В только что завершившемся году Европейский университет закончил трёхлетний проект «Культура счастья». Восемь исследователей посетители восемь российских городов: Пермь, Заозерье, Коломну, Выборг, Мезень, Астрахань, Тутаев, Тобольск, – чтобы проанализировать роль культурных институтов в личном благополучии жителей России. Подробнее о проекте рассказал один из его участников – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН (Москва) Павел Куприянов.
– Павел, в проекте участвовало 8 городов и населённых пунктов. Почему были выбраны именно они?
– Мы отбирали населённые пункты по принципу разнообразия по разным параметрам. Это города разной численности. Скажем, с одной стороны, Пермь – миллионник, а с другой – Заозерье, где проживает около трехсот человек. Нам было важно, чтобы это были места, которые находятся на разном удалении от культурных центров. Поэтому мы включили и Коломну, соседствующую с Москвой, и Мезень, до которой очень сложно добираться. Нам хотелось, чтобы это была не только Европейская часть России, поэтому мы взяли Тобольск. Потом нам хотелось, чтобы это были города с разным набором культурного предложения.
Павел Куприянов. Фото: iea.ras.ru– Планируя поездку, вы рассчитывали посетить какие-либо культурные мероприятия?
– Мы не всегда старались специально попасть на какие-либо культурные мероприятия. В Пермь мы приезжали несколько раз. В первый раз в феврале: тогда сформировался интерес к музыкальному Дягилевскому фестивалю, поэтому во второй раз рабочая группа поехала специально на фестиваль. Примерно так же случилось в Тутаеве. Мы поехали с прицелом попасть на День города. А в следующий раз приехали на «Романовские каникулы» (это такой местный арт-фестиваль, название которого отсылает к старому названию Тутаева – Романов-Борисоглебск).
– Сколько времени рабочая группа проводила в каждом городе?
– Мы разбивались на группы, в разные города ездили в разном составе. Работали в общей сложности около месяца в каждом населённом пункте, за исключением, пожалуй, Мезени, куда был один сравнительно недолгий выезд.
– Что было целью исследования?
– Мы исходили из простого и как будто очевидного представления, что культура делает людей счастливее, доставляет удовольствие. И наша основная задача состояла в том, чтобы, во-первых, установить, так ли это на самом деле, а во-вторых, разобраться в этом подробнее и понять, «что даёт» человеку культура (главным образом в её институциональном измерении – музеи, театры, библиотеки, фестивали etc.), как именно она связана с ощущением благополучия и в каких категориях люди об этом говорят и думают. А для этого нам надо было уяснить, как «устроена» культурная сфера, какова её структура и механизмы, как «делается» культура, где проходят её границы, что и почему относят к культуре, а что – нет. В поиске ответов на эти вопросы мы обнаружили довольно сложную картину, которую попытались представить на сайте нашего проекта. Там мы рассказываем не только об устройстве и функционировании культурной сферы, но и о разных типах «культурных удовольствий», о разных культурных ролях и формах участия людей в культуре, о разных стилях культурной жизни – словом, о всех тех каналах между этими двумя сферами, которые нам удалось зафиксировать.
– Проект посвящён культуре и счастью, что поражает своей масштабностью. На ваш взгляд, региональные особенности влияют на понимание счастья?
– Во-первых, замах здесь не только на счастье, но и на культуру. Понятие «культура» не менее общее и не менее сложное. И для антропологов такая формулировка темы звучит как провокация: абстрактные категории, которые вроде бы не используются людьми в повседневной жизни или используются в каких-то специфических контекстах. Это и вызов, и автопровокация для нас самих. Абстрактные категории не совсем то, с чем мы привыкли работать. Во-вторых, у нас не было задачи сравнить между собой города. Мы пытались понять общие закономерности, связанные с тем, как воспринимаются «культура» и «счастье» в разных контекстах. На основе нашего исследования нельзя говорить о каком-то регионе. Я бы сказал, что можно говорить о разных счастьях, удовольствиях, но эта разница не накладывается на географическое расположение.
«Дягилевский фестиваль». Фото: vk.com/diaghilevfest– Понимание счастья, как и понимание культуры, у всех людей разное. Насколько вашим собеседникам важно включение в культурную жизнь? И эта включённость – что-то обязательное для полноценной счастливой жизни или второстепенное?
