– Многовековая практика говорит, что такие профессии есть. И они достаточно привлекательны. Известно, что самые большие деньги зарабатываются на пороках людей. Совершенно невозможно представить, чтобы некоторые профессии имел Господь наш Иисус Христос. А все верные христиане живут по принципу подражания Христу. Для этого не нужно иметь специальных списков запретных профессий – достаточно элементарной логики. Например, невозможно себе представить, чтобы Христос был палачом или доносчиком. Этот ряд можно продолжить. И попадут в него не только профессии, исторически запретные для христиан, но и некоторые появившиеся в наше время.
– Какие профессии исторически считались запретными для христиан?
– Был, понятно, запрет на проституцию, на профессию артиста, школьного учителя, офицера армии...
– Почему нельзя быть артистом?
– Потому что театр в древнем мире был культовым местом. Сейчас это «учреждение культуры», а тогда было «учреждением культа». Театр являлся частью мистерий: его целью было создать это мистериальное пространство, чтобы зрители включились в него. Поэтому артист воспринимался как служитель культа, чуждого культа.
– А сейчас не воспринимается?
– Сейчас не так. Сейчас профессия артиста сама по себе не является запретной. Она может быть запретной только в том случае, если артист своей игрой побуждает зрителей к вещам, несовместимым с христианской нравственностью.
– А со школьным учителем что не так?
– Профессии учителя, офицера, чиновника в Римской империи связывались с присягой императору, который откровенно почитался «сыном божьим». То есть все они имели религиозное наполнение. Школьный учитель, например, обязан был вводить своих учеников в языческую культуру и практику, как и офицеры солдат. Поэтому в древней церкви, когда человек обращался ко Христу, он быстро понимал, что его профессия и вера несовместимы, и выходил из числа офицеров и государственных служащих.
– Сегодня, Вы говорите, появились какие-то новые профессии такого рода?
– Да. Есть, например, работа, связанная с сознательным профессиональным обманом людей и манипулированием людьми. Она обычно достаточно высокооплачиваемая. Как работа палача в своё время: за то, что они расстреливали, им бесплатно давали коньяк, отпуска. Так и сейчас: профессии, где человек идёт на сделку с совестью, чувствует, что делает гадость, – они, как правило, хорошо оплачиваются.
– Можете привести примеры?
– Это иногда работа, связанная с рекламой, со средствами массовой информации – определённой нишей, работа в медицинских отраслях (в особенности в гинекологии, когда врачи зарабатывают на абортах и не очень понятных и честных способах продолжения рода: при экстракорпоральном оплодотворении это иногда выходит за пределы допустимого). Все это, повторю, хорошо оплачивается и потому некоторых привлекает. Но люди, которые приходят к Богу, в какой-то момент понимают, что больше не могут там работать. Ещё одна, по сути, запрещённая для христианина профессия – это бизнес, связанный с торговлей и производством спиртного. Я знаю предпринимателей, хорошо на этом зарабатывавших, но затем сознательно оставивших этот бизнес.
– По аналогии, наверно, и торговля оружием?
– Конечно.
– Тогда и все министерство обороны по определению вне церкви, а они ведь храмы себе активно строят...
– Не могу ничего сказать про министерство обороны – может ли оно в принципе быть в церкви? Но вопрос этот давно является очень непростым. В опыте церкви содержится один важнейший принцип, касающийся отношения ко злу: со злом и грехом нужно всегда бороться. Однако способы этой борьбы очень сильно зависят от того, кто эту борьбу осуществляет – от уровня человека, от качества сообщества. В зависимости от этого возможны три пути. Есть люди и сообщества людей, способные бороться со злом и грехом, будучи в силе христовой любви. В истории это редкое явление, хотя такие примеры были. Есть более низкий уровень, когда от человека требуется не отвечать злом на зло, а побеждать зло добром. Это обычно связано с откровением Божьего Закона. Идя этим путём, ты хотя бы ставишь границу злу.
А есть путь – бороться со злом меньшим злом, этот путь знаком миру сему, но иногда и церковные люди попадают в такие ситуации. И надо ещё иметь мудрость, чтобы понять, где меньшее зло. Однако этот путь, как известно, очень бесперспективный, если брать в стратегическом измерении. Победа меньшим злом зло не искореняет и даже, боюсь, не ограничивает, но как бы меняет его направление. Это вообще отдельная большая тема. Неверующие люди считают, что меньшим злом они всерьёз зло побеждают. Но это не так. В каком-то смысле зло всё равно здесь одерживает верх. Война и победа в войне редко бывает совсем уж однозначной победой добра над злом. Как известно, война заканчивается не тогда, когда «добро победило», а когда кого-то перебили, кровь вылилась и сил больше нет. Поэтому в мире сем всегда будет война: передохнули немножко, силы обрелись, ресурсы возобновили – и опять что-нибудь начинается, потому что само зло не искоренено. Если христиане попадают в эту мясорубку – а бывает, что попадаешь в ситуацию, когда не можешь не воевать, – даже в этих условиях они ведут себя совершенно по-другому.
