентября с химической атаки немцев на позиции русской 12-й армии.
Один из очевидцев атаки позже вспоминал: «Первые 3–4 часа огонь был направлен, главным образом, против наших батарей. Стрельба велась химическими снарядами и гранатами большого калибра. Часам к 10–11 утра прибрежный лес был сплошь, как туманом, окутан удушливыми газами. Часть наших пушек была к этому времени подбита. У иных батарей была перебита или задохлась прислуга. А некоторые пушки были брошены нашими артиллеристами, так как работа в облаках удушливых газов стала невозможна. Около 11 часов утра прозвучали последние одиночные пушечные выстрелы с нашего берега – и наша артиллерия замолкла, замолкла на целые сутки…»
Впрочем, как рассуждали многие русские офицеры, при старой императорской армии подобного разгрома удалось бы избежать – уже при первых признаках газовой атаки 12-я армия перешла бы в контратаку. Но всевластные к тому времени солдатские комитеты были против войны и постановили оставить позиции.
Дольше всех держались бригады красных латышских стрелков, но и они после тяжёлых боев были вынуждены оставить плацдармы.
2 сентября немцы приступили к обстрелу Риги. Войска начали беспорядочное отступление, в спешке бросая обозы с продовольствием и боеприпасами, техникой.
Очевидец писал: «Впервые с начала войны немцы пустили против нас тучу блиндированных (т. е. бронированных – Авт.) аэропланов. Это были аэропланы… снабженные снизу стальным щитом, прикрывающим мотор, летчика и гондолу. Защищённые от ружейного и пулеметного огня, эти аэропланы спускались к земле на 150 – 200 метров и с этой высоты метали бомбы без промаха. Каждая эскадрилья блиндированных аэропланов состояла из 4 машин. С четырёх сторон слетались они к намеченному для атаки месту. И приближаясь к цели, они постепенно снижались, будто хищные птицы, устремившиеся на добычу. Трудно описать впечатление от такого налёта аэропланов. Шумят в воздухе моторы, стучат пулемёты, рвутся бомбы, подымается бешеная ружейная и пулеметная пальба вверх. Но пули отскакивают от груди стальной птицы. Неподвижно парит над головой блиндированный аэроплан. И чувствуешь, что здесь не слепая опасность, как при полете выпущенного откуда-то из далекой невидимой батареи снаряда. Здесь, над твоей головой, в непосредственной близости от тебя – враг, неуязвимый для тебя и следящий за каждым твоим движением. Налёты аэропланов наносили нам сравнительно небольшой материальный ущерб. Но действие этих налетов на психику, на моральное состояние войск было убийственное. В нескольких местах при налёте аэропланов начиналась паника. Я был свидетелем такой паники на дороге, забитой обозами. Люди бежали в беспорядке, лошади бесились, повозки мчались вперёд, опрокидывались, летели под откос. Из-за деревьев гремела беспорядочная, бесцельная стрельба. А над дорогой медленно реяли зловещие черные птицы, реяли так низко, что, казалось, вот-вот зацепят они распластанными крыльями за верхушки деревьев. И как ровные круглые бусы тянулись за каждой птицей нити дымков пулемёта…»
* * *
3 сентября Рига была оставлена – русская армия, теряя обозы, отошла к городу Вендену (ныне это латышский Цесис).
Большевистский агитатор Владимир Войтинский писал: «То здесь, то там вспыхивала паника. В одном месте мчавшаяся Бог весть откуда батарея смяла пехотный полк, выступавший на позиции. В другом месте свои открыли огонь по своим… При таком положении было непонятно, почему немцы продвигаются вперед так медленно. Казалось, некоторое усилие с их стороны, и сопротивление наших перепутавшихся частей будет окончательно сломлено, вражеская конница прорвется на Рижское шоссе – и тогда вместе с Ригой мы потеряем большую половину 12-й армии, а перед немцами откроется ничем не защищённый широкий путь к Петрограду».
Общие потери сторон были значительными. Русские войска потеряли до 25 000 человек, из них до 15 000 пленными и пропавшими без вести. Потери немецкой армии были меньшими – чуть более 5 тысяч человек убитыми, ранеными, пленными и пропавшими без вести.
