27 декабря 1943 года Президиум Верховного Совета СССР издал указ о ликвидации Калмыцкой АССР. Сразу после началось осуществление операции «Улусы» — депортация коренного населения Калмыкии в Сибирь. Выселение калмыков рассматривалась как мера наказания за массовое противодействие органам Советской власти и борьбу против Красной Армии. Для осуществления операции руководство НКВД задействовало более 4000 отозванных с фронта солдат. Всего за два дня около сотни тысяч человек лишились дома. Их вывозили в вагонах для скота, по дороге они умирали от голода, переохлаждения и эпидемий. Калмыки были расселены по всей Сибири. Их везли в Омскую, Новосибирскую, Свердловскую, Тюменскую и другие области. Компактное проживание не допускалось, в одной деревне оставляли по несколько семей. В ссылке умерло более 40 тысяч человек. Общие потери населения калмыцкого народа составили более половины его общей численности. 17 марта 1956 года калмыки были реабилитированы, им было разрешено вернуться на родину. Они бросали обжитые места и возвращались на родную землю. Спустя десятилетия им удалось сохранить свою культуру, язык и традиции. В 1991 году российским парламентом депортация калмыков была признака актом геноцида.
Анна Манджиевна. Фото: Елена ХованскаяСамбаева Анна Манджиевна (1936)
Их было 3 сестренки и мама. В 1943 году были высланы в Сибирь. Мама взяла с собой только самое дорогое — девочек и самое нужное — швейную машинку (солдат позволил). В вагонах люди умирали ежедневно, каждый день спрашивали: дохлые есть? Сутки не давали пить, а у людей ничего не было с собой, ни воды, ни питья. Было трудно дышать, вагон был набит людьми и от угля мы становились все чёрные. Так и ехали всю дорогу. Попали в Новосибирскую область, Болотнинский район, в дальнее село. В Сибири мама Анны обшивала всех, и своих и соседей.
Про отца знает, что его забрали на работы в Новосибирск, на завод. Больше его не видели. Осталась только память. Мама умерла в Сибири в 1945 году и сестричек забрала тётя. Одна из них сильно замерзла в тайге и вскоре умерла. В 11 лет Анна пошла в 1 класс. В 1954 году вышла замуж в Сибири. Там родились дочь и сын. После возвращения на Родину 3 года жили в Волгоградской области, потом переехали в Шатту. У Анны Манджиевны 9 детей, 32 внука, 30 правнуков. Сколько себя помнит — всегда пела и это очень помогает в жизни. Она и сейчас участница ансамбля художественной самодеятельности, продолжает традиции, культуру, родной язык. С гордостью говорит о себе: я-калмычка!
Цюгата Дорджиевич. Фото: Елена ХованскаяДжальджиреев Цюгата Дорджиевич (1920)
Принимал участие в боях под Сталинградом, в 1942 освобождал Ростов, попал под бомбёжку в Матвеево-Кургане и получив серьёзное ранение был направлен в госпиталь. Не окончив лечения, в мае 1943 ему было предложено поехать в отпуск на пол года, Цюгата приехал домой… «Однажды к нам в совхоз «Пленинский», в конце ноября прибыло около 50 солдат, они были одеты в форму пехотинцев. Мы были удивлены, что они здесь хотят. Нам сказали, что приехали ловить бандитов, а сами всё описывали: сколько людей проживает, сколько у них детей, скота, и даже куда окна выходят. Через месяц они уехали, а 28 декабря в деревню приехали другие солдаты, в гражданском, сказали, что едут по делам в Астрахань. Мы их всех приютили, в нашем доме остановилось 5 человек. В три часа ночи они оцепили наш населённый пункт, всех арестовали, а на утро начались наши гонения». Попал в Тюменскую область. В 1958 вернулся на родную Калмыкию. Цюгата Дорджиевич кузнец. Он и сыну передал традиции кузнечного дела. Главная мудрость Цюгата Дорджиевича: «Я не могу без любви! Я люблю своё дело, люблю свою землю, люблю жизнь и она любит меня!»
