Не так редко можно слышать реплики в духе «Такой-то спас нас от гражданской войны» или «Это ведёт к гражданской войне». Само по себе словосочетание «гражданская война» замылено, лишено вкуса и запаха, очень привычно: если бы это не было так, мы бы чувствовали, что оно по-русски звучит неестественно: какая же гражданская война там, где никогда не было и нет граждан?
1. Википедия – наше всё
Для начала посмотрим, что думают о гражданской войне широкие учёные массы. В русском варианте я не нашёл отдельной статьи для феномена как такового. Для англичан это «война между организованными группами внутри одного государства (или страны). Целью одной стороны может быть установить контроль над страной или регионом, достичь независимости региона или изменить правительственную политику. Термин представляет собой кальку латинского «bellum civile» (сivil war). Для немцев это «вооружённый конфликт на территории государства между различными группировками. Они борются друг с другом за контроль над государственной властью». И меланхолическая добавка: «Общепринятого определения, выходящего за рамки этого описания, пока не существует» (Bürgerkrieg). Глубокомысленнее французы: «Гражданская война – положение, которое существует, когда внутри государства вооружённая борьба противопоставляет вооружённым силам государства вооружённые группы с отчётливо очерченной физиономией (identifiables) или вооружённые группы друг другу в боях, значение и масштабы которых выходят за рамки простого восстания или мятежа» (Guerre civile). Но если посмотреть примеры, приводимые в этой статье, видно, что они не всегда соответствуют определению: так, французы в данной статье Википедии полагают, что Вандея – гражданская война, в то время как её вряд ли можно считать по масштабу чем-то большим, чем восстание: по размаху Вандея безусловно уступает, скажем, гражданским войнам Рима. В дальнейшем я буду использовать Францию эпохи революции именно как пример отсутствия гражданской войны.
2. Схватки равных орлов
Обратимся сначала к опыту Рима. В эпоху Нерона «бурный гений» М. Анней Лукан напишет о гражданской войне поэму:
Бой в Эмафийских полях – грознейший, чем битвы сограждан,
Власть преступленья пою и могучий народ, растерзавший
Победоносной рукой свои же кровавые недра…
В общем потоке злодейств, знамёна навстречу знамёнам,
Схватки равных орлов и копья, грозящие копьям…
Само по себе название – bellum civile – возникло как раз в ту эпоху. Это словосочетание чисто техническое: если война ведётся (и её нужно описывать), следует указать, с кем она ведётся. Bellum Punicum – против финикийцев, bellum civile – против (со)граждан. Но взглянем, как же Рим дожил до жизни такой, что – по словам того же Лукана – вместо того чтобы отомстить за поражение Красса и расширить пределы Рима до пределов мира, доблестные легионы занимались упоённым взаимоистреблением?
Здесь нам нужно вернуться немного назад. Дальше прошу читателя извинить меня: я буду говорить банальные вещи, но они очень нужны для понимания специфики гражданских войн.
Возможно, это был трупный яд Карфагена, возможно, естественный ход развития событий, но во второй половине II века до Р. Х. в Риме происходят важные социальные изменения. От века одним из столпов военного могущества Республики была тяжёлая пехота – ополчение из справных мужиков, дисциплинированных, крепких, выносливых, сдержанных, обладающих очень высокой и боевой, и человеческой моралью. Но они нуждались для поддержания своего образа жизни в поддержке мелкого землевладения. Жадность аристократии лишила их такой поддержки, а через некоторое время – и земли. Исчезла социальная основа для формирования гражданского ополчения: справный мужик исчез, его потомство перебралось в город и жило подачками.
Прежнего ополчения из этой массы набрать было невозможно. Армия стала наёмной. Её боевые качества не уменьшились, но мораль изменилась. Солдаты, живущие за счёт добычи, смотрели на полководца, а не на абстрактную республику. Это были уже не государственные, а частные армии, преданные своим вождям, и никто не мог помешать их обращению против сограждан, если популярный и авторитетный командир примет такое решение.
Отметим и другой важный элемент. Римская республика страдала от кризиса управления не только военного, но и гражданского. Статус полководца (проконсул и наместник на определённой территории) был не ниже, чем статус его потенциального соперника либо того, кому сенат мог бы доверить формирование официального государственного войска. В Риме сражались между собой не только приватизированные армии, но и высшие должностные лица Республики. И когда Тацит в самом начале «Анналов» писал, что сосредоточение власти в одних руках было в интересах мира, он, с одной стороны, имел в виду именно гражданское спокойствие, с другой – знал, что говорил.
3. Продолжая традиции
Обратимся к гражданской войне, которая стоила короны и жизни Карлу I Стюарту. Здесь мы имеем дело с противостоянием парламента и короля, причём парламент мог набрать армию; но королю пришлось делать то же. Из девятнадцати пунктов, которые были предъявлены парламентом королю, 9-й гласит, что Карл принимает порядок, при котором ополчение собирается по воле палат лордов и общин. Парламент хотел ещё роспуска отрядов, защищающих Карла, и утверждения назначенных им комендантов крепостей.
Сам по себе ход военных действий, как и в случае с Римом, нас сейчас не интересует. Подчеркнём два момента. С одной стороны, мы имеем дело со схваткой двух мощных гражданских институтов, обладающих властью и авторитетом (в английском и французском языках, как и в латыни, это одно и то же, но в русском совсем не так). С другой стороны, мы не видим армии, которой в готовом виде мог воспользоваться хоть король, хоть парламент. Это особенность англосаксонской специфики: для островной страны большая сухопутная армия, в отличие от флота, не является насущной потребностью.
