Продолжение. Предыдущую часть читайте по ссылке
…Кому-то это может показаться символичным, но центр политической жизни в Петрограде осенью 1917 года сместился в цирк – причём в самом буквальном смысле. Цирк «Модерн» на углу Кронверкского проспекта на Петроградской стороне – то есть в рабочей части столицы – стал своего рода штаб-квартирой разного рода социалистов. И каждый день на арене цирка шли митинги и акции политических партий, агитирующих электорат пойти на выборы в Учредительное собрание.
Особенно блистала большевичка Александра Коллонтай, входившая в десятку партийного списка. Её рассказы о свободной любви в царстве победившей пролетарской революции собирали тысячи восторженных слушателей.
– И жениться для «энтого дела» не надо будет? – кричали весёлые ребята с Путиловского завода.
– Нет, товарищи, пролетарская революция разрушит все эти институты закрепощения человека! – кричала Колонтай. – Любовь, товарищи, должна быть свободной!
– Во даёт! – восторгались рабочие. – Когда же ждать этой твоей революции? А то мы одну уже устроили, а свободной любви покамест не дождались!..
– Скоро, товарищи, будет выступление. Мы свернём шею этому Временному правительству. Вся власть передана Советам!
– Ура Советам! – закричала толпа.
Присутствовавший на митинге репортёр кадетской газеты «Речь» тут же пометил в блокноте: «Советам, то есть большевикам, можно сказать спасибо г-же Коллонтай за своевременное предупреждение…»
* * *
Тем временем митинги и интриги в столице практически никак не влияли на ход жизни в провинции, и пока Петросовет бодался с Временным правительством, в российских губерниях вовсю шла предвыборная кампания в Учредительное собрание.
И на местах умеренные центристы и либералы – то есть, например, Партия прогрессистов или Христианско-демократическая партия – стремительно теряли власть и влияние. В основном это происходило из-за участившихся случаев самозахвата господской земли. Вот типичный случай, описанный в «Биржевых ведомостях» в сентябре 1917 года: «Крестьяне села Архангельского Богоявленской волости Смоленской губернии в течение трёх последних дней разгромили имение князя Волконского. Сначала князю из соседнего Никольского села дали знать по телефону, чтобы он убирался с хутора, а то его убьют. Князь... обратился в другую соседнюю деревню к крестьянам и сказал, что имущество своё он отдаёт, но только чтобы всё было в целости. Раздался вопрос: “А скот?” “И скот тоже”, – отвечал князь. Толпа бросилась делить скот. Те, на долю которых не досталось скота, стали разбирать другое имущество князя. После того как почти всё движимое имущество было разграблено и когда князь уже покинул свой хутор, толпа стала срывать железо с крыш…»
Такие самозахваты и грабежи, разрешённые февральским переворотом 1917 года, проходили повсеместно. Крестьяне не просто опасались возврата старых порядков, но готовы были голосовать хоть за чёрта с рогами, хоть за германских шпионов, лишь бы им оставили землю и не грозили ответственностью за разорение дворянских усадеб.
Единственную возможность сохранить хоть какие-то остатки влияния в губерниях имели кадеты, которые предлагали узаконить самозахваты – а как ещё прикажете поступать?
Кстати, кадеты первыми в России стали использовать политические рекламные ролики: так, в кинотеатрах многих городов России показывали специальные короткометражные фильмы с призывами голосовать за Партию народной свободы.
Остальные же партии сделали упор не на работу с избирателями, но скорее на административный ресурс – на тихое завоевание базовых органов местной власти: постов губернских и уездных комиссаров, земств и городских дум, а также различных Советов и Комитетов общественной безопасности (КОБ). Последние представляли собой общественные выборные органы, которые возникли весной 1917 года для защиты новой власти и поддержания общественного порядка – вместо упразднённых полиции и жандармерии.
Возникла и чёткая схема разделения «зон влияния». Эсеры и их союзники меньшевики уверенно захватывали губернские и уездные КОБы. Меньшевики также брали лидерство в городских думах. А вот большевики сосредоточили свою работу на завоевании местных Советов, осознав, что губернские Советы могут направить делегатов на центральный съезд Советов, получить руководство над ним и через него сформировать новое правительство. То есть большевики с самого начала готовились к противостоянию Советов и Учредительного собрания.
