Три года назад в эти дни мы жили другой жизнью: привычно суетились в поисках подарков, гадали, выпадет ли снег на Новый год, и загадывали личные желания под бой курантов. Тот год я хорошо помню: 1 января 2020 года я оборвала личные отношения, не зная, какие масштабные трагедии ждут впереди меня и всех нас.
Наступила весна, я радовалась подаркам на 8 Марта, не зная, что такое «коронавирус». Пандемия обрушилась внезапно и стала страшным масштабным горем: страх, болезнь, смерть – люди всё это пережили. Коронавирус никуда не делся, он стал привычным спутником человечества, но время чуть притупило страх. Однако же период самоизоляции и «социальной дистанции» отучил нас друг от друга – люди замкнулись.
А в феврале этого года началась спецоперация. Назвать её настоящим именем нельзя, но я скажу так – горе. Никакие слова внешнего наблюдателя не опишут то, что пережил тот, кто был там, внутри. И я не претендую на это, я лишь хочу поговорить о россиянах, живущих здесь. Это очень разные люди – с разными политическими и религиозными взглядами и общечеловеческими ценностями. Тем не менее наверняка не найдётся ни одной семьи, которая бы могла сказать, что последние четыре года, особенно год уходящий, были безоблачно счастливыми.
Говорить о россиянах не очень-то принято, вот я и хочу это исправить. Люди, не оправившись от пандемии, попали в новую беду, осмысляя это по-разному. Кто-то стал искать врагов и винить «тёмные силы», кто-то уехал, а кто-то остался и пытается помочь тем, кому приходится тяжелее: беженцам, бездомным, да просто друзьям, которых душат депрессия, стыд, страх.
Когда февральские события только начались, многие задались вопросами: «Кто я?» и «С кем я?». Первый вопрос подразумевал, например, ответ: «русский». Многие в соцсетях признавались, что стыдятся своей «русскости», кто-то подчеркнул, что мыслит иначе: переживать горе не значит отказываться от важной части своей идентичности, будь ты русский или россиянин – тут каждый сам слова подбирает.
«Патриотизм» и «ура-патриотизм» смешались, появилось понятие «хороший русский» – человек, поступки которого одобряемы значимым большинством. В адрес оставшихся соотечественников посыпались советы и упрёки с точки зрения некоторых «знающих людей», а отъезд из страны стал «показателем нравственного ориентира» и «качества» человека. Читать всё это тяжело, как и пытаться доказывать, что ты «не такая». Из искры возгорелось пламя – фонтан ненависти словом не заткнёшь.
И мы остались. Мы – разные. Под коллективным «мы» я подразумеваю людей, которым больно и тяжело сознавать чужую боль, готовых помогать другим и вынужденных бороться с по-настоящему свирепым врагом – ненавистью других людей. Я не знаю, много ли у меня единомышленников, тут не в количестве дело – в качестве.
Ненависть выжигает любовь к себе, к другим, к миру, к радости. Право на радость давно под сомнением и тоже социально порицаемо. Моя подруга, например, отказалась отмечать свой день рождения – и сил нет, и желания, и вообще. А перед Новым годом – праздником, который долгое время был если не поводом для общего веселья, то возможностью передышки, – радость жизненно необходима. Недавно ВКонтакте какая-то петербурженка написала: «Веселье сейчас – признак дурачины». После этого укора стыдно вроде как шариками на фото трясти и свою ёлку демонстрировать, а то найдётся совестливый человек и призовёт к ответу: «Да как не стыдно в такое-то время хороводы водить!». Эти злобные слова как оплеуха: хотя сложно поверить, что человек пребывает в состоянии спазма почти год: не улыбается детям, не видится с друзьями, избегает людей, постится и скорбит. Фейсбук (запрещённая в России социальная сеть), давно зарекомендовавший себя совестью народной, рассуждает о «выжженном поле» и о том, «жалко ли Россию». Один автор рисует апокалиптические картины, чтобы страна «получила прямо в лоб», и собрал букет лайков. Автор искренне считает, что он вправе выносить приговор стране. Дело не в том, что он не живёт в России, а в том, что условная «Рашка», как презрительно о ней говорят, – это не только государство, но ещё и люди. Живые, разные, добрые и не очень. Люди. А право на жалость, как и любовь, имеет каждый. Однако же соцсеть не унимается и рассуждает, кого следует жалеть, если человек «расчеловечен»: может, он уже и недостоин, а? Или, как пишет какая-то женщина, «сейчас не время милосердия, а жалеть можно будет потом».
А что же люди в России? А по-разному. Кто-то не поймёт моих вздохов или посмеется, а кто-то – наоборот.
Впереди – праздники, повышение цен, ковид, грипп и продолжение спецоперации. Я живу в Петербурге и знаю очень многих людей, которые стали волонтёрами, среди них много, мягко скажем, скромного достатка людей. Они покупают беженцам вещи, отвозят их в ПВР, помогают оформить документы и получить медпомощь. И если, следуя логике виртуальных судей России, эти люди должны «получить в лоб», это как? Потому что «не жалко».
С жалостью и правда большие проблемы. Но где ж её взять, когда все кругом «не в ресурсе», пьют антидепрессанты и с трудом сводят концы с концами? Голодным и усталым сложнее жалеть. Потому так чудовищно звучат приговоры о невозможности жалости от лица тех, кто уже мысленно смешал ненавистную ему страну в ком грязи, отменив местное население как биологический вид. А само население стало жаться друг к дружке теснее, понимая, что другого способа согреться просто нет. За последнее время человеческая жизнь обесценилась, причём это поощряют даже те, кто считает себя гуманистом. А жизнь, даже сейчас, ею и остаётся – с правом на радость, любовь, уважение, да просто существование.
Совсем скоро наступит Новый год. Его прихода опасаются: будущее тревожно. Никто не знает, каким оно будет, а я радуюсь этому неведению. Я желаю всем нам мира и света, а ещё любви.
И радости.
Да, радости, несмотря ни на что.