Александра Манджиевна. Фото: Елена ХованскаяАлександра Манджиевна (1936)
Работала стригалём, разнорабочим. 5 детей, 12 внуков, 3 правнука. К сожалению, Александра Манджиевна рассказала не многое. Она очень боялась, что её опять отправят в Сибирь. Даже сложно представить насколько глубокая рана в душе у этой женщины, она не доверяет "чужакам", согласилась немного рассказать о том, как это было, только близкому ей человеку. Она помнит, как в Сибири жили "под комендатурой", раз в месяц каждый взрослый был обязан приходить к коменданту, предъявлять удостоверение и лично расписываться о своем присутствии. Если человек ушел за 5 км в соседний совхоз — его арестовывали и больше его никто не видел — отправляли в лагеря. А ещё помнит, как уже после 17 марта 1956 года, когда вышел указ, калмыки были реабилитированы, и им было разрешено вернуться на родину, с них брали подписку о неразглашении того, как с ними обошлась власть и чего они натерпелись.
Эльзята Сухотаевна. Фото: Елена ХованскаяБадмаева Эльзята Сухотаевна (1934)
Ей 9 лет. Солдаты. Большая машина. Поезд. Сибирь. Мама и сестренка. Голодно и холодно. Из колхоза в Сибири приехали за работниками на лошадях. Ехали долго. Печку топили камышом. Сестренке было 14 лет и она была вынуждена работать наравне со взрослыми, иначе голод. Платили едой. 300 гр. за день работы. «Ели мерзлую картошку. Мама раздавливала её и пекла сверху на печке такие лепёшки без ничего. И мы ели. Люди жили хуже свиней». Отец полуживой вернулся из Широклага. Его отпустили умирать. Кожа да кости. Позже вернулся дядя. Он был офицером, очень грамотным и знающим человеком. Только тогда стало чуть полегче. Мужчины пошли работать конюхами. Отец научил Эльзяту верхом пасти коров и лошадей. Во втором классе ее образование закончилось. Очень тяжело заболела мама и началась работа. Учиться больше не пришлось. В 1957 году семья вернулась в Калмыкию. Отец был совсем неграмотный. Просто работал честно всю жизнь. Отец всегда хотел жить только на Родине — в Калмыкии.
Продолжать свой род, петь свои песни, водить отары. Род его продолжается, у Эльзяты Сухотаевны 8 девочек и 1 сын, 25 внуков, 7 правнуков.
Таисия Надбитовна. Фото: Елена ХованскаяБоваева Таисия Надбитовна (1930)
28 декабря 1943 года ее 13 летнюю девочку вместе с мамой, бабушкой и маминой сестрой погрузили в товарный вагон и отправили в Сибирь. Там началась совсем другая жизнь. Попали в Алтайский край. Девочку взяли няней в русскую семью, доверив ей русских детей. Так началась трудовая жизнь Таисии. Позднее она работала подпаском. Возила сено на быках во время жатвы. Работала на уборке овощей, сборе зерна и на сезонных работах. Работала всегда в полную силу, ни дня не сидела. В 1957 году летом Таисия вернулась в Калмыкию, но уже одна. Всех похоронила в сибирской земле. Взрослые не выдержали такой жизни. Много помогали соседи друг другу, жили все дружно — немцы, поляки, украинцы, русские. Одна беда и одна война объединила людей всех национальностей. Таисия вышла замуж. Они с мужем взяли отару, были чабанами. Потом муж сел на трактор. Так и жили. Родила 9 детей. Выжило 5. На вопрос в чём мудрость жизни?, Таисия Надбитовна ответила: «Если ты сама хороший человек, то и люди к тебе по-хорошему». И ещё добавила — «я работать люблю, сидеть не люблю. Всю жизнь работаю!»
Энча Колцуевич с супругой. Фото: Елена ХованскаяЦарцаев Энча Колцуевич (1929)
28 декабря 1943 попросились переночевать люди, солдаты. Утром всем сказали собираться. На областной станции (недалеко от Волгограда) проживало 6 семей, всех забрали. Погрузили в вагоны для скота. Посреди вагона железная печка. Ехало в вагоне примерно 40 человек. «Везли хуже, чем скот. Мы степняки даже не знали ни угля, ни железных печей. Куда везут, неизвестно. Прорубили дырку в дне вагона и туда справляли нужду. Женщины закрывали друг друга юбками. Старики отворачивались. На всю дорогу солдаты принесли 2 ведра похлёбки. 16 суток ехали. На каждой остановке выгружали трупы». Привезли на ст. Локоть, Алтайского края. На санях развозили по колхозам, на один колхоз не более двух семей. Еды не было, всё, что удалось привезти с собой, меняли на картошку. Впоследствии, людей спасали огороды. Жили как третий сорт. В 1957 вернулся на родину, поднимал животноводство в Калмыкии. Сначала был чабаном, с 1959 управляющий фермой (15 тыс. овец около тысячи крупного рогатого скота). В 1994 переехали в Элисту.