* * *
6 сентября 1917 года немецкая армия устроила в Риге грандиозный военный парад.
Газета »Петроградские Ведомости»: «В Риге – полный порядок. Все магазины и лавки открыты. Хлеб стоит 4 коп. фунт. Немцы при входе в город расстреляли негодяев солдат, связавших своих офицеров, и освободили офицеров; затем немцы приказали делегатам сов. р. и с. д. (советов рабочих и солдатских депутатов – Авт.) в 24 часа очистить Ригу от подсолнуха и прочей нечисти; делегаты было "покуражились", но им сказали, что ровно через 24 часа их расстреляют, если город не будет приведен в порядок, и к назначенному сроку город выглядел как игрушка. Немцы разрешили желающим русским выехать, но желающих почти не оказалось. Одна прибывшая из Риги латышка передаёт, что её шуцманы высекли за то, что она ослушалась приказа идти лишь по правой стороне улицы…»
Но у германской армии действительно не было сил и резервов продолжать наступление на Петроград. Требовалось наладить морские пути снабжения. Но проход в Рижский залив по-прежнему был заблокирован остатками русского Балтийского флота под командованием вице-адмирала Михаила Коронатовича Бахирева.
* * *
Для операции «Альбион» по захвату архипелага немцы выделили десантный корпус, достигавший 24 тысяч человек, а также отряд прикрытия из 10 линкоров, 1 линейного крейсера, 9 легких крейсеров, 58 эсминцев и двух сотен различных судов.
Штурм начался 12 октября 1917 года, и первая попытка прорваться в бухту Тага-Лахт,на северо-западном побережье эстонского острова Сааремаа, стоила немцам 3 повреждённых эсминцев. Сначала на русских минах подорвались линкоры «Баерн» и «Гроссер Курфюрст», затем русские батареи накрыли снарядами линкор «Мольтке». Тем не менее, немцам удалось высадить десант, который практически не встретил никакого сопротивления.
Вторую попытку прорыва немцы предприняли 14 числа. Отряд прорыва состоял из линкора «Кайзер», 10 эсминцев, а всего было выделено 17 кораблей. С русской стороны было 7 кораблей, включая линкор «Гражданин» – бывший «Цесаревич» и броненосец «Адмирал Макаров». Бой начался для немцев неудачно: 4 передовых эсминца сели на мель, затем вышедшие из узкого пролива немецкие корабли попали под огонь всех наличествующих русских сил. Единственный немецкий успех: линкор «Кайзер» нанёс тяжёлое повреждение вышедшему русскому эсминцу «Гром», который в этот день затонул.
Замечательный момент: как писали газеты, вице-адмиралу Бахиреву, командующему обороной островов, «удалось уговорить команду минного заградителя «Припять» выполнить задачу по минированию», благодаря чему немцы, которые утром 15 октября предприняли новую попытку штурма, потеряли ещё один эсминец. Ещё два эсминца немцев сели на мель, пытаясь увернуться от мин.
* * *
16 октября немцы сменили тактику – пока немецкие линкоры перестреливались с русскими кораблями в проливе Моонзунд, немецкие десантники высадились на острове Моон, где они не встретили никакого сопротивления – накануне большая часть гарнизона на острове отказалась воевать. В итоге часть солдат успела эвакуироваться с острова, часть – сдалась немцам без единого выстрела.
Единственное, что смог сделать вице-адмирал Бахирев для обороны пролива, это затопить три старых транспорта, которые и перекрыли узкий пролив.
Но это было уже бесполезно – оказывается, штурм Моонзунда был отвлекающим маневром, а вот основной удар немцы решили нанести на юге – то есть, войти в Рижский залив через Ирбенский пролив. Правда, и этот пролив был надежно прикрыт минными заграждениями, но наученные горьким опытом немцы послали вперёд минные тральщики.
В любое другое время эта операция была бы обречена на провал, потому что пролив прикрывала и Церельская артиллерийская батарея, которая могла бы расстреливать немецкие корабли как жестянки в тире. Но в октябре 1917 года под влиянием большевистских агитаторов команды артиллерийской прислуги отказались выполнять приказы командования и стрелять по «братьям по классу».