– Далеко не для всех людей, включая наших собеседников, культура – непременное обязательное условие для счастья. В то же время мы больше говорили с людьми, вовлечёнными в культурную жизнь. Важно было понять, каким образом эта культура приносит / не приносит счастье тем, кто живёт культурной жизнью, производит или потребляет её, как культура приносит разного рода удовольствия. Это прежде всего работники культурных учреждений, посетители культурных мероприятий, редкие или частые, люди, косвенно связанные с культурными мероприятиями, событиями, местами. Довольно сложно найти человека, который совсем, тем более осознанно, не участвует в культурной жизни. Мне запомнился молодой таксист из Перми, который делился своими впечатлениями о театре. Он выбирает театр как место для свиданий, считая, что это более разумно, чем приглашение в кафе. Таким образом ты производишь впечатление: театр – это престижно и повышает культурный капитал в глазах девушки. И это тоже важный аспект удовольствия, который принято получать от культуры.
– Вы были в провинциальных городах разной степени удалённости от столиц. Как часто вы сталкивались с огорчением местных, недовольных культурной жизнью и завидующих жителям Москвы или Петербурга? Или, может быть, напрасно думать, что жители провинциальных городов недовольны своим культурным досугом?
– Очень сложно говорить обобщённо. Хочется ответить – по-разному. Жизнь в Заозерье или Мезени сильно отличается от жизни в Перми или Коломне, но не всё зависит от объёма культурного предложения. И в Перми (где довольно много всего) музыканты могут сетовать на то, что нет подходящих площадок, и одновременно пермская аудитория может жаловаться на то, что нет хорошего предложения в городе, что это «болото». И в то же время на окраине Перми – посёлок Фролы, куда местная жительница переехала из Перми, и у неё фейерверк культурной жизни в местном районном доме культуры.
Я бы не выделил вообще ни один проект, и ничего абсолютно – тут болото, болотище и ничего не происходит. (Пермь, художник)
Я как приехала сюда [из Перми], тут такие праздники, концерты! Даже не то что вот Новый год, осенний бал или 8 Марта – допустим, был праздник, посвящённый автомобилистам «Весело рули». И здорово просто было! Так нравилось! Понравилось очень. И постоянно. До этого коронавируса у нас кипела жизнь во Фролах. (Пермь, медицинский работник)
Или вот жители Коломны сокрушаются, что здесь некуда пойти, нужно ехать в столицы, в то время как поток туристов из столицы в Коломну не иссякает. Разные взгляды, разные потребности – сложная картина, в которой нет разделения на места, где «много культуры» и где «мало». Оказывается, что в местах, где культуры много, люди бывают недовольны её количеством и качеством. С одной стороны, это связано с тем, что часто речь идёт не о количестве каких-то событий, а о специфической культурной среде, об ощущении пространства как насыщенного культурой – не хватает именно его. И отчасти это связано с недостатком спектра культурных предложений. С другой стороны, довольство или недовольство предложением, ощущение дефицита или, наоборот, насыщенности культурой связано со стилем культурной жизни, с тем, как именно ты включён в культуру и что ты под ней понимаешь: нечто, что отделено и противопоставлено повседневности и чего всегда мало или, наоборот, то, что пронизывает повседневность и доступно каждому, и каждый является её участником.
Виды города Мезень. Фото: Анатолий Жданов/Коммерсантъ– Вы сталкивались с подобными примерами?
– Да. Вот в Перми есть сообщество поклонников дирижёра Теодора Курентзиса и участников Лаборатории современного зрителя. А в Выборге – Выборгское бальное общество, любительская студия. Это люди примерно одного поколения, одного социального круга с общими советскими корнями, но совершенно по-разному участвующие в культуре. И для тех, и для других культура мыслится как благо, но в первом случае его источником являются уникальные произведения искусства, это благо ограничено и дистанцировано. А в другом – ценность этих артефактов определяется не их качеством, а самим их наличием, многообразием и доступностью. Здесь культура – это практически любой культурный артефакт: и выступление Мариинки, и отчётный концерт детского хора. В этой модели главное в культуре – это творчество, а не качество конечного продукта.
– А можно ли классифицировать культурный досуг, интересный вашим собеседникам?
– В разных местах доступны разные формы досуга. Понятно, что в Перми их больше, чем, скажем, в ярославском селе Заозерье. Можно съездить на экскурсию в какой-нибудь город, сходить в галерею, на выставку, в театр. В Заозерье культурный досуг гораздо более ограничен. Но в разговорах с жителями Заозерья редко можно было услышать сетования на отсутствие, скажем, оперы. Это не значит, что им не нужна опера и они там никогда не бывают. Они ездят в Москву слушать оперу. В Заозерье же, как и во многих других «маленьких» местах, культурный досуг подразумевает, как правило, не профессиональные, а любительские формы и связан не столько с потреблением «высокой» культуры, сколько с разными формами творчества – пением, рисованием, вязанием. Там, например, уже много лет действует кружок по вязанию для взрослых, совершенно стихийно и самостоятельно организовавшихся.