Впрочем, своего отношения к Учредительному собранию Ленин никогда не скрывал. Вот цитата из «Правды» от 9 июня: «Всероссийский съезд Советов (…) вы должны считать даже выше Учредительного собрания, ибо выборы в Учредительное собрание будут не через организации, созданные самим народом, а от самых различных классов общества».
Ещё раньше Ленин в комментариях к своим «Апрельским тезисам» сразу после возвращения в Россию писал: «Жизнь и революция отводят Учредительное собрание на задний план».
Правда, большинство большевиков ещё не разделяли этой позиции. Для них выражение «взять власть в свои руки» означало только смещение идемпотентного Временного правительства и установление временной власти Советов – разумеется, до начала работы Учредительного собрания.
* * *
Но в провинции и не замечали накала политической борьбы при подготовке к выборам.
Газета «Приамурская жизнь» объясняла это «недостаточностью развития чувства гражданского долга у широких слоёв населения и почти полным самоустранением от государственной и общественной жизни широких кругов интеллигенции». В заметке «Перед выборами» в газете «Свободное Приамурье» отмечалось, что о выборах не говорят ни в домах, ни на собраниях, ни в театре, ни на улице. Причины индифферентизма, по мнению автора заметки, заключались в том, что население видит легкомысленность «в игре политических партий, часто ставящих интересы общественные и государственные ниже своих партийных и личных интересов».
На пассивность избирателей жаловались и в Якутской области, где список эсеров возглавлял, между прочим, известный партийный деятель Василий Панкратов, не только дважды отбывавший ссылку в Якутской области, но и вошедший в историю как тюремщик царской семьи в Тобольске (согласно дневникам Николая II, Панкратов запомнился детям Романовых как мелкий мстительный сатрап, старавшийся выместить на пленниках все свои обиды). Но выяснилось, что только для экзальтированной столичной интеллигенции Панкратов является эдаким героем борьбы с самодержавием, в провинции же в нём видели лишь вчерашнего каторжника, дорвавшегося до власти. И подавляющее большинство населения области дружно проигнорировало все митинги и предвыборные собрания.
Аполитичность царила и в центре. Газета «Владимирский вестник» жаловалась, что мужики все разъехались на заработки по крупным городам, отчего и подвержены влиянию большевиков, а вот местных политиков слушать не хотят.
Даже в Петроградской губернии, писал корреспондент «Петроградского листка», массами овладело полное безразличие к выборам самого разного уровня: «Плохие выборы в волость ещё полбеды: сама волость и поплатится за них своими боками и мошнами. А послать негодного человека в Учредительное собрание – это грех перед всей Россией, потому что 800 членов Собрания будут устанавливать порядки для всей нашей великой родины, и каждый неподходящий человек может причинить ей много вреда и горя».
* * *
Страна жила своими проблемами.
Газета «Коммерсант» от 5 октября 1917 года писала: «Просматривая московские и провинциальные газеты, беспрестанно натыкаешься на сообщения о развивающейся всюду безработице. В Нижнем Новгороде за последнее время усиленно ликвидируются торговые и промышленные предприятия. Нижняя часть города – торговая часть – совершенно опустела…
В Астрахань ввиду распространившихся слухов о хороших заработках съехалась масса рабочих, в результате чего в городе скопилось до 10 000 безработных».
«Биржевые ведомости»: «Рубль на заграничных рынках оценивается сейчас не выше 10 коп. довоенного времени и обнаруживает явную тенденцию к дальнейшему падению. Когда он будет стоить ровно 0, это будет значить, что мы порвали всякие экономические и политические связи со всем миром, что нам никто не верит и ни в какое общение с нами вступать не желает. Это будет значить состояние войны буквально со всем миром, войны явно безнадёжной».