Александра Баировна. Фото: Елена ХованскаяСангаджиева Александра Баировна (1929)
Жила в астраханской области с.Чимбе, с матерью. Было 42 человека родственников и всех сгребли в одну кучу и выслали в Сибирь. Накануне отправки они успели зарезать телу, подоили коз. Некоторые солдаты жалели людей и предупреждали о «долгой дороге». И именно этим спаслись в пути от голода, пили молоко и варили мясо, 14 суток в поезде. А было 6 коров и много коз, всех остальных отобрали, вспоминает Александра Баировна. Пока ехали в Сибирь Александра, выскочив на станции за водой, потерялась и запрыгнула в уже отходящий состав, это был последний вагон — там везли трупы... страху натерпелась! Потом солдаты её нашли и привели к матери. В Сибири все родственники, все 42 человека жили в одном бараке. Все работали. Никто не сидел без дела. Пошли работать на рыбзавод. В 1957 году вернулись в Калмыкию. Жилья не было. Жили в сарае: муж, сын и она. Всё начинали заново — строили дом и поднимали хозяйство. У Александры Баировны 5 детей, 14 внуков, 17 правнуков. Она не жалуется на жизнь, считает себя счастливым человеком. Вот только жаль, что внуки уже не говорят по-калмыцки. «Мы в такое тяжелое время сберегли язык и песни, а теперь всё больше русская речь слышна».
Сумьян Павлович. Фото: Елена ХованскаяЛиджанов Сумьян Павлович (1951)
Родился в Сибири, помнит детство и Сибирь. Детская память избирательна. Помнится самое яркое. «Помню как взрослые парни везли брюкву, а мне 5-6 лет и я просил — дааай! Вы знаете, что такое брюква? А я не знал что такое мороженое... очень кушать хотелось.... Это помню. И вот парень незаметно, глядя в другую сторону скинул одну брюкву. В то время за съеденные с голоду, на сборе несколько зерен давали 10 лет лагерей, как расхитителям государственной собственности. А он скинул мне. Прямо на дорогу, в грязь. Когда машина проехала, я тоже незаметно подобрал её, сунул запазуху и бегом домой, к матери. Это помню». Родители рвались домой, на Родину, в Калмыкию. В 1957 году мы выехали одними из первых, «прицепились» к отъезжающим родственникам и поехали начинать новую жизнь на старых корнях. Сумьян Павлович активист клуба «Булг» пропагандирует национальную культуру, язык и обычаи калмыцкого народа. Главная его мудрость — пока мы любим Родину — мы живы! (Мать Колджиева Харчкин Базыровна)
Харчкин Базыровна. Фото: Елена ХованскаяКолджиева Харчкин Базыровна (1918)
Она всегда была сильной женщиной. И все чувствовали эту силу. Когда в декабре 1943 года Харчкин, как и тысячи её земляков оказалась в вагоне-скотовозе, двигающимся на север — её, 25 летнюю молодую женщину люди выбрали старшей в вагоне. В её вагоне, никто не умер, всех сохранила, всех довезла. Были только старики и дети. Мужчины все ушли на фронт. Был в этом вагоне и мальчик 8 лет от роду, без родителей Людей хватали и выселяли оттуда, где заставали — в гостях, по делам ли ездили, так он и оказался совсем один. Прибился к ней, как к старшей или жизнь его прибила. Когда приехали в Сибирь, люди все завшивели, не мылись больше 2 недель. Всю одежду окунали в кипяток, люди стриглись, отмывались в бане. А на следующий день их повезли 18 км на санях по 40 градусному морозу, в замерзшей одежде. Сибирские морозы не щадили никого. Многие заболели, ослабли. Мальчик сильно болел, говорил, что если выживет-будет говорить с богами только о ней, будет на ладошках её носить! «Я боролась со смертью, я с ней воевала! Это был неравный бой, я не смогла, мальчик умер». Во время войны, до выселения, она помогала ухаживать за ранеными, работала в госпитале. Заболела тифом. Переболела и пришла в сознание. В Сибири работала заправщицей, возила солярку на телеге. Если слетало колесо, могла сама поднять край телеги и надеть его. «А в жизни... в жизни что главное? — это быть сильной». Недавно ей исполнилось 100 лет.