– Чего люди ждут от культуры?
– Значимая часть опрошенных ждёт от культуры удовольствий. И как правило, эти удовольствия связаны с эмоциями. Причём так говорят и те, кто культуру производит, и те, кто потребляет.
Где-то, когда сильно устанешь, думаешь: «Господи, когда это кончится? Это ж невыносимо уже!» <…> Но когда посмотришь, когда… идет отдача и так далее… Видишь улыбающиеся лица. <…> Понимаете? Вот это, наверное, ни с чем не сравнить. Понимаете? Ведь ради этого мы, наверное, и работаем. Для чего музей-то существует? Чтобы вызвать у человека эмоцию. Неважно, он заплачет у нас или он, как бы сказать… Я имею в виду в военном зале или ещё что-нибудь. Это другие слёзы. Его эмоция сработала. Вот для этого мы и живём. Если мы не умеем вызывать эмоцию – нам не надо здесь работать. (Тутаев, работник музея)
Люди часто в рассказах о своём посещении культурных мест упоминают эмоции – как положительные, так и негативные, то есть не обязательно расслабиться и посмеяться, можно и поплакать. Кроме того, есть удовольствие символического плана – от приобщения к ценности, и оно связано не столько с содержанием культурного продукта, сколько с удовлетворением потребности «побывать в культурном месте». А ещё важное культурное удовольствие – общение. Именно культура часто предоставляет возможность собраться поговорить о том, о чём не получится поговорить в другом месте или в другое время. Это общение на темы культуры в тёплом кругу своих.
Фестиваль русских колокольных звонов "Перед Спасом" в Тутаеве. Фото: Дмитрий Лебедев/Коммерсантъ– С какими представлениями о культуре связаны эти ожидания?
– Считается, что культура должна делать нас лучше. Это представление восходит к модели эпохи Просвещения. То есть культура не только радость, но и переживание, духовный труд. Другая идея состоит в том, что культура – это то, что приносит радость, то есть это праздник и развлечение, позитив. И обе эти идеи включают мысль о том, что культура должна иметь благотворный эффект. Конечно, те, кто говорит, что культура требует работы, снисходительно смотрят на тех, кто поёт и веселится в хороводе. И наоборот. Но это, конечно, не абсолютное разделение, выбор между тем и другим подходом нередко становится предметом рефлексии. Одна из наших собеседниц – театральный режиссёр – рассказала, как они поставили спектакль «Похороните меня за плинтусом», и она пригласила знакомую, а та ответила, что ей и в жизни сложностей хватает. Такие случаи заставляют задуматься о задачах и функциях культуры, причём обоих – и режиссёра, и зрителя.
– Насколько работа в сфере культуры считается престижной в провинции?
– Вопрос интересный. Есть расхожее представление, что, дескать, зачем идти работать в музей, там же мало платят. При этом в небольших населённых пунктах культурная сфера является одним из несущих каркасов и поэтому престижным местом, где платят пусть мало, но стабильно. В Мезени, например, непросто попасть на работу в музей. Здесь у одних людей есть чувство устроенности от того, что они работают в культурной сфере, а у других – раздражение из-за того, что культура – чуть ли не единственное, на что государство даёт деньги. Там, где с трудоустройством не очень хорошо, а учреждений культуры не так много, подобное трудоустройство важно и престижно.
– Часто ли ваши собеседники связывают культурную жизнь и счастье?