Английская гражданская война имела религиозный привкус. Разумеется, в Риме ничего подобного не было и быть не могло. Но в ещё большей степени он был свойствен гражданским войнам во Франции, предшествующим утверждению на престоле Генриха IV и династии Бурбонов. Королевская власть в лице представителей династии Валуа стояла на стороне католиков, но на стороне гугенотов были видные представители военной аристократии – адмирал Гаспар де Колиньи, принц Людовик Конде. Эпоха гражданских (религиозных) войн характеризуется слабостью центральной монархии и активным вмешательством внешних сил (прежде всего испанцев и англичан) на какой-либо из сторон. Абсолютная монархия – то, что возникло во Франции уже после победы одной из сторон в гражданской войне.
Обратимся к нашим пенатам. Здесь важно, что гражданская война в России возникла не сразу после падения монархии, а почти через год. К тому времени, с одной стороны, центральная (большевистская) власть могла опираться только на грубую силу и не имела никакой легитимности, во всяком случае не превосходила легитимностью любого, кто заявил бы о своих претензиях на власть; с другой стороны, она усиленно разлагала старую армию, опираясь на собственные вооружённые отряды.
И, наконец, вернёмся к случаю, когда гражданская война могла бы, кажется, возникнуть, но её не было. Французская революция столкнулась с восстаниями, но полномасштабной гражданской войны не вызвала. Предпосылки для таковой были; легитимность новых властей была сомнительна, и даже оставшиеся в живых представители старого порядка могли соперничать в этом отношении с новой властью. Но Франция обладала мощной централизованной армией, которая сохранила управляемость и не рассыпалась при всей неоднородности своего состава (старая королевская армия и новомобилизованные массы).
Не случилось гражданской войны и в РФ 1993 года. Все предпосылки для неё были: раскол общества, наличие двух центров, которые могли поспорить о легитимности (отстранённый Конституционным судом от власти президент и парламент в союзе с вице-президентом), наконец, наличие большого числа офицеров, не сочувствовавших президенту. Но централизованная мощная армия сохранила управляемость, и гражданской войны не получилось. Хотя – надо отдать должное – если бы в тот момент гражданская война в принципе была возможна, она бы произошла.
4. Чего же мы должны и не должны бояться
Как видим, гражданские войны – плод очень конкретного и своеобразного стечения обстоятельств. Это совсем не обязательно война между классами (классовое соперничество обычно порождает восстания, а не гражданские войны). Не обязательна для гражданской войны идеология (если брать Рим, то для партии противников Цезаря были важны соображения о свободе и республике, но у Цезаря и его сторонников никакой сознательной альтернативы не было, они шли вперёд во имя личного честолюбия, а не отвлечённой монархической или какой иной программы). Религиозный элемент может играть в войне большую роль, как во Франции, или никакой, как в Риме; бои могут вестись между большими боеспособными армиями, как в Риме, или импровизированными формированиями из остатков старых или даже новосозданными, как в России, но два фактора обязательно должны присутствовать:
1. В стране не должно быть единого центра власти, бесконечно превосходящего другие своей легитимностью.
2. В стране не должно быть единой централизованной армии, безоговорочно подчиняющейся этому центру.
В противном случае возможны восстания (даже пугачёвщина не тянет на гражданскую войну, хотя заявка на легитимность была, а большая часть вооружённых сил центральной власти была занята на турецком фронте). И теперь попытаемся представить себе, как должен думать и действовать человек, который боится гражданской войны или, напротив, желает в ней поучаствовать.
Как он представляет себе эту ситуацию? Допустим, он хочет граждански повоевать с соседом, с которым не сошёлся во мнениях о политике или чем-то ещё. Он выйдет на улицу, а там будет военкомат, который набирает добровольцев в ряды условных «синих»? А на другой стороне улицы – другой военкомат, формирующий отряды столь же условных «зелёных», и туда явится его сосед? Дальше – сформировали они отряды, вышли в чистое поле; кто будет снабжать эти отряды продовольствием и боеприпасами? Хорошо было римлянам; меч – оружие многоразового действия, а наконечник для копья можно изготовить в походной кузнице; но продовольствие для армий было нужно и им. Мы не видим на примерах гражданских войн, чтобы они технологически отставали от обычных, и гражданская война будет таким же безумно дорогим удовольствием, как и внешняя. Даже и флот может принять в ней участие: так было в Риме, в России (вспомним операцию по эвакуации Белой армии из Крыма), особенно – в Испании. Как самая плохая полиция одним фактом своего существования несколько подавляет преступность, так и самая плохая, но сохранившая управление со стороны единственной централизованной власти армия одним фактом своего существования подавляет потенциальные вооружённые группы и не даёт им достигнуть такого масштаба, чтобы они могли бросить ей серьёзный вызов.
Исходя из этих соображений, мы, по-видимому, и должны взвешивать реалистичность наших страхов (или, если кому хочется повоевать с согражданами, опасных мечтаний). Предвидеть будущее сложно, но в настоящем трудно усмотреть признаки, которые заставили бы нас опасаться гражданской войны. Холодную можно вести с большим удовольствием, сидя на диване. А вот с горячей дело так не обстоит.