Бембя Убушиевич. Фото: Елена ХованскаяОмакаев Бембя Убушиевич (1930)
«Солдаты, которые за нами пришли, были добрыми, предлагали забрать нужные вещи, но люди не понимали и не брали ничего. Мы не знали русского языка и просто не понимали, что вообще происходит, о чем говорят эти люди, чего хотят от нас, почему гонят из наших домов. Куда нас везут, мы не знали». Приехали в Сибирь, Алтайский край. В 14 лет Бембя пошел работать — добывать соль на соленом озере. Ватные куртки и резиновые сапоги по пояс — это всё, что у них было для этой тяжелой работы. Техника не выдерживала. Машины и механизмы быстро ломались и восстановлению не подлежали. Не ломались только люди. Перенасыщенный раствор соли разъедал всё, а морозы в 40 градусов усугубляли условия труда. При этом необходимо было делать норму, еще лучше было её перевыполнять. Дневная норма была 10 тонн на бригаду из 10 человек.
Работал там до 1954 года. Затем четыре года старшим конюхом. В 1958 вернулся в Калмыкию. Все эти года мечтал, что вернётся на родную землю, помнил запах полынной степи и бескрайних просторов. В 1949 родился сын, в 1958 сын пошёл в первый класс уже в Калмыкии. Писали на газетах, между строк, вместо портфеля холщовая сумка, перья и чернила. С 1961 Б. У. начинает работать старшим гуртоправом, заслуженный мастер животновод Калмыцкой АССР. «Всегда работал с большим желанием, без дела не представляю себе жизнь. Главное в жизни — заниматься любимым делом» — это мудрость Бембя Убушиевича.
Нина Санджарыковна. Фото: Елена ХованскаяУланова Нина Санджарыковна (1931)
Родилась в Сталинграде в Красноармейском районе, в селе Червленое. В 1941 году была эвакуирована в Куйбышевскую область, в 1943 году семья вернулась в Сталинград, но их сразу депортировали в Сибирь в качестве врагов народа. И позволили вернуться обратно только в 1956г. «Пусть над этим размышляют умные люди, чтобы никогда не повторился этот ужас, чтобы такое наказание люди больше не несли». В 1989-1990 годах стала заниматься наследием Номто Очирова, когда разыскивала сведенья о своем отце, который погиб во время сталинских репрессий. Он был правой рукой князя Тундутова, за что и пострадал. Параллельно занялась сбором материала и о Номто Очирове, о котором знала по рассказам мамы — его родной сестры. «Хочется, чтобы это не повторялось больше с людьми, а для этого нужно быть очень хорошими историками, глубоко анализирующими, нужно правильно писать историю. История — это отражение жизни прошлых людей, в каком бы веке и стране это не было, народ всегда остаётся народом, жизнелюбом, трудится, радуется жизни и всё это нужно отражать, так, как они (люди) чувствовали». Не на кого не нужно обижаться, обида как ржавчина, она съедает человека изнутри. Если не отзывается человек на ваши слова, значит у вас с ним разные дороги. Никогда не селите обиду внутри себя. «Счастье, понятие такое великое, одним словом и не скажешь. Это великое пространственное ощущение, а это ощущение только когда вокруг тебя всё хорошо, когда вокруг тебя много улыбающихся поющих людей. Когда маленькие дети на коленях у матери сидят, играются…Я правильно сказала?»
Найминов Гаря Тикеевич. Фото: Елена ХованскаяНайминов Гаря Тикеевич (1928). Когда отца забрали на фронт, все заботы о семье легли на плечи матери, Джиргал Васькаевны. На её руках осталось четверо сыновей, к моменту выселения младшему не было и года. Отец пропал без вести. «28 декабря приехали солдаты, люди думали, что они приехали на отдых. В 6 часов утра всех погрузили в машины, потом в вагоны и на 13 лет в Сибирь. Всё по указу Верховного Совета. Страшно, сколько людей умерло по дороге». Семья попала в Алтайский край, в колхоз «Новая жизнь». На третий день выгнали на работу. Чистили снег, возили сено. Обмораживали себе щёки и уши, они трескались до крови и слёзы текли по щекам, прямо по этим ранам. Старший Гаря каждый день ходил в поле, разгребал руками снег, собирал высохшую полынь на топливо. Учится было невозможно, голод, холод, ходили побираться по деревне. Маме Гаря Тикеевича было тогда 36 лет. «Она нам не дала погибнуть. Все пятеро вернулись в Калмыкию». 13 лет отдали Сибири, потом вернулись обратно и поднимали республику с нуля. В Элисте был только кинотеатр «Родина» (именно оттуда и отправляли калмыков), университет и гастроном. Всё вокруг песок и пустота. Почти половина калмыцкого населения осталась лежать в сибирской земле. Окончил 4 класса до отъезда в Сибирь. В Сибири был направлен от колхоза на шестимесячные курсы трактористов. Народ в Сибири очень хороший, помогал выживать. Многие калмыки женились на русских девушках, создавали семьи. Самого себя Гаря Тикеевич называет богатым дедом, у него 6 детей, 18 внуков и 17 правнуков и все говорят на калмыцком языке. «Какой же я калмык, если не знаю своего родного языка!»