«Петроградский листок»: «Одни покупают по карточкам... Одни стоят в хвостах. Другие устроились несколько иначе. Спасской районной управой в течение последней недели было отобрано у частных лиц до 100 пуд мяса с клеймом скотобоен. Удалось также открыть и большие запасы овса. Особенно характерно то обстоятельство, что некоторые кооперативы, получая для своих членов хлеб, ухитрялись до сих пор сбывать его по трактирам и ресторанам – конечно, за повышенную цену»
«Московские ведомости»: «Что с нами делается – хотите знать? Мы лечимся по новому способу от очень тяжёлой и заразительной болезни, именуемой социализмом. России сделана прививка социалистической сыворотки, и вот теперь мы вступили в самый тяжёлый период сильного жара и воспаления. Сейчас Россия является как бы опытной станцией, и на нашем примере учатся государства всего мира. Одна беда – мы совершенно не можем представить себе, чем кончится опыт и что останется от России к моменту его разрешения».
* * *
Между тем события показывали, что страна вовсе не лечилась, а вступила в стадию агонии – вирус оказался сильней. Появились и первые признаки грядущего переворота.
«Биржевые ведомости»: «Комиссар Спасского подрайона Петрограда получил известие, что отряд рабочих, присвоивших себе титул “красногвардейцев”, окружил на Караванной улице здание Коммерческой гостиницы, занял все входы и выходы и стал производить обыски. Комиссар спросил “красногвардейцев” о целях и причинах обысков. Те заявили, что им выдано удостоверение от Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. Комиссар заинтересовался, кого, собственно, красногвардейцы хотят арестовать. Те заявили, что у них определённых целей на этот счёт не имеется, но так как красногвардейцы других районов производят обыски и аресты, то и им того желательно».
«Петроградский листок»: «Существующий при ст. Гуково Екатерининской дороги совет депутатов разослал всем конторам рудников, рабочим и служащим района циркуляр с извещением, что он установил диктатуру пролетариата (merci!) в лице революционного штаба при совете рабочих депутатов, которому должно подчиняться. Население района, все власти и приезжие граждане должны заявлять штабу о своём прибытии, уезжающие – испрашивать разрешение на отъезд. За неисполнение распоряжений штаба угрожает арест и предание военно-революционному суду. Не дурно!»
* * *
7 октября 1917 года (все даты даны по старому стилю. – Авт.) в Мариинском дворце состоялось первое заседание Предпарламента – Временного совета Российской республики, набранного из представителей наиболее популярных партий. Этот орган был учреждён по инициативе Керенского в целях укрепления позиций Временного правительства.
Однако «парламентский ублюдок», как называл его Лев Троцкий, сразу перешёл под контроль эсеров – его председателем был избран эсер Николай Авксентьев, все руководящие портфели в 12 комитетах также перешли под контроль эсеров.
Поэтому первое заседание прошло без большевиков: ещё накануне ЦК РСДРП принял решение о выходе большевиков из Предпарламента.
Уже 10 октября состоялось экстренное заседание большевистского ЦК. Ленин явился в парике, но без фирменной бородки и, как вспоминала Коллонтай, походил на лютеранского пастора, который с горячностью проповедника требовал немедленно приступить к организации нового вооружённого выступления.
Дата переворота была сразу определена на 25 октября.
Почему именно на этот день?
На 25 октября было назначено открытие Второго съезда Советов. И Ленин говорил:
– 24 октября будет слишком рано действовать: для восстания нужна всероссийская основа, а 24-го не все ещё делегаты на съезд прибудут. С другой стороны, 26 октября будет слишком поздно действовать: к этому времени съезд организуется, а крупному организованному собранию трудно принимать быстрые и решительные мероприятия. Мы должны действовать 25 октября – в день открытия съезда, так, чтобы мы могли сказать ему: «Вот власть! Что вы с ней сделаете?»
Кроме того, без одобрения съезда Советов восстание в Петрограде вне зависимости от его успеха оталось бы локальной заварушкой в столице, никак не влияющей на жизнь в провинции. Но если всероссийский съезд Советов одобрит переворот, это будет означать сигнал к местным Советам во всех губерниях брать власть в свои руки.
* * *
Однако не все члены ЦК партии были согласны с мнением Ленина о необходимости немедленного выступления.