И здесь все дипломатические таланты вице-адмирала Бахирева оказались бессильны. В итоге немцы высадили десант и практически без единого выстрела захватили все орудия и пленных.
Что ж, неудивительно, что «республиканская армия» продула все сражения.
«Московские ведомости» писали: «Сражение в водах Моонзундского архипелага нами проиграно бесповоротно. Немцы получили господство в Балтийском море и почти все шансы на успех дальнейшего развития своей операции. Наш флот разделён ими на две части. Одна заперта в Кассарском плесе, другая – в Финском заливе. Каждая из них может выйти на простор, только прорвавшись через поставленное неприятелем минное заграждение и линию дредноутов, крейсеров и миноносцев. И потому наш флот приходится считать принуждённым к бездействию в широком стратегическом смысле».
* * *
Потеря Рижского залива и перспектива скоро наступления на Петроград вызвали в столице панику.
«Петроградский листок» писал: «Отступление русской армии из Риги породило панические настроения: жители столицы покидают город со всем скарбом и домочадцами. Билетные кассы на вокзалах столицы, а затем и вагоны берут штурмом. При этом всем не очень было понятно, куда из Петрограда ехать…»
Сам Керенский вспомнил о предложении Корнилова о переезды столицы в Москву и о переводе Петрограда на осадное положение. В этом случае все выборы в Учредительное собрание отменяются, все самозванные советы рабочих и солдатских депутатов объявляются вне закона, а Петроградский гарнизон в полном составе идет на передовую.
Керенский не мог не воспользоваться этим шансом на уничтожение большевиков, полностью контролировавших советы в Петрограде.
Именно поэтому Ленин и выдвинул идею необходимости захвата власти, не дожидаясь итогов выборов в Учредительное собрание, которые к тому же могли отменить в любой момент.
* * *
Лев Троцкий много лет спустя вспоминал, что идея переноса столицы и перевода Петрограда на осадное положение привеа партийцев в отчаяние – рушилась вся тщательно выстроенная схема прихода к власти.
«Аргументы стратегического порядка выглядели достаточно внушительно после падения Риги и потери Моонзундских островов, – писал Троцкий, в то время занимавший пост Председателя Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. – Штаб округа разослал приказы о переформировании петроградских частей для выступления на фронт... План противников был неплох: предъявив Совету стратегический ультиматум, вырвать у большевиков одним ударом военную опору из-под ног либо же в случае сопротивления Совета вызвать острый конфликт между петроградским гарнизоном и фронтом, нуждающимся в пополнениях и в смене... Солдаты подходили к вопросу более прямолинейно. Выступать на фронт теперь, глубокой осенью, мириться с новой зимней кампанией – нет, эта мысль совершенно не укладывалась в их головах.
Пытаясь разогреть патриотизм масс угрозой потери Петрограда, соглашатели внесли в Совет предложение создать Комитет революционной обороны, который имел бы своей задачей участвовать в защите столицы при активном содействии рабочих...
Большевики тем естественнее ухватились за меньшевистский проект военного комитета, что в их собственных рядах не раз уже перед тем велись беседы о необходимости своевременно выдвинуть авторитетный советский орган для руководства будущим переворотом. В Военной организации партии разрабатывался даже соответствующий проект. Трудность, с которой не умели до сих пор справиться, состояла в сочетании органа восстания с выборным и открыто действующим Советом, в состав которого входили к тому же представители враждебных партий. Патриотическая инициатива меньшевиков пришла как нельзя более кстати, чтобы облегчить создание революционного штаба, переименованного вскоре в Военно-революционный комитет и ставшего главным рычагом переворота...
Идея восстания сразу начала приобретать плоть. Изобретать советский орган более не приходилось... Как раз на следующий день, 10-го, Центральный Комитет большевиков принял на тайном заседании резолюцию Ленина, ставившую вооружённое восстание как практическую задачу ближайших дней. Партия получала отныне ясную и императивную боевую установку. Комитет обороны включался в перспективу непосредственной борьбы за власть».
Продолжение следует.