– По-другому – это как?
– Как правило, они лишены злобы, жестокости. Есть много свидетельств, как ведут себя на войне христиане. Кому интересно, это нетрудно найти. Даже целую армию можно по-разному настроить: идти карать и убивать или идти защищать кого-то. И ведут себя солдаты с такими установками совершенно по-разному. Но всё равно, даже если ты кого-то защищаешь, воюя, ты неизбежно убиваешь. Для христианина это тяжёлый грех, и по церковным правилам он подлежит епитимье. Хотя эта епитимья и не такая, как за сознательное, умышленное убийство.
– Тяжёлый грех даже в том случае, если ты убийством врага помешал ему убить своих однополчан, мирных жителей?
– В любом случае, когда человек убивает другого человека, он фактически становится инвалидом, незаметно это не проходит. Это всегда глубокая травма. Убивая другого, человек совсем не в фигуральном смысле убивает себя. По церковным правилам, насколько я помню, такой человек никогда не может быть рукоположен в священники. Это правило довольно позднее: в древней церкви его относили к себе все христиане, потому что каждый христианин по определению является священником. Поэтому все христиане всячески избегали ситуаций, где им бы пришлось совершить кровопролитие. Известный случай, когда христиане покидают Иерусалим накануне его осады в 70 году, они не участвуют в защите города, то есть ведут себя, мягко говоря, непатриотично.
– Чем отличает такое уклонение от участия в войне от дезертирства? Допустимо ли дезертирство для христианина? Ведь в этом случае ты вынуждаешь воевать вместо себя кого-то другого.
– В нормальном случае, конечно, должны быть какие-то пути или условия, которые дают возможность не попадать в ситуацию дезертирства. Если человек живёт верой, так получается, что он не попадает в какие-то ситуации в принципе.
Если он попадает в ситуацию, когда нужно выбирать из двух зол меньшее, то это, как правило, следствие неверных решений, принятых перед этим.
– Даже если, казалось бы, обстоятельства вполне объективные: в стране идёт война?
– Войны тоже очень разные бывают. Всем известна война в Афганистане, война в Чечне, Великая Отечественная война, война с Наполеоном. Это всё разные войны. Допустим, в Великую Отечественную войну очень многие наши соотечественники оказались перед сложной нравственной дилеммой. «Великой Отечественной» война ведь стала не сразу. Для многих сталинская диктатура не была «своей властью». И за границей, и на оккупированных территориях многие люди с радостью встретили немецкие войска. Активная и спокойная сдача в плен миллионов наших солдат – это не то же ли самое? Они просто не знали, что их ждёт, думали, что к пленным отнесутся так же, как относились во время Первой мировой войны. Но этого не случилось. Поэтому, я думаю, в некоторых случаях вполне допустимо и дезертирство – когда тебя заставляют слушаться человека больше, чем Бога, когда ломают твою совесть об колено.
– Подводя итог разговору о войне, можно ли сказать, что профессиональным военным христианин не может и не должен быть?
– Я думаю, что профессиональный военный может стать христианином, но чтобы христианин стал профессиональным военным – это я с трудом себе представляю.
– Отсюда другой вопрос – о более «мирных» профессиях, но так же связанных с присягой государству. У нас регулярно происходит обмен шпионами – людьми, которые в мирное время живут на территории других государств, выдавая себя не за тех, кем они являются на самом деле. Насколько профессия разведчика, спецагента приемлема для христианина, если это служит интересам государства?
– Конечно, этими людьми можно по-своему восхищаться...
– И восхищаются – Штирлицем, Анной Чапман.
– Да, но ещё раз хочу сказать: представить их среди Христовых учеников очень сложно. Ведь их деятельность напрямую связана с полной, почти стопроцентной ложью и подменой. И что особенно травматично – связана с отношениями. Они устанавливают отношения с людьми заведомо зная, что будут ими злоупотреблять. Кстати, к запрещённым профессиям можно отнести и сетевой маркетинг. Он очень близок к деятельности разведчиков и сексотов.
– Почему?
– Сетевой маркетинг задействует тот же канал, который задействуют доносчики, разведчики...