Очиров Борис Убушиевич. Фото: Елена ХованскаяОчиров Борис Убушиевич (1936)
«Под этим синим небом, на этой сырой земле прожить еще один день — большое счастье» — так говорила его мама, имевшая один класс образования. Борис Убушиевич — председатель Союза репрессированных народов Калмыкии. Он создал в Элисте уникальный музей, ставший частью мемориального комплекса «Исход и возвращение». Музей разместился в вагоне-теплушке, в каких калмыков вывозили в Сибирь в декабре 1943-го. «Мне было 4 года, но я хорошо помню давку в вагоне. По пути становилось просторнее: люди умирали от истощения и холода. Мертвых грузили в специальные „нулевые“ вагоны». Среди экспонатов музея — печка-буржуйка, на стене — домбра: народная музыка поддерживала и давала калмыкам силы в самые тяжелые минуты жизни. «Когда нас реабилитировали, по центральному радио неожиданно для всех пустили калмыцкую песню. Калмыки слушали и плакали. Пока звучит калмыцкий язык — калмыки живы!»
Любовь Бадмаевна. Фото: Елена ХованскаяМайорова Любовь Бадмаевна (1931)
Родом из Астраханской области. Старший брат был учителем, год проработал в школе, затем забрали на фронт, погиб. В Сибирь уезжали вчетвером: бабушка, брат, мама и она. В Калмыкии шили шубы для солдат. Солдаты, которые их пришли забирать, сказали взять тёплую одежду, велели также забить овцу. Эту овцу семья ела всю дорогу. Бабушка говорила: «Если есть, не хвались, я если нет ничего, то никогда не плачь». Привезли в Омск, попали в село Семёново. Обовшивели настолько, что когда стриглись, на снегу была чёрная куча от вшей и гнид. Отцовский тулуп обменяли на буханку хлеба и делили на всех по маленькому кусочку. Собирали ягоды. Можно было сдать за деньги, их не штрафовали за это, что с детей взять. Затем семью отправили в Ханты-Мансийский округ, на рыбообработку. Шили на ноги бродни, низ из кожи, а верх как гетры. Там девочка пошла в школу. Учительница их унижала как врагов народа, говорила, что калмыки — самая последняя нация. После школы работала на рыбообработке. На свою первую зарплату купила банку сгущенки и выпила сама всю банку. В 1958 наградили почетной грамотой. Любовь Бадмаевна часто вспоминает немецкую куклу, которую брат привёз из Астрахани. Куклу взять с собой не смогли, и она маленькая очень об этом жалела. Отцу подарили немецкое оружие (саблю из серебра), когда угоняли в Сибирь мать воткнула её в забор из камыша, а когда вернулись, уже не смогли её найти. Никто не вернул.
Нина Дударовна. Фото: Елена ХованскаяВанькаева Нина Дударовна (1939)
Вселили в школу. Сложно было, холодно было, люди замерзали, а дети плакали. Вскоре умер дедушка, и хоронить его было некому. Положили в холодных сенях и стучали дверьми по голове, проходя через него. Одна женщина приехала с двумя маленькими детьми, двое умерли по дороге. Они сидели в углу и почти не шевелились, так и умерли, прижавшись друг к другу. Иногда охотники выбрасывали дохлых животных, и Нина Дударовна с другими детьми отрывали от них куски мяса. Ели мёрзлую картошку с червяками, собирали траву, ели солодку и ягоды. В 1949 и 51 недалеко от них, в Семипалатинске, в радиусе 5 км. было всё белым-бело от ядерной пыли. Они не знали, откуда эта пыль, ходили, собирали всю еду. Пришлось работать с малого. Как только стало возможно, сразу уехали домой, в Калмыкию. 6 детей, 11 внуков, 7 правнуков. Была стригалём, держали держали отару маточного стада. Всегда пела песни, частушки, не унывала. «Мне чужого не надо. Дайте нам, что заслужили! Самое главное-смелость, дух хороший и желать добра людям. Все народы разные, пусть все народы живут хорошо!»