Из воспоминаний большевика Фёдора Раскольникова: «Встретившись с Л.Б. Каменевым, моим старинным другом, я тотчас завёл с ним разговор на тему о “наших разногласиях”. Исходный пункт Льва Борисовича сводился к тому, что наша партия ещё не подготовлена к перевороту. Правда, за нами идут большие и разнородные массы, они охотно принимают наши резолюции, но от “бумажного” голосования до активного участия в вооружённом восстании ещё очень далеко. От Петербургского гарнизона трудно ожидать боевой решимости и готовности победить или умереть. При первых критических обстоятельствах солдаты нас бросят и разбегутся.
– С другой стороны, правительство, – говорил тов. Каменев, – располагает великолепно организованными и преданными ему войсками – казаками и юнкерами, которые сильно натравлены против нас и будут драться отчаянно, до конца.
Делая отсюда неутешительные выводы относительно наших шансов на победу, тов. Каменев приходил к заключению, что неудачная попытка восстания приведёт к разгрому и гибели нашей партии, тем самым отбросит нас назад и надолго задержит развитие революции…»
* * *
Напомним, что Каменев – Лев Розенфельд – занимал 4-й номер в списке партии большевиков на выборах в Учредительное собрание. Разумеется, он переживал и за выборы, и за перспективы партии. Но вот Ленин переживал только за себя. Мастер фракционных интриг, умевший блестяще избавляться от ненужных коллег и попутчиков, он понимал, что Второй съезд Советов станет полем битвы большевиков с большевиками. Что первым делом партия попытается избавиться от всех «скомпрометировавших себя» партийцев, находящихся под следствием и в розыске. И чистка начнётся с него самого, заклеймлённого «германским шпионом».
Единственный шанс для Ленина остаться в политике и в партии – полностью перевернуть сценарий съезда.
Поставить Советы перед перспективой полного перехода власти в руки самих Советов – по воле самих большевиков.
Именно об этом и говорил Ленин в письме к партийцам.
Фёдор Раскольников вспоминал: «Это письмо окончательно укрепило меня в правоте своих взглядов на неотложность переворота. Тов. Ленин очень убедительно защищал эту идею, исходя из анализа реального соотношения сил. В пользу своей аргументации он приводил не только логические выводы, но и подкреплял их статистикой выборов в Советы и городские думы. Окончательный вывод был таков, что подавляющее большинство рабочего класса и значительная часть крестьянства стоят решительно за нас. Жажда мира обеспечивает нам большинство солдатской массы. Политическая атмосфера накалена до крайности. Настало время пролетарской революции, свержения ненавистного правительства Керенского и установления диктатуры рабочего класса и крестьянства. Этот момент не должен быть упущен. Дальше ждать нельзя».
* * *
Планы большевиков не были секретом для Керенского.
Для противодействия большевикам Временное правительство планировало, во-первых, включить Петроград в прифронтовую зону и объявить город на осадном положении, а большевистский Петросовет – вне закона.
Во-вторых, Керенский предложил перенести столицу в Москву, где позиции большевиков были не так сильны.
Проблема в том, что просто так отправить на фронт 150 тысяч солдат, расквартированных в столице, было невозможно: разложение петроградского гарнизона достигло критической точки, и в действительности эти вооружённые массы напоминали собой банду махновцев из «Свадьбы в Малиновке». Недаром все важные объекты в столице охраняли юнкера – курсанты военных училищ, единственные, кто сохранял лояльность власти.
С переносом столицы тоже вышла незадача.
«Биржевые ведомости» в номере от 7 октября 1917 года писали: «В частном совещании членов Временного правительства был, между прочим, затронут сегодня вопрос об эвакуации Петрограда. Из обмена мнений выяснилось, что эвакуация правительственных учреждений из Петрограда встретит целый ряд весьма серьёзных технических затруднений. Наибольшее затруднение вызывает вопрос об эвакуации чиновников, которые по целому ряду ведомств уже заявили о своём нежелании переезжать в Москву без семей. Между тем Москва столь переполнена, что перевод чиновников туда представляется совершенно невозможным».
Но предложением Керенского с выгодой для себя воспользовались большевики.
Раз надо готовиться к обороне Петрограда от немцев, то Исполком Петросовета 12 октября учредил при себе Военно-революционный комитет, который и получил всю полноту власти в городе и губернии. Формально – для обороны от наступающего врага, на самом деле – для захвата власти.
Во главе ВРК встал сам Лев Троцкий.
Продолжение следует