– Игра на доверии?
– Совершенно верно. Дело в том, что человек может прийти к Богу и жить со Христом только через доверие и отношения. Вообще вера как таковая – это не убеждения и не мировоззрение, это отношения, опыт доверия, когда Богу ты доверяешь даже больше, чем себе. А здесь доверительные отношения человек использует для извлечения выгоды. Высший пилотаж в сетевом маркетинге (как у разведчика и сексота) – зайти к человеку с этой стороны, когда он тебе будет полностью доверять, так его замотивировать, обратить, манипулировать им, чтобы он выдал тебе всё своё нутро и чтобы он стал твоим агентом влияния.
– Профессиональный Иуда?
– Да. Хотя с Иудой сложнее, у него более хитрая история была. Именно игра на доверии – одна из причин такого поистине дьявольского успеха сетевого маркетинга. Это конвертация личных отношений в коммерческие. Она необратима и, что самое страшное, перерождает самого человека: он вообще теряет способность устанавливать с кем-либо доверительные, личные отношения, он их всегда конвертирует в выгодном ему ключе.
– А профессия дипломата? Это, конечно, не секретный агент, но свои сложности здесь тоже есть...
– Дипломатия и большинство других профессий изначально не связаны с пороками людей и с сознательным злоупотреблением ими. Здесь уже многое зависит от самого человека. Каждый водитель (хоть это и не профессия) может оказаться в ситуации, когда от него ожидается какая-то взятка. Да, бывает, что нарушаешь правила, но я знаю христиан, которые принципиально никогда взяток не дают. Честь им и хвала. Скорее всего, есть и инспекторы такие, которые принципиально взяток не берут. Я вполне допускаю, что есть гинекологи, которые сознательно отказываются от абортов, и есть врачи, которые не наживаются на узких обстоятельствах других людей.
– И есть дипломаты, которые принципиально не врут? Это, наверно, будет говорить об их профессиональной несостоятельности.
– Я не знаю тонкостей этой профессии...
– Стоит только телевизор посмотреть – и все ясно.
– Конечно, политик, дипломат – это деятельность полная компромиссов, мягко говоря. В определённых условиях, в частности в нашей стране, участвовать в политике очень сложно, может быть, даже невозможно. Но есть страны, где политическая деятельность возможна без надлома совести. Я такие примеры знаю.
– Какие?
– Допустим, Италия. Я лично знаю людей, которые были членами парламента, оставаясь настоящими христианами. Они всю жизнь посвятили политике и при этом сохранили живую совесть. Потенциально и у нас такие люди есть, но сейчас такая политическая ситуация, когда человеку сложно без травмы для совести участвовать в политической деятельности. С дипломатами то же самое. Да, действительно, работа дипломата связана с умением держать язык за зубами, как минимум не говорить все...
– Отвечать на любые обвинения: мы здесь ни при чем...
– Как бы то ни было, профессия дипломата запрещённой не является. Есть очень много вариантов реализации этой профессии. И если человек действительно стал христианином и совесть его нашла радость в том, чтобы уподобляться Христу, я уверен, он и в этой профессии найдёт верный путь, который позволит не ломать свою совесть и не сделает его христианскую жизнь эфемерной.
– Наличие профессий, не запрещённых законом, но запретных для христиан, подводит к неудобному вопросу. Получается, есть профессии, о которые христиане мараться не должны – тогда неизбежно они достанутся другим людям... Или здесь нет неизбежности, и государство вполне может без всех этих профессий обойтись?
– Без этих профессий совершенно спокойно можно обойтись. Относительно государства никаких иллюзий питать не надо. Бердяев верно говорил, что государство существует не для того, чтобы превратить жизнь в рай, а для того, чтобы она окончательно не сделалась адом. Но даже при таком подходе можно обойтись без запрещённых профессий.
– Без разведчиков? Без профессиональных военных? Тогда государство будет слабее на международной арене. С волками жить – по-волчьи выть.
– Это очень непростой вопрос. Смотря в чем видеть успех государственного строительства. Есть ли примеры в истории, когда страна не имела бы армии?
– Разве что после проигрыша в войне, по условиям мирного договора. Кажется, подобные условия были у Германии и Японии в XX веке.
– Есть ли сейчас страны, про разведку которых мы вообще ничего не знаем?
– Где никто не попадался.
– Христианский взгляд на жизнь, на людей, экспансию – он ведь не государственный совсем. Поэтому могут и должны быть профессии, предполагающие ограничение зла, борьбу со злом и с грехом путем какого-то насилия – при сознании, что это всё равно не есть норма.