Шорва Горяевич. Фото: Елена ХованскаяВасильев (Баснеев) Шорва Горяевич (1937)
Когда приехали в Сибирь, было очень холодно. Шорва приметил, что рядом стоят кресты, значит кладбище! Дров не было, и Шорва тайком бегал на соседнее кладбище за крестами для топки. Эти кресты он, мальчишка, прося прощения, выламывал из мерзлой земли, раскачивая и наваливаясь всем телом, разламывал на небольшие части, и спрятав под одеждой нёс домой, чтобы никто не увидел. До сих пор испытывает стыд за данный поступок, но иначе бы не выжили. Люди голодали, многие умирали от тифа. Мороженная сахарная свекла считалась роскошью. По весне они ловили сусликов. Это было мясо, а значит и жизнь. Многих спас суслячий жир от обморожений. Морозы в Сибири лютые. До — 40—45°. «Неподалеку от дома, где жили с матерью, был ров, куда сваливали трупы животных с разрезанным крест накрест брюхом, посыпаные чем то белым с ужасным запахом. А всё время так хотелось кушать, что я пробравшись ночью, пытался отрезать хотя-бы ноги животных. Но они не отрезались. Мешали кости. И подрезав кожу, я понял, что надо резать там, где соединение костей. Отрезал и принес матери. Она плакала и варила, меняя воду... разницы не было от чего умирать, от голода или от чумки, или сибирской язвы... В этот ров сбрасывали больных животных. Позже я пошел на курсы ветеринаров. Когда на лекции по инфекционным болезням преподаватель сказал, что мясо больных животных ни в коем случае не подлежит никакой переработке и использованию в пищу, это равносильно смерти, я посмотрел ему в глаза и слегка улыбнулся. Мы поняли друг друга без слов».
Татьяна Кекченовна. Фото: Елена ХованскаяБадмаева Татьяна Кекченовна (1932)
Вечером в их доме остановились на ночлег люди в штатском, а утром рано старший сказал, чтобы зарезали свинью и привязали к телеге, куда их везли, они не знали. Попали в Красноярский край. Пять семей поселили в свинарник, половину поделили на комнатки для людей, во второй половине жили свиньи. Сирот забирали в детские дома и никто не знал куда. Перебирала картошку в подвале, потом послали на подсобное хозяйство, ухаживать за коровами и свиньями. Осталась только с мамой, пошла в четвертый класс и работала. Жили в бараке на лесозаводе, потом взяли в рыболовецкую артель. Жили там до 1950 года, затем переехали в Канск. Копала вместе с мужчинами траншеи под трубы, закладывала фундамент. Жители относились к ним хорошо. В городе проживали немцы, китайцы. В 1956 уехали первые, сначала жили в Казахстане, в 1971 вернулась в Калмыкию. 7 детей, 13 внуков, 16 правнуков. Смысл жизни видит в своём продолжении, в детях, внуках, правнуках.
Клавдия Сергеевна. Фото: Елена ХованскаяАндреева Клавдия Сергеевна (1932)
Из семьи в Сибирь были высланы впятером. Все женщины. Мужчины воевали. В Сибири загнали в барак. «Мы совсем не знали русского языка. И не понимали ничего. Не могли с местными жителями общаться, да и они сначала нас опасались. Им ведь сказали, что людоедов везут. Попали в Алтайский край. Зима. Лютые холода. Таких холодов у нас в жизни ещё не бывало». В 11 лет пошла помогать матери работать. Нужно было кормить семью. Мать была свинаркой. В школе так и не пришлось учиться, ни на родине, ни в Сибири. Было не до того. Надо было просто выживать. После возвращения на родину начала работать дояркой. Работала всегда. Много. В передовиках. Всегда выполняла план и перевыполняла. 20 лет отработала дояркой. «А про учебу... жизнь меня научила многому. Работай и всё будет хорошо» — главная мудрость этой простой женщины. У Клавдии Сергеевны двое детей, один внук. «Внучок вот учится в Университете — значит я не зря жила».