– Да. Но очень по-разному. Бывает, человек говорит: «Я был на концерте, это что-то невероятное!». Или (с таким же восторгом): «Я ходила на парад зомби, и это просто отвратительно! Они такие липкие… Это страшно, противно… Но это такие эмоции!». Это счастье? Аффект, сильные эмоции – это тоже своего рода удовольствие. Момент чистого счастья от культуры нам довелось наблюдать в Коломне, где в «Музейной фабрике пастилы», во дворе, проходят спектакли. Обычно это лёгкие водевильные пьесы, они идут на открытой сцене, актёры – сотрудники музея. Это, в общем, довольно непритязательное действо, но при этом очень искреннее, захватывающее и находящее отклик у зрителей. Мы слышали, как люди в перерыве делились восторженными впечатлениями, отмечая безусловное превосходство этого спектакля перед столичными постановками. А один мужчина, сидевший прямо перед нами, был невероятно воодушевлен, весь светился, очень горячо благодарил артистов и говорил, что он на этих спектаклях становится другим человеком – начинает любить людей и готов всем улыбаться. В чём секрет успеха такой полупрофессиональной постановки? Мы думаем, что в значительной степени дело здесь не столько в самом спектакле, сколько в сопровождающей его атмосфере – тёплого летнего вечера под яблонями и грушами в тенистом саду старой провинциальной усадьбы. Вообще атмосфера – важное понятие в разговоре об эффектах культуры и культурной жизни. Атмосфера события, места, города часто оказывается главным элементом культурного производства и потребления. Именно атмосфера привлекает посетителей астраханского фестиваля «Музыка на траве», именно атмосфера впечатляет посетителей музеев пастилы в Коломне и именно за атмосферой едут в Тутаев москвичи и петербуржцы – кто на пару дней, кто на лето, а кто и насовсем.
Музей «Коломенская пастила». Фото: kolomnapastila.ruНа первый взгляд кажется, это небольшой совсем городок такой, но я вижу, что туристы сюда едут больше даже не из-за архитектуры, не за историей, они едут за атмосферой этого города. Это небольшой такой потерянный городок, очень провинциальный. Он оставил свою самобытность именно с тех времён. Здесь очень много снимается кино. (Тутаев, экскурсовод)
Мне что понравилось, что вот ты приезжаешь, садишься в лодку – и уже всё: другая атмосфера вообще, всё состояние другое! Вот как только в этот город въезжаешь, то ли с этой, то ли с этой стороны, – как будто мир закрывается тот, в котором ты жил! А открывается другой. Вот всё другое… (Тутаев, художница)
Приезжайте к нам на Дягилевский [фестиваль]. Если у вас вдруг будет возможность. Потому что это и особое событие, и совершенно особая атмосфера в городе. Это... такая открытость миру всех участников и всего сообщества. И кажется, до этих десяти дней и после этих десяти дней мы те же, но что-то происходит такое в плане коммуникации и открытости именно в эти десять дней. Что-то особенное. (Пермь, директор частной клиники)
– А что такое «культурное место» и подразумевает ли визит туда особенный дресс-код? В столицах об этом часто спорят.
– Вот возьмём Заозерье. Одно дело – рядовое посещение Заозерского музея (для этого обычно как-то специально не одеваются). Другое дело – специальные мероприятия, на которые приглашаются люди из Углича, Ярославля или Москвы. Или День села – главный здешний праздник и главное культурное событие. К таким мероприятиям относятся как к более статусным, требующим «приличий» и дресс-кода. Нельзя сказать, что в провинции не бывает споров по поводу надлежащей одежды для культурных мест. Споры по поводу одежды имеют и другой аспект, связанный с представлением о том, насколько сфера культуры отделена, дистанцирована от повседневности. Особая одежда для «культурного» места или события – естественный выбор для тех, кто считает, что культура требует труда и приобщение к высокому искусству должно сопровождаться работой зрителя. То есть перед спектаклем надо готовиться.
– Этот строгий подход заслуживает уважения.
– Как и противоположный, предполагающий, что любой человек вне зависимости от его данных и опыта имеет право на участие в культуре – например, может выйти и спеть. Рамки и рампы быть не должно.
– К каким выводам вы пришли в ходе проекта?
– Трудно сказать в двух словах, но, пожалуй, самый главный вывод (который, впрочем, довольно универсален для антропологического исследования) состоит в том, что при ближайшем рассмотрении все те предварительные схемы, которые ты себе рисуешь, размышляя о культуре и счастье, не работают или работают как-то иначе. Всё сложнее, чем кажется изначально, за что ни возьмись. Люди видят в культуре разное и по-разному в неё включены. Отделяют и сакрализуют культуру – и сопротивляются этому. Стремятся в столицы – и бегут из столиц в провинцию. Словом, наше исследование показывает, что культура не застывшая сфера (как может показаться на первый взгляд), а пространство довольно динамичных и разнонаправленных процессов, предполагающее разные способы участия человека и не менее разные благотворные эффекты. Эту связь между культурой и счастьем трудно представить в виде линейной схемы, но если в начале работы мы только предполагали, что такая связь существует, то теперь мы знаем это точно и даже представляем, какая она бывает и как работает.
